Пламя страсти - Джонсон Сьюзен - Страница 36

• Предыдущая
• 36/90
• Следующая

«В любом случае, — подумала Венеция, принимаясь жарить картошку, — с соперницами надо быть великодушной». Понимание и сострадание — это истинно христианские добродетели, и если Молли Пернел ими пренебрегает, она ее простит. Ведь победа уже близка! С Джимми или без него, она научится готовить, а потом… И мысли Венеции унеслись далеко-далеко.

Хэзард вернулся в полдень, промокший до нитки, вежливо поздоровался с Венецией, словно она была ему теткой или сестрой, и сел за стол. «К счастью, — подумал он, глядя на свою тарелку, — сырое мясо мне есть не впервой». Точнее сказать, мясо было частично сырое, потому что верхняя корка просто сгорела.

— Эта печка слишком торопится, — смущенно объяснила Венеция, словно печь была живым существом с собственным характером.

— Ничего страшного. Если этой печке и недостает кулинарных способностей, зато огонь хорошо горит, — миролюбиво заметил Хэзард, принимаясь за недожаренное мясо. Он чувствовал, как высыхает его промокшая одежда; в хижине было тепло и очень уютно.

— Как ты думаешь, может быть, тебе стоит переодеться?

— Это ни к чему. Я вымокну снова через пять минут.

— Неужели тебе обязательно нужно работать, когда за окном льет как из ведра?

Хэзард пожал плечами. У него было слишком мало времени, и перерыв на плохую погоду не входил в его расписание. Но как это все объяснить светской леди с Восточного побережья?

— Если уже промок, потом это не имеет значения, — ответил он, не вдаваясь в причины, заставляющие его работать семь дней в неделю.

— А ты не мог бы… Я хочу сказать, раз ты все равно промок, может быть, принесешь воды для ванны, когда вернешься к ужину?

Это была простая просьба, совершенно невинная, как и выражение лица Венеции.

— Разумеется, я принесу воды, — с легкостью согласился Хэзард, не подозревая, что таится за этой простой просьбой.

В тот вечер Хэзард допоздна работал на шахте. Вернувшись в хижину, промокший насквозь, он натаскал воды, а потом молча помог Венеции приготовить ужин, подгоняемый острым чувством голода. Его желудок требовал нормальной еды хотя бы раз в сутки. После ужина он уютно устроился на своем мягком ложе возле двери.

Венеция отказалась от его предложения помочь ей с посудой, и после тяжелого дня Хэзард не стал настаивать. Молодая женщина мыла посуду и тихонько напевала, освещенная теплым золотым пламенем очага. И если бы Хэзард не отвык так от женского общества, он наверняка бы догадался, что Венеция чем-то очень довольна.

Посуда была вымыта, вытерта и убрана. Венеция подтащила ванну к очагу и начала осторожно наливать в нее кувшином кипяток из котла.

— Ты наверняка сегодня что-то взрывал, — заметила она, словно желая поддержать светский разговор. — Твоя одежда грязнее обычного.

Она повернулась к нему, поднимая тяжелое ведро с холодной водой, но Хэзард даже не пошевелился, чтобы помочь ей. Только когда она прошла достаточно близко от него и ее обнаженные стройные ноги оказались на расстоянии вытянутой руки, Хэзард глубоко вздохнул и ответил:

— Я открыл третью выработку.

Свет лампы обвел сияющим контуром прелестное лицо Венеции, раскрасневшееся от работы.

— Странно, что тебе никто не помогает. Скоро приедет Неутомимый Волк? Или еще слишком рано?

Венеция полуобернулась к нему, и огонь очага осветил ее полную грудь сквозь поношенную ткань рабочей рубашки Хэзарда.

— Я не знаю наверняка, — его голос вдруг стал грубым.

— Прошу прощения, я не собиралась вмешиваться, — извинилась Венеция, неправильно поняв причину его грубости. — Я знаю, что твое золото, шахта — это все не мое дело…

Ее голос звучал по-детски наивно, и Хэзард невольно вспомнил о том, что всего четыре дня назад Венеция была еще невинна. Он тут же почувствовал, что тело перестает повиноваться ему. Проклятье, нужно немедленно убираться отсюда! Не следует оставаться здесь, пока она будет купаться. И спать надо на улице. Но дождь, не прекращаясь ни на минуту, упрямо барабанил по крыше. «Черта с два, — решил Хэзард, — не стану я мокнуть всю ночь, как мок целый день».

— Не стоит извиняться. Неутомимый Волк приходит тогда, когда захочет. У него нет четкого расписания. Я никогда не знаю точно, когда он появится.

Хэзард отвечал автоматически: этот разговор совершенно не занимал его внимания. Он не сводил глаз с края рубашки, летающего вокруг обнаженных бедер, всего в нескольких дюймах от ее сладостного лона, которое он так хорошо помнил…

— Ах, вот как… Понятно.

Венеция тряхнула головой, чтобы отбросить назад непокорную прядь, упавшую на лоб, и это медленное, чувственное движение бронзовых шелковистых волос вдруг заставило Хэзарда насторожиться. Он немедленно вспомнил длинную череду женщин, с которыми он занимался любовью. Неужели эта юная женщина, только постигающая азы любовной науки, пытается его соблазнить? Что, если за свежей невинностью и наивностью Венеции Брэддок скрывается холодный расчет? Хэзард решил подождать, ничем не выдавая своего нетерпения.

Между тем Венеция неторопливо наполняла ванну и, казалось, совершенно не обращала внимания на пристальный взгляд глубоких черных глаз. Ее груди мягко колыхались под рубашкой, словно спелые дыни; белоснежная кожа бедер в свете огня стала золотистой, вызывая в памяти Хэзарда яркие чувственные воспоминания…

Венеция постоянно ощущала на себе его внимательный взгляд, но Хэзард не встал и не подошел к ней. Неужели ей так и не удастся преодолеть преграду, которую он намеренно возвел между ними? Вполне вероятно, что в хижине его удерживает только дождь. А может быть, все-таки желание и страсть? Чем дольше он оставался рядом с ней, чем Дольше на нее смотрел, тем увереннее чувствовала себя Венеция, несмотря на то, что в его черных глазах невозможно было ничего прочесть.

А Хэзард уже не сомневался. Все игра, никакой наивности! Он гадал только, как далеко собирается зайти Венеция.

— Прости, что не даю тебе заснуть, — сказала она, наливая в ванну последний кувшин холодной воды, но в ее голубых глазах не было никакого чувства вины.

— Ты не мешаешь мне спать, — с деланным равнодушием отозвался Хэзард.

— Значит, я могу не торопиться? — Венеция улыбнулась, и в изгибе ее губ явственно читалось приглашение.

— Обо мне не беспокойся, — последовал ледяной ответ.

— Как мило с твоей стороны, — пробормотала она, как будто отвечала на галантный комплимент на званом вечере в саду.

Венеция подставляла себя глазам Хэзарда с таким же тщанием, с каким художник устанавливает, свою модель, чтобы на нее лучше падал свет. Она отлично понимала, как выигрышно пламя очага освещает ее кожу, как неверный свет подчеркивает каждый изгиб фигуры. Венеция не забыла, как давно Хэзард без женщины, а в Виргиния-сити говорили, что он вовсе не склонен к безбрачию. Взяв со стола шпильку, Венеция подняла волосы кверху и заколола всю массу на макушке. Ее длинная белая шея обнажилась, от движения рук груди поднялись, и отвердевшие соски проступили под рубашкой. Изношенная ткань взвилась вверх, открывая целиком сильные стройные ноги.

Хэзард ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал, как его захлестывает желание, и все-таки был не в силах отвести от нее взгляд.

— Настоящая маленькая Иезавель, — сухо пробормотал он. — Очень мило, но слишком нарочито.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, — ответила Венеция, отвернувшись, и не заметила, как побелели от напряжения костяшки его пальцев.

— Черт побери, ты отлично понимаешь, о чем я говорю! — негромко прорычал Хэзард, сдерживаясь из последних сил.

Венеция подняла на него светлые глаза, невинные, как голубое небо июня.

— Просто днем у меня не было времени выкупаться, — мягко ответила она, медленно расстегивая рубашку. — Ты же сам настаиваешь, чтобы я занималась хозяйством. — Она простодушно улыбнулась, расстегнула последнюю пуговицу, сбросила рубашку и теперь стояла перед ним совершенно обнаженная, облитая огненным сиянием. Ее плоть излучала сладкий аромат желания, грудь трепетала, словно пальцы Хэзарда уже ласкали ее, а на губах играла загадочная, гордая и в то же время робкая улыбка.

• Предыдущая
• 36/90
• Следующая