Один дома - Томпсон Джон - Страница 22

— Я плохая мать, — грустно вздохнула Керри. В случившемся она обвиняла только себя, собственную забывчивость и нерасторопность. Она не должна была так поступать и тем более доверять кому-то пересчет детей.

Гаспар Ленский от всей души сочувствовал своей спутнице, поневоле оказавшейся в этом фургоне. И старался убедить ее в том, что она далеко не права в своих высказываниях.

— Это самобичевание, — говорил он ей. — Такие вещи бывают.

И он рассказал Керри о своей семье. У него было трое детей, но видел он их крайне редко. Бесконечные гастроли, постоянные скитания по стране разлучали с ними на долгое время. Часто он, покупал для дочери туфельки в подарок, но когда приезжал, они оказывались уже малы. А воспитанием старшего сына Бобби он вообще не занимался. До сих пор тот не мог привыкнуть к своему отцу, воспринимая его как чужого дядю.

— Представляете, он даже не слушается меня. Когда я говорю ему что-нибудь, он не обращает на мои слова внимания. Они для него пустое место. Жена говорит, что я сам во всем виноват. С самого рождения Бобби я постоянно бывал в разъездах. Все свое детство он провел с матерью. Так уж получилось. Теперь ему уже четырнадцать лет, а мы никак не найдем общего языка.

Гаспар Ленский тяжело вздохнул. Он никогда не рассуждал о семейных проблемах. Его приятелей такие темы не интересовали. У них на уме была одна лишь музыка, а все остальное, по их мнению, не стоило внимания.

Именно Керри Маккальстер со своим несчастьем заставила задуматься его о своей семье, о детях, об их взаимоотношениях, о его отцовском долге перед ними.

Гаспар пришел к выводу, что его дети не могут быть по-настоящему счастливы. Даже когда он дома, ему некогда заниматься с ними. После поездок он устает и хочет отдохнуть. Он не водит детей на каток, в парк на аттракционы, не кормит мороженым в кафе по воскресеньям, как делают все порядочные родители. Всем этим занимается его жена, но на ее шее еще и кухня, стирка, уборка. Поэтому она не успевает делать все регулярно. А в результате дети лишены многих жизненных прелестей, которые необходимы именно в детстве.

Но жить иначе он тоже не может. Чтобы быть со своей семьей, нужно бросить любимую работу. Но Гаспар Ленский обожает музыку безрассудно. Если бы пришлось выбирать между ней и детьми… О, это был бы тяжелый выбор. Хорошо, что никто ему не ставил таких условий. У его жены, на счастье, крепкие нервы. А детям все равно — они так привыкли.

Но как бы там ни было, маленькие Салли и Джек всегда радостно визжат, когда он открывает дверь после долгого отсутствия. Они бросаются на шею отцу, а потом усердно вытрясают содержимое сумок.

В детях есть своя неповторимая прелесть. Они наивны и чисты, добродушны и непринужденны.

Керри слушала его рассказ и бесконечно возвращалась к своему горю. Она не переставала думать о Кевине, о своей вине перед ним.

Она всегда была с ним рядом, но в душе они так далеки друг от друга. Честно говоря, тесной душевной связи у них не существовало. У нее вечно хватало всяких хлопот, и серьезно сыном она никогда не занималась. Да и другими детьми тоже.

Гаспару Ленскому было больно смотреть, как страдала его спутница. И он снова завел разговор, пытаясь оторвать ее от грустных мыслей.

— Если мой случай вас не утешит, — сказал он, — то я могу привести вам еще много примеров плохих родителей.

Гаспар кивнул на спящего бородача, прислонившегося к стенке и мирно сопевшего на табуретке.

— Вот Джо, например. Через некоторое время напрочь забывает имена своих детей. Зигги, — он указал на рыжеволосого толстяка, улыбающегося во сне, — толком не знает, есть ли у него дети. А Эдди… О нем я вообще собираюсь написать книгу.

— Ну хорошо. Но кто-нибудь из вас уезжал в отпуск, забыв дома своего ребенка?

Гаспар смутился.

— Нет, конечно же, нет. Такого у них не случалось. Но как-то я забыл своего ребенка в морге, — вспомнил он.

У Керри Маккальстер округлились глаза. Она бросила на Гаспара вопросительный взгляд.

— Да, все было именно так. Мы были на похоронах. Мы были очень расстроены…

— И вы оставили там ребенка? — Керри съежилась, плотнее закутываясь в пальто.

— Да, — Гаспар тяжело вздохнул. — Он просидел там весь день. Целый день с покойником. Мы, конечно, спохватились к вечеру. Но прошло пару дней, и он все забыл. Чувствовал себя абсолютно нормально. Дети очень хорошо переживают экстремальные ситуации.

По спине Керри пробежал нервный холодок. Таких нелепых историй она еще не слышала. Но даже это не заглаживало ее вины.

Гаспар увидел, что после его рассказа Керри совсем пала духом. Ему не надо было говорить о таких вещах. Женщины слабонервны и не выносят подобных историй. В тот день и с его женой при всей ее выдержке случилась истерика. Да, он не должен был говорить об этом.

— Не будем больше вспоминать плохое. Такие темы задевают за живое и заставляют страдать.

— Но это вы начали.

— Да, простите. Мне очень жаль, что я вас расстроил.

Они замолчали. Каждый думал о своем. Стояла глубокая ночь. Через пару часов они будут в Чикаго.

У Керри ужасно болела спина, ныли ноги. Три дня и три ночи она не ела, не спала и даже не раздевалась.

Уставшая от нервного напряжения, физических неудобств, она откинула голову, вытянула ноги, закрыла глаза, стараясь хоть на несколько минут забыться.

Но чем ближе подъезжали к дому, Керри нервничала все больше и больше. Она не знала, что ее ждет, что с Кевином и вообще как все будет.

* * *

Кевину снился замечательный сон. Будто он открывает глаза, а вокруг — кучи разноцветных блестящих свертков, перевязанных яркими шелковыми лентами. Он разворачивает их по очереди, а там великолепные игрушки, маленькие компьютеры, плееры, крючки для рыбной ловли, шоколадки, конфеты и даже фотоаппарат. В комнату входит мама. Она улыбается и говорит: «Это все тебе, Кевин. К Рождеству». Он бросается к ней, и они обнимаются крепко-крепко. Она рассказывает, что отсутствовала так долго, потому что ездила за покупками, выбирала ему подарки.

С радостной улыбкой на лице Кевин проснулся. Он протер глаза и увидел пустую комнату. Но какое-то предчувствие внутри подсказывало ему, что мама здесь, рядом. Он даже слышал ее шаги.

— Мама! Мама!

Он спрыгнул с кровати, в одной пижаме и босиком побежал вниз. Но, к сожалению, никаких следов матери так и не нашел. Разочаровавшийся и подавленный, он бродил по комнатам.

— Мама, мама, — шептал Кевин, а по щекам катились слезы.

Почему, ну почему никто не приехал? Неужели они так рассердились, что совсем забыли о его существовании?

Утирая слезы, громко шмыгая носом, Кевин поднимался в свою комнату. Он ощущал себя покинутым и одиноким. Ему хотелось к маме.

К дому подъехала какая-то машина, но погруженный в горькие раздумья Кевин ничего не замечал. Он лег на кровать и укутался в одеяло.

Не было желания ни умываться, ни завтракать. На дворе стояла чудесная погода: яркое солнце и легкий мороз. Но коньки и санки тоже не интересовали его. Все развлечения казались бессмысленными, когда он один.

Но вдруг он услышал, как кто-то зовет его. Сначала он подумал, что у него галлюцинации после долгого ожидания. Но голос звучал все отчетливее и громче.

— Кевин! Кевин!

Мама! Это была она. Накинув халат, Кевин вихрем вылетел из комнаты.

Выходя из автомашины, Керри не чувствовала собственных ног. За дорогу они онемели, словно превратились в деревянные протезы. Внутри все оборвалось от нервов, когда Керри заходила в дом. Увидев его целым и невредимым, она испытала некоторое облегчение, но главные ее мысли были о сыне. Она ходила по комнатам, звала его, но никто не откликался.

У Кевина захватывало от волнения дыхание, когда он кубарем спускался вниз. Ему уже не верилось, что он увидит свою маму.