Я угнал машину времени - Кривин Феликс Давидович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/59
• Следующая

А потом вдруг жена Капитана получила извещение, что муж ее, Капитан, находится в какой-то клинике, и она, если хочет, может его забрать. Клиника была такая, что жена не сразу решилась Капитана забрать, да и соседи не советовали. Одни потому, что не хотели лишиться сантехника, другие потому, что Капитан побывал в таких местах, что это может повредить всей коммунальной квартире. Да и клиника такая, что лучше уж ему в ней остаться. Почему он не может жить в клинике?

Но дядя Гриша сказал, что не пропадать же в этой клинике человеку, а он, дядя Гриша, на всех заработает.

Он и зарабатывал вначале, но потом началась война, дядя Гриша ушел на фронт и больше уже назад не вернулся. И осталась жена с Капитаном, как в молодости. Она за ним ухаживала, а он только улыбался — то ей, то тазику на стене, то всему безграничному окружающему пространству.

Потому что он уже давно жил не в окружающем, а во внутреннем своем пространстве и мог сам выбирать и миры, и события, проживать свою собственную, а не чужую, кем-то навязанную жизнь.

А конвой Вась вел девушку к горизонту. Там, за горизонтом, начиналась другая, неизвестная жизнь, но горизонт удалялся по мере приближения.

— Василиса! — говорил конвой Вась. — Мы дойдем, дойдем, именем товарища Васильченко мы дойдем до этого горизонта. — И тут же сам себе возражал: Васильченко? Почему Васильченко? В гробу я видел товарища Васильченко! Мы дойдем до него именем товарища Василюги!

Дальше выяснялось, что товарища Василюгу конвой Вась тоже видел в гробу, и товарища Вассермана, и товарища Басилашвили.

Тут же появились все эти гробы, и конвой Вась замер в почетном карауле. И Василий Васильевич в своем внешнем мире тоже замер в почетном карауле. Потому что вся жизнь для него была сплошной караул.

А три мальчика бежали по берегу моря. Через безводную пустыню, через непроходимую, немилосердную жизнь они все бежали и бежали к горизонту, который все удалялся и удалялся от них. Они бежали и на бегу превращались в стариков, очень быстро превращались в стариков…

Потому, что они очень быстро бежали.

В одном из российских городов, — может, в Курске, а может, в Волоколамске, но совершенно точно, что на улице Ленина, — жил человек, в котором жил дух Наполеона. Этот дух поселился в России давно, сразу после Святой Елены, где окончились земные дни императора. Чем-то ему еще при жизни приглянулась наша страна, — может быть, тем, что в ней самые безумные идеи осуществлялись, а разумные не могли пробиться в течение веков.

После смерти человек останавливается на той точке развития, какой ему удалось достигнуть при жизни. Кто на этом свете не поумнел, на том уже не поумнеет. На том свете многие думают: надо будет в очередном земном воплощении что-нибудь подчитать, подучить, пытаются даже завязать на память узелок, но в тех местах завязать его практически не на чем.

С этими воплощениями иногда случаются пренеприятные казусы. Дух одного из столпов антисемитизма после его смерти вселился в еврея. Зачем? Чтоб иметь под рукой постоянное поле деятельности? И всю жизнь этот еврей испытывал какое-то внутреннее неудобство (о внешних неудобствах еврея не будем говорить). Что-то в нем такое происходило, а что именно, он понять не мог. Его все время тянуло изменить в паспорте национальность, рассказать в неподходящей компании еврейский анекдот, напиться и нахулиганить так, чтобы все хулиганы и алкоголики считали его своим человеком.

И вдруг все заговорили об исторической родине. К тому времени у еврея в паспорте значилась уже совсем другая национальность, и пришлось потратить немало сил и средств, чтоб вернуть свою, историческую. Наконец-то все было хорошо, можно было пожинать плоды своей национальности, однако неисторическая родина не дремала. Она решила вообще убрать в паспорте графу «национальность», чтоб не было видно, кто еврей, а кто не еврей. То ли для того, чтоб никого не выпускать, то ли для того, чтобы все граждане выглядели как потенциальные евреи и могли уехать на свою историческую родину.

Тут даже дух великого антисемита не выдержал. Он стал шуметь, что, дескать, нечего нам ставить паспортные заслоны, что мы, евреи, должны жить на своей исторической родине. Зачем ему это было нужно? Может, он хотел иметь под рукой более широкое поле деятельности?

А вы посмотрите, в ком живет дух Льва Толстого. Мало того, что он сопротивляется злу насилием, и даже не злу, а добру сопротивляется насилием, но он же за всю свою жизнь ни разу не раскрыл книжки. А человек, в котором обосновался дух Антона Семеновича Макаренко, в буквальном смысле лишен родительских прав. Он из тюрьмы не вылазит, в то время как дух его, великий педагог, пытается его перевоспитать и даже открыл у него внутри маленькую колонию имени Дзержинского.

Но вернемся к духу Наполеона. Долго мыкался он по российским медвежьим углам, мечтая перебраться в Москву и зажить нормальной цивилизованной Жизнью. Но это были ему не прежние времена: тут хоть какое войско собирай, вокруг Москвы выставлен железный заслон прописки. Да и армию вести на Москву, для этого нужно быть Наполеоном. А он уже давно не Наполеон. У него другое имя, другая фамилия. Да и должность другая: заведующий прачечной. Только дух остался прежний. Наполеоновский дух.

Духу, конечно, спокойней в директоре прачечной. Сколько с этими победоносными войнами хлопот! Сам заведующий, правда, не стирает, но когда он собирает тех, кто стирает, и обращается к ним с привычным воззванием: «Сорок веков смотрят на вас с этих пирамид!» — простирая руку к горам грязного белья, — у кого тут не займется сердце: Наполеон, чистый Наполеон!

В не такие уж давние времена, руководя мясокомбинатом, он тоже обращался к своим людям по-наполеоновски: «Каждый солдат носит в своей сумке…» — но что именно носит, не проверял, за что его и любили подчиненные.

В прачечной коллектив тоже опытный, толковый: умеет отличить чистое белье от грязного. Но клиенты все равно недовольны, осаждают заведующего жалобами. Слушает их заведующий, и вдруг закроет глаза, и замрет без движения. Со стороны можно подумать, что он уснул, убаюканный критикой, а он не уснул, просто в данный момент кто-то вызвал дух Наполеона.

Живешь, как на экзамене: вопросы, вопросы. Сколько дали Ванькины, чтоб сына протащить в университет? С кем живет жена Сенькина и с кем живет сам Сенькин? И на такие вопросы должен отвечать Наполеон!

Обычно, уже ответив, он немного задерживается: а вдруг вызовут кого-нибудь из знакомых или просто великих людей. Так познакомился с Гомером (оказывается, это сплетни, будто его не было). Хотелось встретиться с Лениным, но его никто не вызывал, поскольку на все вопросы он еще при жизни ответил (неправильно).

Жена у Наполеона была Жозефина, а теперь стала Лизавета Васильевна. Ты ждешь, Лизавета, от друга привета. Это она в песне ждала, а в жизни у нее совсем другие ожидания. Тут к привету приходится из зарплаты добавлять. Жозефина бы взяла и еще благодарила, у нее культурное французское воспитание, а этой все мало. Из зарплаты — мало. Приходится искать другие источники.

Однажды пригласили его в один дом. Там гости собрались пить чай, но из посуды осталось одно блюдечко. Что делать с одним блюдечком? Гость Толик предлагает: давайте духов вызывать. А вокруг все материалисты, атеисты, марксисты. Каких духов, говорят, ты что, офонарел, все духи давно перемерли.

А дух Наполеона тем временем не дремал. Это он с женой дремал, но в данный момент находился совсем с другой женщиной. Замечательная женщина, не Лизавете чета. И даже, если напрямую сказать, не Жозефине. Он с ней на улице познакомился. Посмотрел — что за женщина! Не женщина, а воплощение наполеоновской стратегии боя: лучшие части выдвинуты вперед, но и тылы укреплены основательно. А фланги, какие фланги! Против таких флангов ни один противник не устоит.

Взыграл в заведующем наполеоновский дух, подошел он к женщине. «Может, вам, — говорит, — чего-нибудь постирать? Потому что я — заведующий прачечной».

• Предыдущая
• 37/59
• Следующая