Пока жива надежда - Грэхем Линн - Страница 24

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая

— Хотя опухоль оказалась доброкачественной, мне сказали: после операции есть вероятность остаться инвалидом. Такого я допустить не мог. Я решил, что для меня качество жизни более ценно, чем ее количество, и... отказался от лечения.

Кровь отхлынула от ее лица. Несколько секунд Джесс пыталась осознать услышанное. Как далеко все оказалось от того, чего она ожидала и... боялась! Оказывается, бояться надо было совсем другого.

Джесс была ошеломлена.

— Твои мигрени... твой обморок на прошлой неделе...

Он кивнул:

— Да. Мое состояние ухудшалось быстрее, чем я ожидал, и становилось непредсказуемым. Поэтому я и приехал в Лондон, чтобы еще раз пройти обследование.

— Значит, ты знал, что скоро... умрешь, когда делал мне предложение... — прошептала Джесс, как только перед ней сложилась вся картина. — Когда просил меня родить ребенка, ты уже знал, что тебя здесь скоро не будет? Как... как ты мог так обмануть меня?!

Цезарио побледнел:

— Только тогда, когда ты сказала, что беременна, я понял, насколько это было эгоистично с моей стороны...

— Эгоистично и безответственно! Я знала — наш брак не на век, но я думала, ты сможешь быть отцом моему ребенку. Ты сам разрешил мне в это поверить!

Судя по всему, она одна оставалась в неведении. Стефано и Элис знали о его болезни. Теперь стало ясно, что означали те тревожные взгляды, которые Стефано бросал на своего кузена. Теперь стало ясно, чего добивалась Элис в тот день, когда Джесс случайно подслушала их разговор в гостиной.

«Элис пыталась убедить Цезарио рассказать о его состоянии мне, его жене», — запоздало сообразила Джесс. Разумеется, Элис не знала: их брак был браком по расчету.

— Расскажи мне все! — потребовала Джесс.

— Я не лгал, когда сказал: мне нужен ребенок, чтобы унаследовать Колина-Верде, — вздохнул Цезарио. — Мой дед составил сложное завещание. Согласно этому документу, после меня имение должно будет перейти к Стефано или к его сыну, если у меня не будет наследника... Да, я использовал этот момент... Но на самом деле я хотел ребенка, чтобы оставить ему все, что у меня было, — без этого моя жизнь вдруг показалась мне пустой и никчемной. — Он сделал движение рукой, словно взывая к ее пониманию, потом отвернулся. — Мне казалось, я рассуждаю здраво... а на самом деле был близорук. Я думал — делаю что-то хорошее, что-то стоящее...

— Как это может быть чем-то стоящим?

Джесс тоже была не в силах рассуждать здраво. Она приехала в Лондон, чтобы узнать, в каком состоянии находятся ее отношения с мужчиной, которого любила. А он своими откровениями перевернул все с ног на голову. Ей оставалось только слушать, как он распутывал клубок обмана, чтобы оставить одну голую правду.

— Я подумал, ребенок — это стоящее вложение в будущее, которого у меня не было, — вздохнув, продолжал Цезарио. — Но я обманывал себя. На самом деле я думал только о том, чего хотел. А хотел я тебя...

Но Джесс не собиралась слушать эту часть его объяснения. У нее было ощущение, будто ее собственная жизнь рухнула, разбившись на тысячи мелких кусочков. Все оказалось совсем не так, как она себе представляла! Прекрасный медовый месяц в Италии обернулся просто отвлекающим средством! Цезарио с самого начала обманывал ее! Он не собирался быть здесь ни как муж, ни как отец ее ребенка. Он не собирался быть здесь вообще...

— Значит, все, что ты мне говорил, было ложью, — заключила она.

— О да! Твой бог — честность, — не удержался от сарказма Цезарио. — Я не пытаюсь приуменьшить свою вину. Я действительно был не прав.

— Теперь поздно извиняться. Я замужем за тобой, и я беременна.

Они молча смотрели друг на друга. Джесс вдруг показалось — она видит Цезарио впервые. Он был потрясающе красив, но абсолютно непостижим, с глубинами, в которые она не могла заглянуть...

— Мы можем расстаться прямо сейчас, если хочешь... это не проблема, — наконец сказал Цезарио. — Я готов.

Джесс вздрогнула, как если бы он прижал раскаленный прут к ее коже. Ей захотелось закричать на него. Да-да, закричать, как простой торговке рыбой! Его предложение лишний раз подчеркивало, чем был для него их брак — не больше чем деловым соглашением. И только гордость помогла Джесс сдержаться. Теперь он возвращал ей свободу, поскольку их союз был лишь временным отвлечением для мужчины, чья жизнь могла прерваться в любой момент.

Короче, он показал ей на дверь. Вежливо дал понять: хотя он и лгал ей, это, в сущности, было не важно. Он не стремился удержать ее...

— Ребенок... — с горечью выдохнула Джесс.

— Мне жаль, что я втянул тебя в это... Действительно, вышло не слишком удачно... За исключением денег... Но это все, что я могу тебе сейчас предложить.

Собрав остатки гордости, Джесс выдавила из себя саркастическую улыбку:

— Деньги? Мне не нужны деньги!

— На этой неделе я переписал Холстон-Холл на твое имя.

Джесс вздрогнула. Его сосредоточенность на финансовой стороне просто поражала. А ее чувство потери было настолько глубоко, что ей казалось, будто она тонет.

— Надо же, я стану обладательницей фамильного дома Данн-Монтгомери! Какая прелесть! — воскликнула она в попытке спрятать за смехом боль.

— Что в этом смешного?

Джесс выставила вперед ногу, принимая театральную позу.

— У меня как-то не было случая сообщить тебе, что на самом деле я — урожденная Данн-Монтгомери. Роберт Мартин женился на моей матери, когда мне было десять месяцев. Но я не его ребенок. Мой отец — член парламента Уильям Данн-Монтгомери... Хотя не думаю, что когда-нибудь он признает меня своей дочерью. Он был студентом, когда моя мать забеременела от него...

— Так вот почему Люк крутился возле тебя на свадьбе... Он знал — ты его сестра, — хмурясь, пробормотал Цезарио. — Боже мой! Так ты поэтому вышла за меня замуж? Чтобы получить Холстон-Холл?

Пораженная его словами, Джесс потеряла дар речи.

— Именно это и могло быть самой привлекательной частью в твоем положении, — сделал окончательный вывод Цезарио.

Джесс побледнела:

— В моем положении?..

— Разве ты не сказала — как это здорово, унаследовать фамильный дом Данн-Монтгомери, тогда как твой отец отказался даже признать тебя? Что ж... я не возражаю. Пусть Холстон-Холл послужит тебе компенсацией за мою ошибку.

Эти слова прозвучали как заключительный аккорд. Взгляд темных глаз холоден, рот крепко сжат. Впервые после прихода сюда Джесс знала, о чем Цезарио думает. Он сказал все, что хотел, и теперь ждал, когда она уйдет.

Несколько секунд Джесс просто смотрела на него. Итак, она отвергнута... Медленно, на ватных ногах, она двинулась к двери.

Цезарио снял телефонную трубку. Ей казалось, его голос доносится словно из тоннеля, в то время как она сама пребывает в каком-то нереальном мире...

— Тебя отвезут домой. И не надо спорить. Ты беременна. Я не хочу, чтобы ты толкалась в переполненном в час пик вагоне.

Сделав усилие, Джесс попыталась взять себя в руки. Но на один вопрос он все же ей ответит.

— Ты сказал, твое состояние ухудшается. И... сколько еще?.. — Ее голос сорвался.

— Они не могут точно сказать. Но не больше шести месяцев, — ответил он почти отстраненно. — У меня к тебе одна просьба...

— Какая? — едва выговорила Джесс. Цифра «6» жужжала и жужжала в ее голове, как назойливое насекомое.

— Ты не стала бы возражать, если бы Уид и Мэджик пожили пока у меня? Если, конечно, это возможно... — спросил Цезарио, почти не разжимая губ.

Джесс почувствовала, как у нее сдавило горло. Ей стало тяжело дышать. Она вспомнила, как долго и с каким терпением Цезарио осваивал язык жестов, понятный для глухого Мэджика.

— Никаких проблем, — сказала она, пытаясь заставить свой голос звучать естественно. — Абсолютно никаких...

Риго Кастелло проводил ее к машине на подземной стоянке. Она вспомнила, как он вел себя в тот день, когда Цезарио упал в обморок. Похоже, Риго тоже был в курсе. Казалось, все люди рядом с Цезарио знали о его болезни, и лишь она одна оставалась в неведении.

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая