Её прошлое - Дайтон Алисия - Страница 1

• 1/32
• Следующая

Величественные, они стоят в вечном безмолвии, окутанные низко плывущими жемчужно-серыми облаками. Они ловят самый ранний отблеск восхода, отражают последний луч заката. Солнце одевает прекрасных близнецов в золото, луна изливает на них потоки серебра. Это горы-близнецы, поднявшие свои вершины над прекраснейшим городом Канады. Англичане называют их «Львами Ванкувера».

Но индейцам неведомо английское название этих гор. Они жили здесь, когда большой город Ванкувер был лишь в помыслах Сагали Тайи — главного индейского божества. Только один великий индейский шаман знал, что когда-нибудь настанет день и большое селение бледнолицых раскинется между Фолс-Крикоми Инлетом. Он увидел это в вещем сне, и сон этот преследовал его много лет. Шаман стал древним стариком, но продолжал слышать те же голоса, которые впервые услышал в юности:

— Между двух узких полос соленой воды поселятся белые люди. Тысячи белых людей. Индейцы переймут их обычаи, станут жить, как они, станут во всем, как они. Не будет больше великих военных плясок, не будет битв с другими могучими племенами. Индейцы потеряют свои земли и леса, дичь и рыбу, свою древнюю веру и одежду. Молодежь забудет язык отцов, сказания и обычаи предков. Индейцы будут не в силах вернуть все это. Можно много дней взбираться по горным тропам, можно день и ночь плыть по морю, одна луна будет сменять другую, но никогда не найдет каноэ пути к прошлому, к вчерашнему дню индейского народа. Индейцы утратят всю свою храбрость, мужество и веру.

Старый шаман ненавидел эти голоса, ненавидел свой сон, но даже вся сила его колдовства не могла прогнать ненавистные видения.

Сагали Тайи дал ему силу увидеть будущее. Старый шаман заглянул через сотни лет и увидел огромные вигвамы, сотни, тысячи вигвамов, тесно прижатые друг к другу, и длинные прямые тропы, разделяющие их. Он увидел, как по тропам толпами движутся бледнолицые, услышал чужую речь…

— Я стар, о Сагали Тайи! — в горе и в страхе за свой народ вскричал шаман. Скоро я уйду в край моих отцов. Не дай моей силе погибнуть вместе со мной, сохрани навсегда мое мужество и бесстрашие для моего народа, чтобы он мог выстоять под властью белых!

Шаман сел в каноэ и поплыл по позолоченным закатными лучами солнца водам Норс-Арм. Наступила ночь, когда он приплыл к острову и почувствовал, что сила, мужество и бесстрашие покидают его.

Ослабевший шаман поплыл в родное селенье и там рассказал о чудесном острове, где его храбрость и великая сила всегда будут жить для индейского народа, и завещал искать его. А утром старый шаман уже не проснулся.

С тех пор индейские юноши и старцы ищут волшебный остров. Они верят, что, когда найдут его, к ним вернутся смелость и сила, которые были у индейцев до прихода в их края бледнолицых. Потому что храбрость и сила не умирают, они живут вечно…

Внимание Кена Уоррена привлек настойчивый сигнал клаксона, раздавшийся за окном. Выглянув во двор, он увидел шикарный спортивный автомобиль и понял, что на этот раз к нему пожаловал необычный клиент.

Кен недовольно нахмурился: завтра Пасха и не очень-то хочется в праздник работать. Он хорошо помнил, как встретил последнее Рождество; часов в восемь вечера ему позвонил один из окрестных фермеров и попросил принять роды у кобылы, уверяя, что сам не справится. Кен, разумеется, не смог отказать и вынужден был встретить Рождество на конюшне. Кобыла с его помощью ожеребилась благополучно, что лишний раз подтвердило репутацию Кена Уоррена как классного специалиста. Кен действительно был ветеринаром, что называется, от Бога, он был хорошо известен всему Ричвиллу, и люди подчас ждали от него невозможного.

Вот черт, невезуха, подумал— Кен, с тоской глядя на все еще сигналившую машину. Ему еще предстояло привести в порядок сеттера миссис Форман — Кен организовал при своей лечебнице что-то вроде гостиницы для животных, хозяева которых, отлучаясь из города, не могли взять питомцев с собой. Миссис Форман обещала заехать за Консортом около семи, но, перед тем как вернуть пса хозяйке, Кену предстояло подрезать ему когти.

Кен решил проигнорировать не убиравшего руку е клаксона водителя, но пронзительный гудок действовал ему на нервы, к тому же к громкому звуку клаксона присоединился многоголосый собачий лай, в котором солировал дворовый пес Рекс, и какофония становилась просто невыносимой.

Кен не выдержал и, еще раз чертыхнувшись, встал из-за стола. Открыв ведущую во двор дверь, он распрощался с мыслью, что попадет сегодня на вечеринку, которую устраивали Мэт и Полли, и, нацепив на лицо вежливую улыбку, направился к машине визитера.

Рекс радостно бросился к нему.

— Прекрати, прекрати, дурачок! — попытался остановить его Кен, но весело подпрыгивавший пес пару раз все же лизнул лицо хозяина.

— Избавь меня, Господи, от слюнявых собак и капризных клиентов, — проворчал Кен и приказал: — Рекс, на место!

Собака послушно отправилась к своей будке.

По мере того, как Кен приближался к автомобилю, гудок клаксона все сильнее действовал ему на нервы и в конце концов разозлил не на шутку. Ну и нахал, подумал он, сжимая кулаки, погоди, сейчас я тебе покажу!

Кен решительным шагом подошел к дорогой спортивной машине и рывком распахнул дверцу. Кен был готов проучить наглеца, но увидев, кто сидит за рулем автомобиля, остолбенел. От неожиданности он потерял дар речи: сказать, что Кен был изумлен, — значит, ничего не сказать. Он застыл на месте как громом пораженный.

За рулем сидела самая роскошная, самая соблазнительная, самая сексапильная женщина Ричвилла Эбигейл Ричардсон. Убрав руку с клаксона, красавица в упор взглянула на Кена, и он похолодел. Впрочем, не желая поддаваться ее чарам, Кен объяснил свой озноб тем, что на улице было довольно прохладно. От внезапно наступившей тишины у Кена зазвенело в ушах. Ярко-синие глаза Эбигейл завораживали Кена, по его спине забегали мурашки. Ему впору было сдаться: да и кто выдержал бы взгляд прекрасной и, судя по слухам, порочной Эбигейл? Кен, чувствуя, как яростно забурлила кровь в его жилах, отвел наконец глаза и молча уселся на место пассажира. Устроившийся на коленях молодой женщины симпатичный йоркширский терьер враждебно тявкнул.

Эбигейл, красавица, о которой страстно мечтали все мужчины Ричвилла, усмехнулась, заметив смущение Кена. И, хотя Кен больше не смотрел на нее, ее образ глубоко запечатлелся в его сердце. Он не мог не заметить некоторой небрежности в прическе Эбигейл, ее лицо показалось ему болезненно бледным. По всей видимости, предположил Кен, Эбигейл, которая привезла в лечебницу свою собачку, неприятно поражена неожиданной встрече со мной.

Он, конечно, не забыл безумную ночь, когда случай свел их и эта женщина оказалась с ним в одной постели. Воспоминания о ее горячем дыхании, о набухших от страсти сосках, о жадных трепетных губах частенько с тех пор не давали заснуть Кену, будоража его воображение. Но — что было, то сплыло, не вернешь…

Эбигейл тем временем проклинала все на свете, лихорадочно соображая, как приступить к трудному разговору с этим ублюдком, владельцем Богом забытой лечебницы для зверья на окраине города. Собственно, ради этого разговора она сюда и приехала. Эбигейл была готова отдать все на свете, только бы никогда больше не видеть мужчину, сидящего сейчас рядом с ней в салоне автомобиля. И вот пожалуйста, — она вынуждена разговаривать с ним! Эбигейл наконец отвела взгляд от ненавистного ей лица и стала нервно поглаживать длинную шелковистую шерстку собачки.

— О Боже… — процедила она сквозь зубы.

— Все в порядке, Эбби, это не горячечный бред и не галлюцинации. — Кен взял себя в руки и теперь нахально в упор рассматривал молодую женщину, упиваясь ее смущением. — Честное слово, вот так бы целый день сидел и смотрел на тебя.

— Черт возьми, меньше всего на свете я хотела бы видеть сегодня, накануне праздника, тебя! — честно призналась Эбигейл. — Прекрати строить мне глазки!

• 1/32
• Следующая