Звезды в моем сердце - Коротнян Екатерина Анатольевна - Страница 42

• Предыдущая
• 42/47
• Следующая

Хозяйка Грейнджа сидела в кровати, закрутив редеющие волосы на папильотки и накинув теплую шаль на ночную кофту всю в оборочках, небесно-голубого цвета, который только подчеркивал желтизну ее кожи. Гизела остановилась у кровати и ждала, словно служанка, явившаяся за расчетом.

– Надеюсь, ты ничего не прихватила из вещей, тебе не принадлежащих, – резко проговорила леди Харриет.

– Конечно, нет, – отозвалась Гизела.

– Никаких «конечно, нет» быть не может, – оборвала ее мачеха. – Я не доверяю тебе. Если бы не плохое самочувствие, то я пошла бы взглянуть на твой сундук и точно знала бы, что именно ты взяла.

– Если вам угодно, я принесу его сюда, и вы убедитесь сами, – предложила Гизела.

– Я не потерплю никакой дерзости с твоей стороны, – отрубила леди Харриет. – Подай мне шкатулку со стола.

Гизела принесла шкатулку, и леди Харриет открыла ее ключом, который носила на жемчужном браслете. В шкатулке, как видела Гизела, было полно золотых соверенов. Леди Харриет отсчитала десять монет, ощупав каждую своими костлявыми пальцами, словно никак не могла с ними расстаться.

– Вот десять фунтов, – произнесла она наконец. – И можешь благодарить небо, что я так щедра к тебе. Это больше, чем ты заслуживаешь. А теперь я скажу тебе спасибо, если увижу, как ты выметаешься отсюда. И не вздумай приползти просить еще денег, потому что ничего не получишь.

– Этого не будет никогда, – сказала Гизела. И слова ее прозвучали как клятва, нежели простое обещание.

Леди Харриет с шумом захлопнула шкатулку и заперла на ключ.

– Прощайте, – произнесла Гизела.

Леди Харриет откинулась на подушки и посмотрела на девушку. Свежесть и молодость она не могла перенести. Закрыв глаза, мачеха проскрипела:

– Убирайся! Скатертью дорога!

Гизела вышла из комнаты. Внизу ее ждала старая повозка, в которой ездили в Таусестер за покупками. Она рискнула попросить отвезти ее в город два часа тому назад, когда украдкой пробиралась в конюшню попрощаться с лошадьми.

– Я уезжаю, Том, – сказала она старому кучеру. – Ты не отвезешь меня на вокзал?

– Обязательно отвезу, мисс. Какой сегодня печальный день для всех нас, мисс, раз вы покидаете Грейндж.

Гизела промолчала, а кучер, посмотрев ей в лицо, добавил:

– Понимаю, мисс Гизела, я все понимаю.

В холле ее ждала Элси. Гизела наклонилась и поцеловала ее в щеку. Потом она пожала руку старому Хиллу, дворецкому, и села в повозку. Том взмахнул кнутом, и они затряслись по дороге. Гизела не обернулась: ей невыносимо было видеть Грейндж в последний раз.

Вскоре после полудня она прибыла на вокзал в Таусестер. Оказалось, она опоздала на утренний поезд в Лондон, а следующего нужно было ждать довольно долго, до четверти четвертого. Но Гизеле было все равно.

Никого не волновал ее приезд, ни с кем у нее не была назначена встреча. Совершенно неважно, когда она прибудет в Лондон.

Гизеле было странно и страшно ощущать себя никому не нужной, сознавать, что никто не знает и не волнуется о том, что с ней происходит. Ее не оставляло беспокойство, что великая столица поглотит ее, как только она туда приедет. В Лондоне она перестанет существовать, потеряет себя.

В зале ожидания горел огонь. Гизела сидела на жесткой скамье, думая о прошлом, позволяя мыслям блуждать где угодно, только не возвращаться к тем двум необычным дням, проведенным в замке Хок. Она так упорно старалась не вспоминать лорда Куэнби, что временами ей казалось, будто она бежит, бежит, бежит от чего-то, но спасения нет.

Девушка не замерзла, хотя тело ее немного затекло от долгого сидения. Наконец на вокзал, выпуская клубы дыма, прибыл поезд. Ей повезло, что в зале ожидания развели огонь, так как в вагоне третьего класса стоял жуткий холод. Она выбрала вагон с табличкой «Только для дам». Кроме нее, там ехали толстая женщина с ребенком, который плакал не переставая, и еще одна пассажирка, недружелюбно поглядывавшая на Гизелу и явно не склонная вступать в разговоры. На следующей остановке вошли еще две женщины. И хотя стекла в окнах запотели от их дыхания, теплее не стало.

В вагонах первого класса давали грелки для ног, а здесь Гизела чувствовала, как постепенно коченеет от холода. Она ничего не ела с тех пор, как заставила себя проглотить за завтраком стакан молока и кусок хлеба с маслом. Сейчас она не была голодна, но дрожала в своей тонкой жакетке, хотя, как она себя уверяла, больше от страха, чем от холода.

Они все ближе и ближе подъезжали к Лондону, но, когда в пять минут шестого поезд прибыл на Юстонский вокзал, она с ужасом поняла, что не может выйти из вагона, что лучше остаться там, где есть, чем столкнуться с огромным незнакомым городом.

Пассажиры, однако, поспешили покинуть вагоны, и Гизела была вынуждена к ним присоединиться. Шум и толкотня Юстона огорошили ее окончательно. Носильщики проталкивали сквозь толпу груженые тележки, пассажиры громко разговаривали, стараясь перекричать шум паровозов. Все двигались к багажному отделению, которое располагалось в начале поезда.

Гизела позволила увлечь себя в общий людской поток. Она подумала, хорошо бы взять носильщика, но они все, казалось, были заняты. Перед вагоном с багажом собралась небольшая толпа. Носильщики выгружали громоздкие сундуки и кожаные чемоданы, перетянутые ремнями. Гизела отошла в сторону, надеясь, что, возможно, увидит и свой сундук, если подождет.

– Осторожно, мисс!

Резкий окрик носильщика заставил ее вздрогнуть. Она повернулась, чтобы дать ему дорогу, и тут ее взгляд остановился на гордом, суровом лице высокого человека, шагающего по платформе навстречу. Глаза их встретились, и на секунду девушка окаменела. Она заметила, как безразличие на его лице переросло в удивление, которое сменилось неверием. Он подходил все ближе.

Молниеносно, в полной панике, побудившей действовать, Гизела повернулась и побежала. Она не разбирала, куда бежит. Ее поглотила только одна мысль – скрыться, спрятаться. Она успела сделать всего несколько шагов, когда на пути оказался носильщик с огромным сундуком. Гизела столкнулась с ним, так как ничего не видела, попыталась удержать равновесие, но схватилась рукой за воздух. В полном смятении и ужасе она упала, почувствовав острый удар по голове; ее окутала темнота… она потеряла сознание.

Гизела очень медленно, с трудом приходила в себя. Ее терзало ощущение непоправимой катастрофы, страх, желание убежать. Потом до нее донесся стук колес. Она почувствовала на ногах что-то мягкое и теплое, и еще что-то мягкое, но крепкое за плечами. Гизела открыла глаза. Оказалось, она едет в карете неизвестно куда. Рядом сидел и смотрел на нее лорд Куэнби.

На секунду его лицо поплыло у нее перед глазами, как в тумане. Но потом, сделав усилие, она окончательно пришла в себя и ясно его увидела.

– С вами все в порядке, – тихо произнес он, от его голоса она опять впала в панический ужас и растерялась.

– Я должна идти… я должна… – сбивчиво заговорила Гизела, но слова едва шли с языка, пока она изо всех сил старалась приподняться с мягкого сиденья кареты.

– Не шевелитесь, – велел он, и она машинально подчинилась.

Лорд Куэнби протянул руку и коснулся холодных пальцев Гизелы. Она затрепетала от его прикосновения, и в горле забился пойманной птицей страх.

– У вас был шок, – сказал он. – Закройте глаза и не шевелитесь. Я обо всем позабочусь.

– Но я… не могу… – начала бормотать Гизела.

– Делайте, что вам говорят.

В его голосе звучала такая непреклонность, что она тут же закрыла глаза и стала молиться, чтобы вернулось забвение. Если бы только она могла умереть! Если бы только она могла погрузиться в темноту и больше ничего не чувствовать! Что он теперь подумает? Что она может ему сказать? Как объяснить? Вопросы стучали у нее в голове, пока она покорно ехала с закрытыми глазами.

Она сидела не двигаясь, но каждый мускул в ее теле был напряжен, каждый нерв немилосердно натянут, словно для того, чтобы мучить сознанием всего происходящего. И почему только это все случилось? Почему из всех людей именно с лордом Куэнби она столкнулась на Юстонском вокзале? И почему, завидев его, она так по-глупому себя повела и упала, стараясь скрыться? Если бы только она смешалась с толпой, он подумал бы, что случайный взгляд, брошенный на незнакомку, – не более чем плод его воображения.

• Предыдущая
• 42/47
• Следующая