Психиатрическая власть - Фуко Мишель - Страница 21

с _Игтр„ _я„ IIwn3L,? ™™„„ оедности, иерархическим

гтИ.Т' ^ВНуТре ^ННе ^Му подчинению, труду и вместе с тем системе записи, учета и т. п., связанной с дисциплинарной прак-

83

тикой, орден цистерцианцев сумел осуществить ряд экономических нововведений.

Но надо сказать, что дисциплинарные системы играли в Средневековье критическо-новаторскую роль не только в экономическом, но и в политическом аспекте. Новые политические власти, которые пробивались сквозь феодализм, опираясь на диспозитивы господства, новые централизованные власти, какими были, с одной стороны, монархия, г с другой — папство, искали для себя новые на фоне механизмов господства орудия, и это были орудия дисциплинарного типа. Так, и орден доминиканцев с его совершенно новой в сравнении с другими монастырскими орденами дисциплиной,4 и бенедиктинский орден были в руках папы, а также и в руках французской монархии инструментом, с помощью которого можно было сломать некоторые элементы феодальной системы, отдельные диспозитивы господства, существовавшие, например, в Южной Франции, в Провансе и т. д.5 Точно так же позднее, в XVI веке, иезуиты оказались инструментом, с помощью которого были сломаны остатки феодального общества.6 Итак — экономическое обновление и политическое обновление.

Кроме того, дисциплинарные начинания, эти очаги дисциплины, возникавшие в средневековом обществе, обусловливали и социальные инновации; во всяком случае, они способствовали сложению отдельных форм общественного сопротивления иерархиям, системам дифференциации, свойственным диспо-зитивам господства. Уже в Средние века, особенно накануне Реформации, появляются, складываются своего рода общинные группы сравнительно эгалитарные и регулируемые уже не дис-позитивами господства но дисциплинарными механизмами: общая норма предписывается в них всем равным образом и статус-ные различия между их членами определяются исключительно внутренней иерархией диспозитива. Именно

в ТГОМ СМ ЫСТТ6*

следует рассматривать очень давний феномен нищенствующего

монашества выступивший своеобразной социальной оппозици

ей со стороны новой дисциплинарной схемы' Возникают и ре

лигиозные общества составляемые в основном мирянами как

наппимеп основанное в Гопшшпии _RXTV веГ Кпятгтяо пГ' например, utnu,aHHW в хшшаидии ь Л1 v веке иище-

жития 8 а чатрм някгшетт и псетр о^т*рттинриия грп*.гк"иу "яги телей или горожан, которые непосредс^вТнш предшествовали

84

Реформации и которые будут сохраняться в несколько другом обличье и в XVII веке, в частности в Англии, где им принадлежала, как вы знаете, заметная социально-политическая роль вплоть до XVIII века. По большому счету, и масонство было во французском и европейском обществе XVIII века своего рода дисциплинарным нововведением, призванным подтачивать изнутри, разлаживать, а в некоторой степени и взламывать структуры систем господства.

Все это в самом схематичном виде дает представление о том, что дисциплинарные диспозитивы существовали с очень давних пор как некие очаги в общей плазме отношений господства. На всем протяжении Средневековья, затем в XVI и уже в XVIII веке эти дисциплинарные системы оставались второстепенными, вне зависимости от их различного применения и тех общих следствий, которые они затем повлекли. Они оставались второстепенными, и тем не менее в их рамках наметилась целая серия инноваций, которые постепенно распространялись на все общество в целом. В XVII и XVIII веках путем планомерной экспансии, своеобразного общего заражения общества и формируется то что можно было бы назвать одним термином — впрочем очень приблизительным и схематичным, — я имею в виду «дисциплинарное общество», которое сменяет собою общество господства.

Как осуществлялось распространение дисциплинарных дис-позитивов? Каковы были его этапы? Какой, наконец, механизм им двигал? Мне кажется, что опять-таки очень схематично можно ответить, что общее заражение дисциплинарными дис-позитивами в XVI—XVIII веках шло несколькими основными путями.

Прежде всего этому заражению подверглось студенчество, которое до рубежа XV—XVI веков было автономным, повиновалось своим собственным законам передвижения и бродяжничества, переживало собственные внутренние волнения и поддерживало свои связи с волнениями народными. И будь то итальянская или французская системы, будь то сообщество студентов — преподавателей или самостоятельные, лишь соотносящиеся друг с другом сообщества тех и других, так или иначе студенчество было в рамках общей системы функционирования общества некой блуждающей, бродячей, всегда

85

нестабильной группой. Дисциплинаризация студенчества, эта своеобразная колонизация молодежи, и оказалась одной из первых точек приложения и распространения дисциплинарной системы.

Примечательно, что колонизация этой неустойчивой и взрывоопасной молодежи дисциплинарной системой началась в рамках Братства общежития — религиозного общества с очень отчетливыми целями и аскетическими идеалами, основателем которого был некто Гроот, тесно связанный с Рёйсбруком Великолепным, мыслившим в русле немецкой и рейнской мистики XIV века.9 Именно там, в этой практике самосовершенствования индивида, в попытках преобразить индивида, в поиске поступательной эволюции индивида на пути к спасению, в аскетической работе над собой ради спасения, мы находим матрицу, первый образец педагогической колонизации молодежи. На основе аскетизма, который исповедовало Братство общежития, в его коллективной форме и вычерчиваются великие схемы педагогики, то есть в общем и целом идея о том, что нельзя научиться чему-либо, не пройдя через ряд обязательных и необходимых стадий, что стадии эти следуют одна за другой во времени и тем же движением которое ведет их через время, обеспечивают пропорциональный своему числу прогресс. Смычка «время—прогресс» очень характерная для аскетического опыта оказывается столь же характерной и для педагогической практики.

Во-первых, в школах, основанных Братством общежития сначала в Девентере, затем в Льеже и Страсбурге, впервые появляется деление учеников по возрастам и уровням со все усложняющимися программами занятий. Во-вторых, в этой педагогике заявляет о себе нечто совершенно новое по сравнению с обычаями средневекового студенчества, а именно правило уединения. В замкнутом пространстве, в изолированной среде, почти оторванной от внешнего мира, — вот где должна осуществляться педагогическая практика, так же как и аскетический опыт. Аскетизм требовал особого места, и педагогической практике теперь тоже нужно особое место. Но вот что здесь ново вот что здесь особенно важно: все то смешение, все то взаимопроникновение университетской среды и окружающих, в часТНОСТИ Т£ ВЭ.ЖНСЙ-шИС УЗЫ чТО связывЭ.ЛИ нЭ. всем протяжении Средневековья сту-

86

денческую молодежь и простонародье, как раз и прекращаются этим принципом уединенной жизни — аскетическим принципом, перенесенным в педагогику.

В-третьих, один из принципов аскетического опыта гласит, что, хотя индивиду следует самосовершенствоваться, это самосовершенствование должно проходить под неусыпным руководством наставника, покровителя, того, кто возьмет на себя ответственность за действия ищущего свой собственный аскетический путь. Аскетическое восхождение подразумевает неотлучного наставника, который непрерывно следит за достижениями или, наоборот, неудачами и промахами начинающего. Таким же образом — и вот вам еще одно радикальное нововведение по сравнению со средневековой университетской педагогикой — преподаватель должен сопровождать индивида на всем его пути или по крайней мере вести ступень за ступенью до передачи в руки другого, вышестоящего наставника, который, и сам обладая большими знаниями, направит ученика дальше. Так аскетический наставник становится классным руководителем, к которому ученика прикрепляют либо на время учебного цикла, либо на один год, либо даже на весь школьный курс.