Прощай, одиночество! - Уильямс Хизер - Страница 4

— Сейчас лето, — сказала Эмбер в ответ на замечание Милейн, что ей, наверное, уже пора в кровать. — Я могу спать сколько хочу. Знаешь? Я буду кататься в красном «камаро».

— У папы новая машина?

— Нет. Он говорит, что еще не расплатился за свою. Это у Пита. Ты с ним познакомишься. Новый воспитатель. Пит хочет поступить в колледж. Ему нравится ходить на лыжах, смотреть фильмы о лошадях, и еще он умеет готовить какую хочешь пиццу. Он играет в футбол. Говорит, все мальчишки сбегаются смотреть на него.

Уловив в голосе Эмбер восхищение учителем, Милейн не стала ее разочаровывать и попросила побольше рассказать о «камаро». Из рассказа Эмбер получалось, что Пит недоволен машиной, но для Эмбер она была «что надо».

Милейн рассмеялась, услышав новое выражение из уст Эмбер, но смех ее был горьким из-за всего, что ей пришлось пережить в последнее время. Если бы только она могла прижать девочку к себе! Слава Богу, Бишоп всего в часе езды. Вот устроится и поедет. Будет целовать и тискать ее, делая вид, будто не замечает, как Эмбер выросла за месяц.

Если Крис позволит, она привезет Эмбер сюда на несколько дней. Они будут ловить рыбу, будут вдвоем.

— Здорово! — воскликнула малышка.

Милейн рассказала Эмбер о подъемниках, на которых можно добраться до самой верхушки горы.

— Здесь есть женщина, которая дает лошадей покататься. Один конь у нее словно специально для тебя.

— Как его зовут?

— Кролик. Карол говорит, она назвала его так, потому что он очень высоко прыгал, когда был маленьким.

Приятный разговор закончился, как только Милейн спросила о Крисе. Дочь не знала, куда он пошел. Папа звонил и сказал, что задержится, но это ничего, потому что пришла миссис Маккинси с малышом.

— Миссис Маккинси говорит, что у него режутся зубки и ему больно. Но я ведь так не плакала, когда была маленькой, правда?

— Ну конечно же нет. Но мы не будем вспоминать, что, когда тебе исполнилось два года, мне пришлось все убрать даже с потолка, чтобы хоть что-то сохранить в целости.

Эмбер хихикнула.

— Но ты же не сердишься, потому что любишь меня.

— Правильно, — подтвердила Милейн. — Ты вертишь мной, как хочешь.

Девочка опять хихикнула.

— Да уж. А я приготовила обед. Сделала сандвичи, как ты меня учила. А сейчас мы смотрим соревнования по кикбоксингу.

— По кикбоксингу? Родная, там все не так, не по-настоящему. Ты это понимаешь, правда?

Женщина вздохнула. Экономка у них была несколько безалаберна и плохо понимала, какие передачи стоит, а какие не стоит смотреть маленькой девочке, но она была слишком далеко, чтобы давать указания. Поэтому принялась терпеливо объяснять, пока не убедилась, что Эмбер относится к крови и крикам на экране, как к хорошо поставленной погоне в детективе. В конце концов, вспомнив, во что ей обойдется эта беседа, Милейн попрощалась и положила трубку, услышав предварительно искреннее:

— Я тебя люблю.

После разговора с Эмбер дом показался еще более пустым, чем раньше. Милейн вышла на крыльцо. Она получила работу поближе к Эмбер, и это многое упрощало, но в Сакраменто у нее по крайней мере были подруги. Она могла выговориться, и их утешения облегчали ей жизнь.

Тот, кто задумал построить здесь больницу, наверняка имел в виду серьезные травмы и оказание скорой помощи. Милейн же, пролежав почти всю ночь без сна, пришла к выводу, что в основном ей придется иметь дело с несварениями желудка и простудами. Она рассчитывала, что дирекция пойдет ей навстречу и купит несколько красочных плакатов и проигрыватель, выпишет кое-какие журналы, чтобы больные не очень скучали, ожидая очереди. Ей хотелось, чтобы они знали: их болячки она воспринимает серьезно, но не слишком.

Милейн разбирала лекарства и бинты, когда явилась первая пациентка. Карол Эдмондс объяснила, что показывала, как садиться на лошадь, пожилой женщине. Та потеряла равновесие, и Карол, ударившись о забор, занозила руку.

— Я никому не говорила. Храбрилась. А ранка загноилась.

— Правильно. — Милейн показала, куда ей сесть. — Боюсь, мне придется почистить.

— Чисти.

Милейн рассмеялась.

— Хочешь таблетку? Отшибает все чувства.

Карол робко кивнула.

— Не знаю, что на меня иногда находит. Все думают, будто я сильная.

Несмотря на вес, Карол двигалась легко, как танцовщица. Она одна вела свое дело и сносила все неприятности, которые только может доставить зима в захолустье. При этом в ней было столько женственности, что Милейн даже не замечала лишние тридцать фунтов ее веса.

— Мне надо было бы поехать в старую больницу, но уж очень хотелось посмотреть, как тут идут дела. Ты не сбежишь отсюда, правда? Ты не боишься? Я хочу сказать, работа здесь требует ответственного отношения.

— Мне хотелось ответственности. — Милейн наклонилась над рукой Карол. — Очень много лет мне приходилось повторять: «Да, доктор». Мне нравится, что здесь я сама себе хозяйка. А как пойдет дело… Посмотрим.

— Тебе есть на кого опереться.

— Если ты говоришь о здешних жителях, ты права. Мне все помогают.

— Я имела в виду Тэннера.

Милейн уже подцепила занозу и крепко зажала ее пинцетом, но при этих словах пальцы у нее дрогнули, и ей пришлось набрать полную грудь воздуха, чтобы вернуть самообладание.

— Тэннера?

— Вы с ним виделись накануне, помнишь?

— Откуда ты знаешь?

— Ред вчера зашел к нам, как обычно. Сидит, пока его не выгонишь. Спросил, не слишком ли он молод для тебя. А потом сказал, что это не имеет значения, потому что между тобой и Тэннером что-то есть.

— Он ошибается.

— Да ну? Пусть я старая замужняя женщина, но у меня тоже есть глаза. Тэннер Харрис — красивый мужчина.

— Да.

Милейн сама не понимала, как это вырвалось у нее.

— Понятно. — Карол рассмеялась и повернула руку, чтобы лучше видеть, как новая медсестра управляется с ее ранкой. — Я знала, что ты не…

— Карол, — остановила ее Милейн, — поверь: Тэннер не интересуется мной, и я им тоже не интересуюсь.

Выражение лица у Карол было таким, словно ей сообщили об отмене пикника.

— Неужели? А так интересно наблюдать за чужими романами.

Милейн едва удержалась от улыбки. День был теплым. Дверь оставалась открытой, поэтому в комнате легко дышалось чистым горным воздухом. До тех пор, пока она может мечтать о рыбной ловле на ясном солнышке вместе с Эмбер, ей ничего не страшно.

— Ты, пожалуйста, не расстраивайся, но мне пришлось тут немножко надрезать. Несколько дней не снимай повязку, а потом приходи. Если вдруг начнется воспаление, приходи сразу.

— Не начнется, — сказала Карол, желая поскорее покончить с неприятной операцией. — Послушай, если я тебя о чем-то спрошу, ты никому не расскажешь?

— Не расскажу, — подтвердила Милейн.

— Ладно. — Карол посмотрела в окно, потом опять на Милейн. — Если женщине понадобится акушерская помощь, ты сумеешь?

— Ты беременна?

Карол покраснела.

— Может быть. Я так думаю. Знаешь, со всеми этими дурацкими страховками в старой больнице, наверное, не очень захотят меня видеть. Да и я, признаться, предпочла бы женщину…

— Что-то тут не так, — перебила ее Милейн. — А можно мне задать тебе пару вопросов? Ты сказала, что, может быть, беременна?

Хотя Милейн еще не закончила перевязку, Карол встала с кушетки.

— Нет, не может быть, а наверняка. У меня всегда как часы, а тут три недели задержки.

Милейн взяла Карол за руку и усадила обратно.

— Что тебя тревожит?

— Меня?

— Да, тебя, — повторила Милейн. — Если ты беременна и хочешь, чтобы я тебе помогла, то рассказывай все начистоту. Как Берт? Что он думает насчет своего будущего отцовства?

— Не знаю. Мы, конечно же, говорили о детях, и Берт всегда был «за», но ему все-таки сорок два. А что, если у него не хватит сил помочь мне в воспитании ребенка?

— У Берта не хватит сил? Да парни вдвое моложе за ним не угонятся.