Саммерхилл - воспитание свободой - Гусинский Эрнст Натанович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/89
• Следующая

В большинстве школ-интернатов существуют определенные способы разделения мальчиков и девочек, особенно это касается спальных помещений. Любовные отношения не поощряются. Не поощряются они и в Саммерхилле, однако и не запрещаются.

В Саммерхилле и девочек, и мальчиков оставляют в покое. И отношения между полами оказываются очень здоровыми. Никто здесь не вырастает с иллюзиями или заблуждениями в отношении другого пола. И дело не в том, что Саммерхилл — это как бы одна большая семья, где одни только милые маленькие мальчики и девочки и все они — братья и сестры. Если бы это было так, я бы немедленно стал яростным противником совместного обучения.

При подлинно совместном обучении, а не таком, при котором мальчики и девочки только сидят вместе за партами в классе, но живут и спят в разных зданиях, практически исчезает нездоровое любопытство друг к другу. В Саммерхилле никто не подглядывает в замочную скважину. Здесь гораздо меньше беспокойства по поводу секса, чем в других школах.

Но время от времени у нас обязательно появляется какой-ни- будь взрослый, который спрашивает: «И что, разве они все не спят друг с другом?» А когда я отвечаю, что нет, не спят, он (она) восклицает: «Но почему? В их возрасте я бы чертовски хорошо проводил(а) время!»

Такого типа люди полагают, что, если мальчики и девочки обучаются вместе, они обязательно должны предаваться сексуальным вольностям. Надо сказать, люди подобного склада никогда не признают, что именно эта мысль лежит в основе их возражений против совместного обучения. Они предпочитают рассуждать о том, что мальчики и девочки не должны обучаться вместе, поскольку они различаются по способностям к учебе.

Школьное образование должно быть совместным, потому что жизнь совместна. Однако многие родители и педагоги боятся совместного обучения, потому что боятся беременностей. Я даже слышал про директоров совместных школ, которые не могут уснуть по ночам от страха, что подобное может случиться.

Дети обоих полов, растущие отдельно, часто оказываются не способны любить. Это может порадовать тех, кто боится секса, но для юношества в целом неспособность любить — огромная человеческая трагедия.

Когда я спросил нескольких подростков из одной знаменитой частной школы с совместным обучением, есть ли у них в школе любовные связи, ответ был: нет. Я выразил свое удивление и в ответ услышал: «Иногда у нас бывает, что мальчик дружит с девочкой, но любовных связей нет». Поскольку я уже заметил на территории школы нескольких красивых парней и хорошеньких девушек, то понял, что школа навязывает своим ученикам идеал антилюбви, а ее высоконравственная атмосфера исключает секс.

Однажды я спросил директора одной прогрессивной школы: «Случаются у вас в школе любовные связи?» — «Нет, — ответил он с важностью, — мы ведь не берем трудных детей».

Противники совместного обучения могут возразить, что оно делает мальчиков женоподобными, а девочек — мужеподобными. За всякими рассуждениями такого рода лежат якобы нравственные соображения, а на самом деле — завистливые страхи. Исполненный любви секс — величайшее наслаждение в мире, и именно поэтому его стараются подавлять. Все остальное — отговорки.

Причина, по которой я не боюсь, что старшие ученики Саммерхилла, живущие здесь с раннего детства, окажутся в любовной связи, проста — я знаю, что имею дело не с теми детьми, чей интерес к сексу подавлялся и, следовательно, приобрел неестественный характер.

Несколько лет назад к нам почти одновременно поступили два ученика: юноша 17 лет из частной мужской школы и девушка 16 лет из частной женской школы. Они влюбились друг в друга и всегда были вместе. Однажды, встретив их поздно ночью, я остановил их. «Я не знаю, чем вы занимаетесь вдвоем, — сказал я, — и в плане морали меня это нисколько не волнует, поскольку это вообще не имеет отношения к морали. Но экономически меня это беспокоит. Если у тебя, Кейт, появится ребенок, моя школа будет разорена. Видите ли, вы оба только что прибыли в Саммерхилл. Для вас это означает свободу делать что хочешь. И естественно, у вас нет никаких особых чувств по отношению к школе. Если бы вы жили здесь лет с 7, мне бы не пришло в голову обсуждать этот вопрос. Вы были бы тогда так сильно привязаны к школе, что обязательно подумали бы сами о последствиях своих действий для Саммерхилла». Это был единственно возможный способ попробовать решить проблему. И к счастью, нам с ними никогда больше не пришлось возвращаться к этой теме.

Раньше в Саммерхилле действовало правило, в соответствии с которым каждый ученик старше 12 лет и каждый сотрудник должны были еженедельно отрабатывать по 2 часа на огороде. За это полагалась символическая плата — 6 пенсов в час. Если ты не работал, тебя штрафовали на 1 шиллинг [12]. Некоторые, включая и нескольких учителей, с радостью отделывались штрафами. Из тех, кто работал, большинство поминутно смотрели на часы. В работе не было даже тени игры, а следовательно, она у всех вызывала скуку. Закон снова поставили на обсуждение, и дети отменили его почти единогласно.

Несколько лет назад Саммерхиллу понадобился изолятор для больных. Мы решили построить его сами — простое здание из кирпича и цемента. Никто из нас в жизни не положил ни одного кирпича, тем не менее мы взялись за это дело. Несколько учеников помогали вырыть яму под фундамент и разобрали на кирпичи кое-какие старые постройки. Но дети требовали платы. Мы отказались платить. В конце концов изолятор был построен силами сотрудников и посетителей. Работа оказалась слишком скучной для детей, а перспектива попасть на больничную койку была, на их юный взгляд, слишком сомнительной. У них не возникло никакого личного интереса. Но некоторое время спустя, когда им захотелось иметь навес для велосипедов, они построили его совершенно самостоятельно, без помощи взрослых.

Я пишу о детях — не о том, какими они, на наш взрослый взгляд, должны быть, а о том, каковы они в действительности. Их чувство общности — чувство социальной ответственности — не разовьется еще лет до 18 или даже позже. Их интересы сиюминутны, и будущее для них не существует.

Мне никогда еще не приходилось видеть ленивого ребенка. То, что называют ленью, обычно отсутствие либо интереса, либо здоровья. Здоровый ребенок не может пребывать в праздности, ему постоянно нужно чем-нибудь заниматься. Я знал когда-то одного очень здорового парня, которого считали ленивым. Математика его не интересовала, но школьная программа требовала, чтобы он учил математику. Конечно, он не хотел ею заниматься, учитель математики считал его лентяем.

Недавно я где-то прочел, что, если бы парочка, решившая провести вечер вне дома, не пропустила ни одного танца, это было бы все равно что прошагать по двадцать пять миль. Тем не менее парочка не особенно устала бы — ведь они получали удовольствие на протяжении всего вечера, при условии, конечно, что не наступали друг другу на ноги. То же и с ребенком. Мальчик, который в классе кажется ленивым, может часами играть в футбол.

У меня ушло немало времени, прежде чем я сумел принять как данность то, что семнадцатилетние совершенно не стремятся мне помогать, когда я сажаю картошку или пропалываю лук, они предпочитают часами возиться с двигателями, мыть машины или собирать радиоприемники.

Правда начала проясняться для меня в тот день, когда я вскапывал огород у моего брата в Шотландии. Я не получал удовольствия от работы, и вдруг до меня дошло, в чем тут дело, — я вскапывал огород, который для меня ничего не значил. Так же и мой огород ничего не значит для этих мальчишек, в то время как велосипеды или мотоциклы значат для них очень много. Подлинный альтруизм приходит много позже, но определенная доля эгоизма сохраняется и в нем.

У малышей отношение к труду совершенно иное, чем у подростков. В Саммерхилле младшие — от 3 до 8 лет — могут работать, как негры, размешивая цемент, подвозя на тележках песок или очищая старые кирпичи и вовсе не помышляя о вознаграждении. Они идентифицируют себя со взрослыми, и такая работа для них — как воплощение мечты.

• Предыдущая
• 15/89
• Следующая