Почему же не Эванс? - Кристи Агата - Страница 19

• Предыдущая
• 19/48
• Следующая

– Скверная история, – сказал он, когда она закончила свой рассказ, пожалуй, куда более подробный, чем требовалось. – Но вы как будто вполне оправились.

– Мы не находим, что она вполне оправилась. Мы ее пока не отпускаем, – сказала Сильвия.

Взгляд доктора устремился на Сильвию. Едва заметная улыбка появилась было у него на губах и тотчас исчезла.

– Я бы не отпускал ее как можно дольше, – серьезно сказал он.

Франки сидела между хозяином дома и доктором. Генри Бассингтон-Ффренчу было явно не по себе. Руки у него подергивались, он почти ничего не ел и не принимал участия в разговоре. Миссис Николсон, сидящей напротив него, приходилось с ним нелегко, и она с явным облегчением повернулась к Роджеру. Разговаривала она с ним как-то бессвязно: Франки заметила, что ее взгляд то и дело устремлялся на мужа.

Доктор Николсон говорил о сельской жизни.

– Вы знаете, что такое культура, леди Франсез?

– Вы имеете в виду начитанность и эрудицию? – озадаченно спросила Франки.

– Нет-нет. Я имел в виду бактерии. Они, как известно, развиваются в специально приготовленной сыворотке. Загородная жизнь, леди Франсез, отчасти с ней схожа. Тут много досуга, много пространства и определенная свобода в образе жизни – подходящие, так сказать, условия для развития.

– Вы хотите сказать, для развития дурных наклонностей? – снова озадаченно спросила Франки.

– Все зависит от того, какие бактерии культивируются.

«Нелепый разговор, – подумала Франки, – и совершенно необязательно трястись от страха.., только почему-то не получается».

И она сказала с вызовом:

– Ну, во мне-то уж точно развиваются всевозможные пороки.

Доктор Николсон взглянул на нее с прежней невозмутимостью и сказал:

– О нет, не думаю, леди Франсез. По-моему, вы никогда не будете способны переступить закон и существующие правила.

Он, кажется, слегка подчеркнул слово «закон»?

Миссис Николсон вдруг бросила:

– Мой муж очень гордится тем, что умеет распознавать характер человека.

Доктор Николсон легонько кивнул.

– Совершенно верно, Мойра. Меня интересуют мелочи. – Он снова повернулся к Франки:

– О вашем несчастном случае я, видите ли, уже наслышан. Меня весьма заинтриговала одна подробность.

– Да? – отозвалась Франки – у нее вдруг отчаянно заколотилось сердце.

– Проезжий доктор.., тот, кто принес вас сюда.

– Да?

– Он, должно быть, любопытная личность.., ведь прежде, чем прийти вам на помощь, он развернул свой автомобиль.

– Я вас не понимаю.

– Разумеется, не понимаете. Вы были без сознания. Но юный Риивз, посыльный, ехал на велосипеде из Стейверли, и его не обгоняла ни одна машина. Однако, когда он завернул за угол, он увидел разбитый автомобиль и автомобиль доктора, направленный в ту же сторону, куда ехал он сам, – в сторону Лондона. Вам понятно? Доктор ехал не со стороны Стейверли, значит, он приехал с другой стороны, спустился с холма. Но в таком случае его автомобиль должен бы быть развернут в сторону Стейверли. А он был развернут в сторону Лондона. Выходит, он где-то там развернулся.

– Может, он уже приехал из Стейверли – еще до катастрофы, – сказала Франки.

– В таком случае, когда вы спускались с холма, его автомобиль должен был бы быть там. Он был там?

Бледно-голубые глаза пристально смотрели на нее из-за толстых стекол.

– Не помню, – ответила Франки. – Думаю, что нет.

– Ты прямо как детектив, Джаспер, – сказала миссис Николсон. – И все из-за какого-то пустяка.

– Говорю же – меня интересуют мелочи, – сказал доктор Николсон.

Он повернулся к хозяйке дома, и Франки перевела дух.

Почему он так настойчиво ее расспрашивает? Откуда он узнал все эти подробности автомобильной катастрофы? «Меня интересуют мелочи», – сказал он. И только-то?

Франки вспомнился темно-синий «тальбот» с закрытым кузовом и еще одно – что Карстейрс был канадец. Похоже, доктор Николсон – зловещая фигура.

После обеда она его избегала и держалась поближе к мягкой и хрупкой миссис Николсон. Франки заметила, что та по-прежнему не отрывает глаз от мужа. Что же это, недоумевала Франки, любовь или страх?

Николсон все свое внимание направил на Сильвию, а где-то в половине одиннадцатого он обменялся взглядом с женой, и оба тотчас встали и откланялись.

– Ну, что скажете о нашем докторе Николсоне? – поинтересовался Роджер, когда они ушли. – Сильная личность, вы не находите?

– Скажу то же, что и Сильвия, – ответила Франки. – Как-то не очень он мне нравится. Она мне больше понравилась.

– Хорошенькая, но, пожалуй, дурочка, – сказал Роджер. – То ли боготворит его, то ли до смерти боится.., не разберешь.

– Вот я тоже хотела бы это понять, – согласилась Франки.

– Я его не люблю, – сказала Сильвия, – но, должна признать, в нем чувствуется огромная.., огромная сила. Ему, по-видимому, действительно удается излечивать людей, пристрастившихся к наркотикам. Тех, кого родные уже отчаялись спасти. И они идут к нему в последней надежде и выходят совершенно здоровыми.

– Да! – воскликнул вдруг Генри Бассингтон-Ффренч. – Но вы знаете, что там происходит? Знаете, какие они испытывают физические страдания и душевные муки? Человек привык к наркотику, а ему его не дают.., не дают.., и, не получая его, человек беснуется, бьется головой о стену. Вот что он творит, этот ваш доктор, «сильная личность», он мучит.., мучит людей.., заставляет их терпеть адские муки, сводит с ума…

Генри весь дрожал. Затем вдруг повернулся и вышел из комнаты.

У Сильвии Бассингтон-Ффренч было испуганное лицо.

– Что такое с Генри? – озадаченно спросила она. – Он как будто очень расстроен.

Франки и Роджер не смели друг на друга взглянуть.

– Он весь вечер неважно выглядел, – рискнула сказать Франки.

– Да. Я заметила. Последнее время у него очень неровное настроение. Жаль, что он бросил верховую езду. Ох, кстати, доктор Николсон пригласил на завтра Томми, но я не хочу, чтобы он там часто бывал.., среди всех этих нервнобольных и наркоманов.

– Не думаю, что доктор позволит Томми общаться с ними, – сказал Роджер. – Он, кажется, очень любит детей.

– Да, по-моему, он очень переживает, что у них их нет. И она, наверно, тоже. Она кажется такой печальной.., и такой хрупкой.

– Она похожа на скорбящую мадонну, – сказала Франки.

– Да, это очень точно сказано.

– Раз доктор Николсон так любит детей, он, наверно, был у вас на детском празднике? – как бы вскользь спросила Франки.

– К сожалению, он тогда как раз уехал на день-два. Ему, кажется, пришлось отправиться в Лондон на какую-то конференцию.

– Понятно.

Все пошли спать. Прежде чем лечь. Франки написала Бобби.

Бобби все это время томился. Вынужденное бездействие очень его раздражало. Ему противно было тихо отсиживаться в Лондоне.

Ему позвонил доктор Арбетнот и коротко, в двух-трех фразах, сообщил, что все прошло хорошо. Несколько дней спустя Бобби получил письмо от Франки, доставленное ее горничной, – оно было отправлено на адрес лондонского дома лорда Марчингтона.

С тех пор вестей от Франки не было.

– Тебе письмо! – крикнул ему Бэджер. Бобби взволнованно подошел к нему, но, оказалось, конверт надписан рукой его отца и отправлен из Марчболта.

Однако в тот же миг он заметил складную фигурку в черном – к нему шла горничная Франки. Через пять минут он уже распечатывал врученное ею письмо.

«Дорогой Бобби, думаю, тебе уже пора появиться. Я заранее предупредила домашних, чтобы по первой же твоей просьбе тебе дали „бентли“. Купи ливрею шофера – у наших шоферов она всегда темно-зеленая. Запиши ее на счет отца в „Хэрродсе“. Мелочами лучше не пренебрегать. Постарайся, чтобы усы были в лучшем виде. Они невероятно меняют любое лицо.

Приезжай и спроси меня. Привези мне какую-нибудь «записочку» от отца. Доложишь мне, что теперь автомобиль опять в полном порядке. Здешний гараж рассчитан всего на две машины, а так как в нем сейчас стоит хозяйский «даймлер» и двухместный автомобиль Роджера Бассингтон-Ффренча, места там, к счастью, нет, и ты остановишься в Стейверли.

• Предыдущая
• 19/48
• Следующая