«Сатурн» почти не виден - Ардаматский Василий Иванович - Страница 77

• Предыдущая
• 77/136
• Следующая

После ужина Галя вышла из землянки на воздух. Поднялся вслед за ней и Коля.

— Сиди, — приказал ему Марков.

Мальчик сел и, смотря в глаза Маркову, ждал.

— Мало того, что ты нарушил мой приказ, ты еще и плохо нарисовал Галю, — насмешливо сказал Марков.

— Это был мой самый лучший рисунок, — ответил Коля.

— Лучший? — спросил Марков. — Где же это ты увидел такую Галю? На твоем портрете она только что не плачет.

— Вы же не знаете, товарищ подполковник.

— Что я не знаю?

— Не знаете, товарищ подполковник, — чуть тише упрямо повторил Коля.

— Галю я не знаю? Ну, брат…

— Вы же не знаете, товарищ подполковник, какая она одна, когда думает о своем. А я видел.

— Вон как!

— Ее же в Москве обманул один тип. Подло обманул! — вырвалось у Коли, и он мгновенно понял, что сказал лишнее.

— Откуда ты это знаешь?

— Она мне сама рассказала, — не сразу ответил Коля и, густо покраснев, добавил: — По секрету.

— Хорошо же ты держишь секреты, — усмехнулся Марков.

— Я и тут поступил плохо, товарищ подполковник.

— Ну вот что. Об этом нашем разговоре не должен знать никто. И в первую очередь Галя. Это тебе мой приказ. Понятно? — строго проговорил Марков.

— Понятно.

— А тот приказ, о рисовании, был непонятен?

Коля опустил голову.

— Товарищ подполковник… — тихо сказал он. — Она же мне, как родная сестра. Я не смог сразу порвать.

— Ладно. Иди… Позови ко мне Будницкого…

— Есть позвать Будницкого! — Коля пулей вылетел из землянки.

Пришел Будницкий, и Марков долго обсуждал с ним план перехода в город. Когда все было обговорено, Марков вдруг спросил:

— Как быть с Колей? Берем его?

Будницкий долго молчал, потом сказал:

— С одной стороны, иметь такого паренька в городе — великое дело, особенно на связи. Выглядит совсем мальчиком, к нему не будет никаких подозрений. Ну а с другой стороны… Рисковать страшно, лучше бы переправить его в безопасное место.

— Ну и советчик же вы! — улыбнулся Марков. — С одной стороны — да, с другой стороны — нет.

— Люблю я его очень, — тихо сказал Будницкий и покраснел. — Смотрю на него, как на братишку своего меньшого, что в Чувашии остался…

— Ладно, решим, — сказал Марков. — Завтра я иду на встречу с товарищем Алексеем. Подготовьте группу сопровождения.

— Мне с вами идти?

— Хоть это, сами решите! — рассмеялся Марков.

На этот раз встреча Маркова с товарищем Алексеем должна была произойти на лесной базе партизанского соединения, недавно созданного из четырех партизанских отрядов. Временно подпольный обком находился там.

Эта встреча совсем не была похожа на ту, первую. Во всем чувствовалась спокойная уверенность людей, обретших силу, прекрасно знающих обстановку и научившихся не только применяться к ней, но и распоряжаться ею. Подпольный обком имел своих верных людей не только в городах, но и по всей округе. Они были и на всем пути следования Маркова к месту встречи.

Особенно взволновало Маркова знакомство с одной женщиной. Она поджидала его группу возле моста через мелкую, петлявшую по лугам речушку. Партизан, сопровождавший их до этого места, сказал:

— Здесь я вас передаю Анне Сергеевне. В этих местах она главный человек. Вот женщина! На колени перед ней можно встать без всякого для себя унижения. Муж у нее был председатель колхоза. Расстреляли у нее на глазах еще прошлым летом. Был у них ребенок лет пяти или шести, играл на улице. Так пьяный немецкий водитель танкетки раздавил его. И это она тоже видела. Теперь стала тут нашей опорой. Мало того, организовала женщин трех окрестных деревень. Великая сила получилась. Немец здесь спокойно не дышит…

Анна Сергеевна сидела на поваленном дереве возле мостика. Увидев приближающихся людей, она неторопливо встала и вышла навстречу. Здороваясь с Марковым, сказала:

— Анна… Если хотите — Анна Сергеевна.

Потом она шла рядом с Марковым, и он исподволь любовался ее красивым русским лицом, обрамленным пшеничными волосами. Выражение ее лица было сурово и сосредоточенно. «Ее профиль просится на медаль, — думал Марков. — Ведь будет когда-нибудь отлита такая медаль: «Беззаветной советской женщине — героине своего народа».

Разговаривая с ней, Марков волновался все больше, хотя она говорила очень просто и, казалось бы, об очень простых вещах.

— Много женщин помогает вам? — спросил Марков.

— Все, сколько их тут есть. Не мне они помогают, а Родине своей, — просто, без тени пафоса ответила Анна Сергеевна.

Помолчав, Марков спросил:

— Не боязно?!

Анна Сергеевна посмотрела на него, словно хотела узнать, серьезно ли он это спрашивает или так просто, для разговора.

— Когда я своим бабам борьбу еще только на словах объясняла, одна сказала мне: «Легко тебе, — говорит, — тебе-то уже терять нечего, а у меня муж и двое детей». Словно она меня в грудь ножом ударила. Всю ночь я пролежала — глаза в потолок. Думала, так это или не так? Ведь если так, надо мне умолкнуть и других баб не мутить. Но к утру голова была ясная, как небо на восходе. Человек-то, решила я, не скотина, на свет является не для того, чтобы только прожить свой срок. Он рождается для счастья, и счастья этого хотят все. Только другие хотят его без настоящего понятия. Вот и та баба. Она же счастья хочет, когда старается уберечь мужа и детей. Но какое же у нее, дуры, будет счастье, если враг нашу Родину поразит насмерть? Пойдут они всей семьей в батраки к немецкому помещику. А между прочим, как раз у ее матери в царское время помещик один глаз кнутом выхлестал. Так что за примером батрацкого счастья далеко ходить не надо. Вот так я ей все и разъяснила. А насчет того, боязно ли… — она, сурово улыбнувшись Маркову, спросила: — А будто бы вам не боязно? Кабы не было боязно, небось пошли бы, куда идете, без наших проводников.

Марков рассмеялся.

— Верно, Анна Сергеевна.

Группа поднималась по зеленому косогору, на вершине которого виднелась одинокая избушка без пристроек. Возле нее стоял и, закрыв от солнца глаза рукой, смотрел на идущих седобородый старик в длинной рубахе без пояса.

— Дозорный наш на посту, — глядя вперед, сказала Анна Сергеевна. — Наш дед Митрофан. Самый старый здесь. Зимой немцы узнали, что ему за сто лет, приехали снять его на кино и чтобы он на весь мир сказал спасибо Гитлеру. Народ согнали. А дед прикинулся глухонемым, мычит, и все. Они и так и сяк — ни в какую! А кругом народ стоит, все Митрофана знают и знают, что он большой мастак болтать языком. Так ни один человек не выдал деда! Даже полицай был при этом из местных, тоже знал, что дед не глухонемой, а промолчал. На том кино и кончилось. А дед с тех пор говорит только с командиром партизанского отряда да еще вот со мной недавно заговорил.

Возле деда Митрофана не останавливались, надо было торопиться. Только Анна Сергеевна задержалась около него на минуту, потом, нагнав группу, сказала Маркову:

— Дед что-то тревожится за деревню Комаровку, говорит, что там пыль была видна на дороге, так что мы на всякий случай пойдем левее.

На склоне дня Анна Сергеевна передала группу другому человеку.

— Это будет товарищ Огарков, — сказала она, — председатель действующего сельсовета.

Огарков оказался хмурым, неразговорчивым человеком лет сорока, а может быть, разговаривать ему мешала одышка. Шли довольно быстро: до темноты надо было выйти из лесу.

— Как же это вы сумели свой сельсовет сохранить? — спросил Марков.

Огарков ответил не сразу, прошел еще шагов пятьдесят. Потом, разрывая фразы одышкой, сказал:

— Перевыборов не было… Значит, должны работать… Вот и все…

В полночь Марков уже беседовал с товарищем Алексеем. Они сидели в просторной добротной землянке за большим столом, покрытым красной материей. Над ними висела яркая электрическая лампочка с домашним оранжевым матерчатым абажуром.

Все тут в лесу дышало уверенностью. И самый вид партизан, встретивших группу Маркова на лесной окраине. И беспрестанные оклики часовых, когда они шли по лесу. И задумчивый голос гармошки на базе, услышав который Марков в первую минуту не поверил своим ушам. И мерный стук движка, дающего свет. И мирно дымившаяся солдатская кухня, от которой веяло запахом подгорающей гречневой каши…

• Предыдущая
• 77/136
• Следующая