Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре - Малюгин Владимир Николаевич - Страница 9

Ниночка шла рядом и безуспешно пыталась отцепить репей, приставший к ее гимназическому фартуку.

Аркадий неожиданно остановился и спросил:

— Чьи это стихи, угадали?

— Ну ваши, конечно, — рассеянно ответила Ниночка. Проклятый репей никак не хотел отцепляться.

Узнав, что Аркадий тут совсем ни при чем и что прочитанные стихи — отрывок из «Мцыри», Ниночка была немного разочарована и все же решительно заявила:

— А вы бы, Аркадий, сочинили ничуть не хуже, чем какой-то Лермонтов.

— А вы любите Лермонтова? — спросил польщенный Аркадий. — Вот когда я был еще маленьким, — продолжил он, — то я, вернее мы…

Услышав эти слова, Ниночка почему-то вдруг фыркнула и, смерив Аркадия насмешливым взглядом с головы до ног, сказала:

— Поглядите на него: какой он теперь большой!

Если бы Аркадий услышал это от мальчишек, он бы, конечно, обиделся.

— Ну, все равно, — послушно согласился Аркадий, — так вот тогда мы спектакль поставили. По «Мцыри», — Аркадий с опаской поглядел на Ниночку и облегченно вздохнул: та внимательно слушала. — Ну, значит, распределили роли, разучили — и вот беда: кто же будет Барса играть? И придумали — пусть им станет соседский кот Васька.

— И хорошо ваш кот играл? — спросила Ниночка.

— Даже очень! — не моргнув глазом, соврал Аркадий, хотя ему — главному исполнителю роли — хорошо запомнилось, как кот исцарапал его.

Ниночка промолчала и неожиданно спросила:

— А вы, Аркадий, можете написать мне стихотворение? В альбом? На память?

Аркадий смутился: стихи он, конечно, писал, и даже не один раз. Но ведь эти — для самой Ниночки, да еще в альбом!..

— Я для вас, Ниночка, на все готов!

Три бессонные ночи провел Аркадий, сочиняя стихи. Как на зло, ничего не получалось. Из-за стихов были заброшены домашние уроки, и Аркадий уже успел получить в балльник два «кола».

Если бы только знала Ниночка, сколько он бился, подбирая рифму к концу фразы, которая оканчивалась словами «Мое сокровище»!

«Сокровище, овощи, чудовище. Овощи, чудовище… » — бормотал Аркадий.

Нужные рифмы никак не приходили в голову. А такие слова, как «овощи» и «чудовище», не годились для нежного стиха.

— Ты про какие там овощи зубришь? — спрашивала мама.

— Это я, мама, ботанику готовлю, — отвечал Аркадий. Не признаваться же — еще на смех поднимут!

При каждой новой встрече Ниночка, прищурив глаза, спрашивала: «Написали?» — и, получив неутешительный ответ, обидчиво поджимала пухлые губки.

На последнем свидании Аркадий решил честно признаться, что стих у него просто не получился.

Ниночка обидчиво дернула плечиками и не без ехидства заметила:

— Тоже мне Лермонтов!

На другой день она появилась на откосе важная и торжественная. В руках у Ниночки был зеленый бархатный альбом. Она протянула его Аркадию и многозначительно заметила:

— А Володя Нестеров вот что написал…

Аркадий схватил злополучный альбом и стал лихорадочно листать глянцевые листы, густо усеянные красными, зелеными розами, виньетками, голубками с конвертами в клювиках.

Вздох облегчения вырвался у него из груди, когда на предпоследней странице он прочел:

Под стихом стояла подпись его соперника: «Володя Н.».

Ну, уж этого его одноклассник сам сочинить никак не мог: такие стихи он уже видел и в других альбомах.

Возвратив Ниночке ее альбом, Аркадий решительно заявил:

— Так это же не его стихи!

— А чьи же тогда?

— Он чужие сдул. И кроме того, — наставительно добавил Аркадий, — они очень глупые! Понимаете: глу-пы‑е!

Поэтическая Ниночка никак не ожидала такого поворота.

— Вы сами, Аркадий, глупы! Да, да! Ну и пусть не свои. А вы и такого написать не могли.

Аркадий надвинул лакированный козырек фуражки на самые глаза и гордо ответил:

— И не буду!

— И не больно надо. Подумаешь, какой Лермонтов!

С этого рокового дня Аркадий решил, что между ним и Ниночкой «все кончено» навеки веков.

С тех пор он больше не ходил на берег Теши любоваться дивным видом, который открывался с откоса, да и выглядел он без Ниночки самым обыкновенным.

А первоклассники — эти отчаянные фискалы и насмешники — уже кричали свое «жених и невеста, жених и невеста» в адрес счастливого Володи Нестерова.

Горький… О нем в Арзамасе вспоминали часто. Аркадий знал и дом, где он жил — дом Подсосова. Это совсем рядом с их флигелем на Новоплотинной.

Соседи рассказывали, что за Горьким полиция установила строгий надзор и что около его квартиры долго стоять не велели, а любопытных просто отгоняли. Это потому, что Горький за революцию. А что такое революция и почему она бывает? Что за люди революционеры? На эти вопросы Аркадию пока никто ничего толкового не ответил, даже мама.

В дом Голиковых к Наталье Аркадьевне иногда заходила маленькая женщина в черном платье — Мария Валерьяновна Гоппиус. Аркадий заметил, что каблучки у ее туфель тоненькие-тоненькие — на таких только по асфальту ходить можно, но уж никак не по арзамасским улицам!

Про Марию Валерьяновну говорили всякое. Странный она человек: учительница, а уроки дает только на дому, и еще говорят, она хорошо знает писателя Максима Горького.

Однажды Аркадий слышал, как Мария Валерьяновна говорила маме:

— Он хороший. Мало того, Алексей Максимович — замечательный человек!

Аркадий недоумевал. Как же так получается: Горький — замечательный человек, хороший сочинитель, а его то в тюрьму посадят, то в ссылку отправят?

Как-то, разбирая старые отцовские бумаги, Аркадий наткнулся на несколько книжек Степняк-Кравчинского.

Аркадий любил читать и читал запоем, без разбору. Попадется под руку календарь — читал календарь. А неделю тому назад попалась книга под названием «Война и мир» — прочитал и ее. Только непонятная она, хотя и про войну. Когда подвернулась «Поваренная книга», и ее прочитал. Мама хотела сначала ее отобрать: «И что ты все без разбору читаешь, горе мне с тобой». Но как она не понимает, что про еду тоже интересно?

Но такой книги, как эта, ему еще никогда читать не приходилось. Очень странная была новая книга. У храбрых и отчаянных людей, о которых рассказывал Степняк-Кравчинский, имелись свои типографии, где они печатали листовки против царя. Они готовили восстание против помещиков и генералов. И ничегошеньки не боялись! Ни полиции, ни смерти! И шли на казнь с гордо поднятой головой. Этих людей звали революционерами.

Вот жалко, в Арзамасе нет революционеров. Правда, еще перед войной отец рассказывал, что в пятом году в Арзамасе был бунт. Рабочие кошмовальной фабрики говорили, что они совсем не обязаны работать по десять часов. На пивоваренном заводе Стрегулина даже побили толстого пивовара немца Викенгейзера, которого ненавидели все арзамасцы.

Но ведь то еще не настоящие революционеры, а вот какие они — настоящие?

И еще один разговор вспомнился Аркадию. Возвратившись с работы, папа рассказывал маме об одном чрезвычайном событии, происшедшем в Арзамасе. Перед этим он попросил сына уйти за перегородку и заниматься своими делами. Но Аркадий, конечно, все слышал.

…Случилось это еще до приезда Голиковых в Арзамас, как раз накануне масленицы. Арзамасские купцы готовились весело погулять. В зале клуба то и дело хлопали входные двери: публика прибывала. Становилось тесно.