Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре - Малюгин Владимир Николаевич - Страница 25

А сам Аркадий хорошо понимал, что командует он, конечно, не как Чапаев или Буденный и нелегко ему дается военная наука. Были у него и срывы, но тогда крепко одергивали его боевые друзья.

Часто в перерыве между боями, завидев деревенских ребятишек, игравших в лапту, он хотел отстегнуть саблю, сдать маузер и пойти к ним. Ведь никто среди арзамасских мальчишек не мог дальше него послать мяч. Но служба есть служба, детство позади, и возврата к нему больше нет…

Да, его не раз одергивали за своеволие и безрассудную лихость, и это пошло только на пользу. Теперь и сам Голиков учил своих бойцов. Ведь храбрость-то разная бывает. Одно дело — храбрость, когда она оправдана, другое — когда без толку рискует человек и еще хвалится перед молодыми бойцами, что возьмет да и нарочно, назло самой смерти, встанет во весь рост в цепи и будет стоять под пулями.

А таких горячих и бестолковых голов на фронте Аркадий немало повидал и потому крепко наказывал всей своей командирской властью. А как же иначе?

В то время, когда Аркадий уже сражался на Северном Кавказе, он часто писал в Арзамас, в уездный комитет комсомола, на имя Саши Плеско.

Писать подробно не хватало времени, и в Арзамас летели весточки скупые и короткие, как телеграммы: «Сзади и спереди зеленые банды… Я далеко! Мне часто вспоминается ваш союз, его дружная жизнь».

В августе Аркадий пишет из Кабардинки под Геленджиком: «Я живу по-волчьи, командую ротой, деремся с бандами вовсю».

Борьба с бандами офицеров и кубанских «самостийников» требовала большой выдержки и самообладания. Днем и ночью шли бойцы через леса и ущелья. Каждому хотелось отдохнуть хоть немного от этой «волчьей» жизни, узнать о судьбе оставленных родных и близких, увидеть окончательный разгром белых.

В начале сентября 1920 года началось генеральное наступление, и бандиты были разгромлены.

О храбрости и отваге Аркадия Голикова уже говорили давно, теперь в нем заметили талант военачальника и послали в Москву на курсы командиров полков.

В начале 1921 года Голиков учится в Высшей военной школе на тактическом отделении, а затем получает новое назначение. Теперь он — командир 23‑го запасного полка Орловского военного округа.

Семнадцатилетний мальчуган — командир полка. В это верили с трудом, считали сказкой. Хоть и был Аркадий широкоплечий, не по годам рослый — с виду лет восемнадцать, — но и в эти годы комполка быть рановато… Самому не верится, но это так. Не верится, что столько дорог пройдено и что смерть сотни раз глядела в лицо.

Не верится. Но ведь так было.

Автором этих стихов был он, командир полка, но о стихах знали немногие, тем более о книге, задуманной на фронте.

Да, это будет повесть о курсанте советских командных курсов, который вместе со своими товарищами бил белогвардейцев на фронтах гражданской войны. Это будет книга о первой юношеской любви, о защитниках революции, о днях поражений и побед. Пусть она, эта первая книга, так и называется — «В дни поражений и побед».

Может быть, и главным героем ее станет он, Аркадий Голиков, а фамилию и имя можно заменить, ну, скажем, на Горинова Сергея…

Но по-настоящему взяться за книгу скоро не пришлось. Аркадия назначают командиром 58‑го Отдельного Нижегородского полка.

Командовать таким крупным войском Голикову еще не приходилось; в полку было девять рот пехоты и отряд кавалерийской разведки — более 1300 бойцов и 60 командиров.

Голиков ехал на борьбу с антоновщиной, на борьбу с кулацко-эсеровским мятежом, который в 1921 году вспыхнул в Тамбовской губернии.

Да, он гордился своим новым назначением. Ведь на борьбу с антоновцами был послан Григорий Иванович Котовский вместе со своей прославленной кавалерийской бригадой.

На всю жизнь запомнилась Аркадию встреча с ним. В конце мая Котовский прискакал ночью в Бенкендорф-Сосновку — большой, огромный. Так вот он какой, неустрашимый комбриг, человек-легенда!

В дремучих лесах укрывались вооруженные до зубов отряды кулаков, они знали самые глухие тропинки. Красноармейцы вычесывали бандитов из лесов, но трудно, ох как трудно отличить бандита от мирного крестьянина: антоновцы избегали открытых столкновений с красными отрядами. Когда бандиты не могли сражаться, они расходились по домам, превращались в обыкновенных крестьян. Но стоило их атаманам подать сигнал, и они снова седлали коней и мчались творить свое черное и подлое дело.

Только и слышно: там зарезали коммунистов, там — перестреляли всех сельских комсомольцев. А в селе Бакуры на днях убили приехавшего к родным в отпуск командира из Конной армии Буденного. Бессрочный отпуск получился.

58‑й полк, командование которым принял Голиков, был переброшен в Тамбовскую губернию еще в феврале 1921 года. В одном из боев под селом Ламки Антонов нанес полку серьезное поражение, и прежний командир был отстранен от командования. И вот теперь Голиков назначен вместо него.

Чтобы легче было справиться с бандитами, полк располагался в разных местах: штаб и несколько рот стояли в Моршанске, другие силы размещались в селах и деревушках, где таились антоновцы.

Это не на фронте, где всегда известно, что враг или впереди тебя, или позади, или с флангов. В любой час жди нападения из-за угла. Но бойцы мужественно переносили все невзгоды «лесной войны» и уничтожали озверевших бандитов.

Конечно, всякое случалось. Были и ЧП. Вот, например… Аркадий припомнил все подробности вчерашнего чрезвычайного происшествия.

Он поднимался обычно рано по старой походной привычке, которая за последние три военных года крепко укоренилась.

Вот и сегодня, встав с постели, Аркадий наскоро умылся, пофыркал у медного рукомойника и, выпив кринку молока, отправился в обход. Каждый день свой он начинал с обхода хозяйства, а оно не маленькое — как никак целый полк. Зашел на кухню — как щи приготовлены. Попробовал — полный порядок, да и каша вроде не пригорела. А то какая каша, если от нее за версту дымом несет! Склады тоже стороной не обойдешь: без харча да без обмундирования солдат не солдат.

Надо, конечно, и в ротах побывать, проверить караулы. В любой час жди нападения.

Аркадий обошел роты. Все, кажется, в порядке. Поднялся на крыльцо штаба. В углу, у секретного ящика, стоял часовой — молодой безусый парень лет семнадцати.

«Пожалуй, погодки мы с ним», — подумал Аркадий.

— Ну, как служба, товарищ красноармеец?

— Идет служба, товарищ комполка! — вытянувшись в струнку, отрапортовал часовой.

— А вы разве знаете меня?

— Кто же вас не знает, товарищ Голиков, — улыбнулся боец. — Вас весь полк должен знать.

— А тебя как зовут? — уже хмуро спросил командир и подумал: «Ну и болтливый парень, разве не знает, что на посту разговаривать не положено?»

— Воротынец я, Николай Воротынец. У нас полсела фамилие такое. Нижегородские мы, — охотно доложил часовой.

Аркадий снова нахмурился, а потом неожиданно озорно улыбнулся:

— Ну вот что, товарищ Воротынец. Понимаешь, какая беда у меня приключилась. Оставил я в караульном помещении полевую сумку.

Часовой на минуту заколебался. Очень ему хотелось командиру угодить! Он уже сделал шаг к двери, но вдруг остановился.

— А как же пост?

Аркадий снова испытующе взглянул на часового: поймет или не поймет?

— Дай твою винтовку, постою за тебя. Дело привычное.

— Ну, раз такое дело — тогда берите! — обрадовался боец.

Красноармеец отдал винтовку и побежал в караулку за полевой сумкой.