Secretum - Мональди Рита - Страница 40

• Предыдущая
• 40/202
• Следующая

Воспоминания о Марии все еще разрывали сердце аббата. Он чувствовал, что видел ее глазами Людовика, трогал его пальцами, целовал его губами и, наконец, сердцем христианнейшего короля страдал от боли разлуки. Ощущения, которые спустя стольку лет казались Атто более правдивыми и реальными, чем если бы он познал их на собственном горьком опыте. Поскольку, будучи евнухом, он не мог быть близок с Марией, Атто в конце концов овладел ею через короля.

Так проходила и обновлялась странная любовь этих троих людей, любовь между двумя навеки разлученными душами и третьей душой, ревниво хранившей прошлое первых двоих. И мне выпала странная, тайная честь быть свидетелем этому.

Внезапно Мелани оборвал пение и спрыгнул с ограды, на которой сидел, – он снова собрался с силами.

– А сейчас пойдем на виллу. Гром и молния, в конце концов, должен же быть там внутри хоть кто-нибудь, кто прикажет арестовать нас, – сказал он со смехом.

Лишь с большим трудом мне удалось развеять чары образа Марии, вызванного в моей душе словами аббата и его пением.

– Ария вашего учителя, сеньораЛуиджи?

– Я вижу, что ты ничего не забыл, – ответил он. – Нет, это песня Франческо Кавалли из его «Ясона». Мне кажется, это произведение чаще всего ставили на сцене в последнюю половину столетия.

После этих слов аббат повернулся и пошел впереди меня: больше он ничего не хотел сказать.

«Ясон, или О ревности». Эту прославленную оперу я никогда не слышал, но знал знаменитый миф о любви Медеи, дочери колхидского царя, к Ясону, вождю аргонавтов, который был влюблен «Ипсипилу, царицу Лемноса. Любовь втроем.

Мы подошли к северной стороне виллы, выходившей на улицу. Над входной дверью было начертано двустишие:

И снова мною овладело странное, необъяснимое чувство, что слова, выбитые на стенах виллы, напоминают о неизвестной мне действительности или даже отражают ее.

Мы потрогали дверь. Она была открыта. В тот момент, когда я взялся за дверную ручку, мне показалось, что я слышу чьи-то торопливые шаги и шум от перемещения каких-то предметов внутри дома, как будто кто-то поспешно вставал со стула. Я посмотрел на Атто, но тот, даже если что-то и услышал, то не подал виду.

Мы переступили порог. Внутри никого не было.

– Нет и следа троих преосвященств, – заметил я.

– Я и не ожидал, что они еще здесь. Однако все же могут остаться кое-какие следы их собрания: записка, какие-то заметки… Мне достаточно знать, в каком зале они встречались. Эти детали всегда могут оказаться чрезвычайно полезными. Вилла большая, давай посмотрим. Как видно, ни у кого нет желания ее охранять. Тем лучше для нас.

Мы находились в большом продолговатом зале с двумя рядами окон. В конце зала находилась закрытая дверь. Помещение, очевидно, было задумано как летняя столовая: через открытое окно дул нежный западный ветерок. В находящемся рядом малом зале был виден стол для игры в бильярд.

Мы осторожно сделали пару шагов вперед. При этом мы не упускали из виду дверь в противоположном конце зала, поскольку считали, что рано или поздно там кто-то должен появиться.

Посреди зала привлекал к себе внимание крепкий круглый стол. На нем стоял большой деревянный поднос из серебряного тополя с инкрустацией. Мы подошли поближе. Атто осторожно толкнул поднос, и он повернулся вокруг своей оси.

– Блестящая идея, – заметил он. – Блюда могут перемещаться от одного гостя к другому, не мешая соседям и не требуя предварительного разделения на порции. Я бы сказал, Бенедетти ценил практические вещи, облегчающие жизнь. – И сразу же добавил: – Кто-то покинул зал незадолго до того, как мы вошли.

– Почему вы так уверены в этом?

– Здесь на полу отпечатки ног. Обувь этого человека была испачкана землей.

Мы разделились, и я обследовал ту часть зала, куда мы зашли, а Атто – остальную. Я заметил, что в стены с двух сторон симметрично встроены два буфета. Они были такого же цвета, что и стены, и скрывали в себе все необходимое для сервировки стола и запасы бутылок. Я выдвинул ящики. Они до самых краев были заполнены чудесной серебряной посудой, столовыми приборами всех видов, размеров и назначения, кроме того, там были инструменты для чистки рыбы и длинные, остро отточенные ножи для обработки мяса и дичи. Многочисленные сервизы включали в себя бокалы, кубки, чашки, стаканы, кувшины, пивные кружки и чаши, большие и маленькие графины для вина, чаши для прохладительных напитков, кувшинчики для воды, чашки для бульона и горячих напитков – все из расписанного стекла с позолотой, украшенные симпатичными фигурками зверей, ангелочков или цветами. Хозяева этой виллы, видимо, любили радовать глаза не меньше, чем желудок; и все это на здоровом воздухе Джианиколо и в окружении зеленеющих садов. Несмотря на свою странную уединенность, «Корабль» воистину был виллой, предназначенной для удовольствий.

Около одного из буфетов я увидел у стены вертикальную медную трубу, которая начиналась на высоте человеческого роста воронкообразным расширением, как у музыкальной трубы, потом поднималась выше и исчезала в потолке зала. Атто заметил мой вопросительный взгляд.

– Эта труба – еще одно удобство на вилле, – объяснил он. – Она служит для того, чтобы можно было переговариваться со слугами на верхних этажах, не разыскивая их подолгу в доме. Следует просто говорить в трубу, а голос слышен из воронок, находящихся на других этажах.

Я прошел дальше. На ставнях окон были нарисованы медальоны, изображающие знаменитых женщин Рима: Помпею, третью жену Цезаря; Сервилию, первую жену Октавиана; Друсиллу, сестру Калигулы; Мессалину, пятую жену Клавдия, и многих-многих других, среди них также Коссутию и Корнелию, Марцию, Аурелию и Кальпурнию. Я насчитал в общей сложности тридцать два изображения, и все были отмечены торжественными надписями на латыни, с указанием имен, фамилий и супругов этих женщин.

Мы заметили, что над арками и в оконных нишах были еще стихотворные изречения, относящиеся к женскому полу, причем столь многочисленные, что этих страниц не хватило бы, чтобы повторить хотя бы десятую часть из них:

– Все здесь посвящено женщинам и еде. Это зал женщин и радостей желудка, – констатировал Атто, разглядывая медальон с профилем Плаутии Ургунианиллы.

Полностью сосредоточившись на поисках следов присутствия трех сиятельных особ – членов кардинальской коллегии (мы ведь действительно нашли следы ног), мы до сих пор еще не уделили внимания интересной детали зала: длинному ряду картин на стенах. Атто встал рядом со мной, а я в это время рассматривал картины и обнаружил, что на всех, как и следовало ожидать, были изображены прелестные женские лица.

Аббат Мелани стал быстро ходить от портрета к портрету. Ему не надо было читать имена изображенных на портрете дам, он знал каждое лицо (и старался показать это), потому что либо раньше встречался с этими женщинами в жизни, либо видел их на многих других портретах, и сейчас рассказывал мне о них.

• Предыдущая
• 40/202
• Следующая