Наследница - Каммингс Мери - Страница 60

• Предыдущая
• 60/81
• Следующая

— Мадемуазель Перро, вы меня слышите?

— Да...

— Представитель швейцарской полиции хочет задать вам несколько вопросов. Я договорился, что если ваше здоровье позволит, мы сделаем это завтра, в моей конторе.

— Хорошо.

— В двенадцать вас устроит? Я к тому времени успею набросать черновик заявления для прессы.

— Там... будут репортеры? Я бы не хотела сейчас...

— Я понимаю. Дайте мне на минутку господина Мелье.

Говорили они довольно долго. Рене не стала слушать, ушла и легла на диван.

Повесив трубку, Тед оглянулся — из-под пледа, натянутого почти до ушей, был виден только кусочек светлого затылка. Вздохнул и повернул в сторону кухни.

— Вроде приходит понемножку в себя, — увидев его, сказал Робер, выдавая, скорее, желаемое за действительность. — Ладно, пойду я. Поздно уже...

— Давай, — кивнул Тед.

Вернувшись в гостиную, он увидел, что Рене все так же лежит, укрывшись пледом. Глубоко вздохнул, как ныряльщик перед прыжком в воду, присел на диван и положил руку ей на плечо.

— Эй, как ты там?

Из-под пледа высунулась худенькая рука, чуть сжала его руку — и соскользнула вниз.

— Рене, повернись ко мне, пожалуйста.

Несколько секунд она оставалась в неподвижности, потом завозилась, медленно переворачиваясь.

Потухшие глаза, сдвинутые брови, горькая складка у рта... Веселая девчонка с пушистеньким ежиком, таявшая от его поцелуев и смеявшаяся его шуткам, куда-то исчезла, оставив вместо себя сразу постаревшую усталую женщину. Впрочем, ежик остался — но даже он, казалось, поник и потускнел.

— Ты сердишься на меня?

— За что? — вопрос этот тоже был задан как-то тускло и безнадежно.

— Ну, за то, что это так внезапно на тебя обрушилось.

— Нет. Я бы все равно узнала, не все ли равно — когда и как?

Пытаясь пробиться сквозь окружающую ее стену тоскливого безразлилия, Тед попытался объяснить:

— Мы должны были застать его врасплох и не могли допустить, чтобы он что-нибудь узнал. Он вполне мог добыть липовое, оформленное задним числом свидетельство о разводе.

Она пожала плечами, закрыла глаза и поморщилась, почувствовав его руку, легко, словно перышко, коснувшуюся ее щеки.

— Я тебе неприятен?

«Что случилось, милая? Неужели мы стали чужими? Неужели ты не можешь простить, что я сделал это?..»

— Нет, — она села и прижалась лбом к его плечу. — Я сама себе неприятна... будто в дерьме извалялась.

Это вырвавшееся у нее грубое слово поразило Теда. И еще больше — прозвучавшие в ее словах боль и отвращение.

— Но ты же не знала!

— Ну и что? — Рене вскинула голову. Безразличия больше не осталось, голос ее опасно звенел, как будто она вот-вот разрыдается или закричит от ярости. — Он использовал меня — использовал хуже, чем какую-нибудь шлюху, потому что я еще и деньги за это платила. И я сама все это позволила! Сейчас можно повторять самой себе, что иначе было нельзя, и мама так хотела, потому что фирма и все такое — но я же могла этого не делать! И я могла после первой же пощечины вышвырнуть его из дома, черт возьми! А я позволила, понимаешь, сама позволила! И неважно, был он юридически моим мужем или нет — это только последняя капля! — она почти кричала — и вдруг сникла. — И мне сейчас мерзко, я себя ощущаю чем-то вроде... использованного презерватива.

— Вот придумала тоже! — Тед потянул ее обратно к себе. Пусть обопрется об него... согреется, выплачется, если надо, и ни в коем случае не поймет, как его душа разрывается сейчас от боли — ее боли, которую он уже давно ощущает, как свою, и от ощущения собственной беспомощности.

— Не надо меня утешать, Теди. Спасибо... но не надо.

— Да при чем тут утешать! — сказал он, хотя именно это и собирался делать. — О чем ты вообще говоришь — тебе тогда было девятнадцать лет... всего девятнадцать!

И внезапно он вспомнил, остро и отчетливо, их первую встречу. Хрупкую худенькую девушку с печальными глазами, упрямо стоящую на своем «Так надо...», бесконечно одинокую и упорно цепляющуюся за то немногое, что оставалось у нее в жизни: чувство долга и верность своему слову — несмотря ни на что, вопреки всему...

— И девятнадцать, и двадцать, и двадцать один — и я тогда могла еще все исправить, изменить! И не исправила... А потом он убил Снапика и Нелли. И можно повторять, хоть тысячу раз, что я не знала, не понимала, не могла, не умела — от этого они все равно не вернутся... а они мне доверяли... Я-то сама виновата, а они?!

— Ты не «сама виновата»! — вырвалось у него. — Ты ни в чем не виновата и не смей себя накручивать! Это все уже кончилось и постепенно забудется, как страшный сон. Не думай об этом больше... — Сам тут же понял, что совет едва ли выполнимый, тем более что завтра вся эта история появится в газетах.

Рене погладила его по плечу.

— Хорошо, что ты приехал, — голос ее оставался все таким же безрадостным. — Тебя все не было и не было, а я сидела, думала об этом... думала, а потом, когда лимузин в аварию попал, мне стало страшно. Ведь если и с тобой из-за меня что-нибудь случится — я даже знать не буду.

— Знаешь что — пойдем-ка спать! — сказал Тед, вставая и пытаясь потянуть ее за собой. — Завтра, на свежую голову, все в другом свете увидится...

Может быть, лучше получится утешить именно так? Обнять, прижать к себе, назвать всеми теми именами, которые он так часто придумывал и так редко говорил вслух. И сделать все, чтобы в ее глазах снова загорелись знакомые искорки, и заставить забыть то, что пора забыть — чтобы не мучилась несуществующей виной...

— Я останусь здесь, — эти слова вернули его на землю. — Мне лучше сейчас побыть одной.

Он не был уверен, что это действительно лучше, и хотел возразить, но осекся под взглядом виноватых каштановых глаз.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Утро, к сожалению, не заставило Рене увидеть все в другом свете.

В планы Теда входило разбудить ее пораньше и перетащить в свою постель, сонную и еще не успевшую очухаться.

Увы — гостиная встретила его растопыренной постелью без признаков живого объекта в ней. Живой объект обнаружился на кухне — в обществе кружки с какао и собачонки. Замкнутое печальное лицо, виноватые глаза, не оживившиеся даже при виде прикольных голубых трусов с розовыми поросятами...

— Привет! — Он решил вести себя так, будто ничего не произошло. — Ты чего так рано? — Подошел, притиснул к боку и поцеловал в пушистый затылок.

— Не знаю, — голос по-прежнему тусклый, — не спится чего-то. Хотела с собакой сходить, но боялась тебя разбудить, у меня вся одежда в спальне.

А почему никто не поинтересовался его мнением? Может, он и не возражал бы, чтобы его разбудила некая особь женского рода! Непонятно почему, вроде бы и некстати — но настроение у Теда было самое легкомысленное, если не сказать хуже.

— М-м? — как всегда, тихонько, на ухо... и волосы так вкусно пахнут...

Все его гордые планы были разрушены одной короткой фразой:

— Не надо, не сейчас... — еще и поморщилась, словно к ней на колени лезет пес с испачканными лапами.

А почему, собственно, не сейчас? На взгляд Теда, именно сейчас было самое время! Но сказать что-либо на эту тему он не успел.

— Ты не возражаешь, если я дам твой телефон Ренфро? — спросила Рене, вставая. — А то у него может возникнуть что-нибудь срочное.

Он вздохнул, кивнул — а что еще остается делать? — и отправился в ванну. Говорят, в подобной ситуации неплохо помогает холодный душ...

Вернувшись, Тед обнаружил, что Рене сидит рядом с телефоном, глядя передсобой. Лишь, когда он подошел сзади и положил ей рукина плечи, подняла на него глаза.

— Я должна сказатьродственникам сама, не хочу, чтобы они узнали, — Рене сглотнула, — из газет.

Утренние газетыпестрели заголовками вроде «Неожи даннаяразвязка делао разводе».

• Предыдущая
• 60/81
• Следующая