Калейдоскоп - Петренко Сергей Семенович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/21
• Следующая

— Максим!

Сон исчез, оставив боль в груди и предчувствие беды. Я понял, что лежу дома в своей кровати. Сдержал всхлип и открыл глаза.

Алька держала меня за плечо. Наверное, тряхнула, чтобы разбудить. И лицо у неё испуганное. Такое же, как в тот день, когда я первый раз грохнулся в обморок.

— Ты кричал…

— Страшный сон приснился, — неохотно ответил я.

— Расскажи.

— Да ну…

Она не ушла, присела на край кровати.

Я потер рёбра — боль уходила.

Стряхнув слёзы, я повернулся, и через Алькино плечо глянул на часы. Просто по привычке. Часы показывали без пятнадцати десять. Я машинально спросил:

— Ты почему не в школе?

— Кеды забыла. Домой зашла, а из твоей комнаты такие звуки…

— Маме не говори.

Алька кивнула… и опять не ушла. Молча и непонятно смотрела — вроде с сочувствием, но и с интересом тоже.

Я сделал строгое лицо. Всё-таки я на год старше, должен следить за сестрой.

— Опоздаешь на урок.

— Ну и ладно. Может, вообще не пойду.

— Влетит.

— Не-а. Михалыч в жизни не поверит, что я просто так физру прогуляла.

Это точно. На физкультуре Алька первая. Такое на турнике выделывает — пацаны завидуют. Юрий Михайлович — наш физрук — её разве что на руках не носит. А на меня смотрит с презрением. Как будто я виноват, что освобождён от физкультуры!

Я потянулся и зевнул.

— Ну, поставь чайник, раз в школу не идешь.

— Иду. Только к третьему уроку.

— Значит, полчаса у тебя есть. Можешь даже сделать мне бутерброд.

Я думал, Алька вскочит и фыркнет: «Обойдёшься!». Или просто уйдет в свою комнату. Но в любом случае перестанет меня жалеть и смотреть, как на покойника.

Она неожиданно согласилась:

— Ладно, сделаю. А ты сон расскажешь.

Я кивнул. Дело не в том, что приятно сестру эксплуатировать. Просто самому очень хотелось рассказать то, что приснилось.

Алька ушла на кухню, а я осторожно вылез из-под одеяла и потянулся за одеждой. Рёбра уже не болели, но делать резкие движения всё ещё страшно. И не отступало ожидание неприятностей. Теперь, когда Алька ушла, оно стало сильнее.

Умывшись, я вышел на кухню и сел за стол. Алька уже заварила чай и намазала бутерброды. С маслом и мёдом, как я люблю.

— Рассказывай, — потребовала она.

Взяв бутерброд, я вздохнул и начал:

— Я летел в темноте…

Весь сон уложился в несколько фраз. Я не знал, как описать восторг полёта, радость от встречи с книгой, уют библиотеки. Какими словами передать ощущение, что всё это — настоящее, такое, каким должно быть. И как рассказать о том ужасе, который принёс странный человек в пустом коридоре. Поэтому про всё это я просто не стал говорить. Кратко пересказал события и закончил:

— Потом пришёл какой-то мужик с арбалетом и выстрелил в меня. Попал в грудь, очень больно было. Я, когда проснулся, ещё долго это чувствовал…

— А сейчас? — задумчиво поинтересовалась Алька.

— Сейчас прошло. Но на душе как-то… неспокойно.

— Почему? Думаешь, сон вещий?

Я покосился на сестру, но она смотрела без насмешки, серьёзно и задумчиво. Совсем другой человек, не та вредина, что утром.

И я ответил так же серьёзно:

— Вряд ли вещий, откуда у нас взяться замку и арбалету? Если бы приснилась, что машина сбила или маньяк напал… Да и, знаешь, у меня чувство такое от этого сна… Помнишь, тебя с математики выгнали?

Алька поморщилась:

— При чём тут это?

В прошлом году её первый раз в жизни отправили за родителями. Это, наверное, учительский рефлекс — чуть что не так — «иди и без родителей не возвращайся!». Как будто родители сидят дома и ждут, когда их в школу пригласят. Может, у кого-то и сидят, а у нас мама работает. В общем, Алька пришла домой, бледная и молчаливая. Я стал расспрашивать. Она сначала ничего говорить не хотела, а потом всё-таки рассказала. Оказалось, какой-то придурок к ней привязался, а она его стукнула. Прямо на уроке. И получилось, что, как он к ней лез, никто не заметил, а вот как она его книжкой по башке шарахнула, все видели. И слышали. Потому как пацан этот заревел, как первоклассник. Математичка разбираться не стала, у неё разговор короткий…

— Помнишь, как ты сидела и ждала маму? У тебя ведь не предчувствие было. Ты точно знала, что влетит. Не знала только, как. Вот и здесь так же. Почему-то я на сто процентов уверен, что всё так и будет. Понимаешь?

— Вроде понимаю, — неуверенно отозвалась Алька. — Предчувствие — это если ни с того, ни с сего. Идешь по улице, и вдруг думаешь — лучше через дворы не ходить, по проспекту пройти, хоть и дальше. А потом узнаёшь, что там снег с крыши сбрасывали и никого не предупредили. А у тебя всё по-другому.

— У тебя такое было? — удивился я.

— Нет, это рассказывал… один человек, — смутилась Алька.

Я посмотрел на сестру внимательнее. Надо же, она, оказывается, с парнем дружит. А я такое ляпнул про опыт в подъезде. Вот дебил. А она не сердится уже, сидит, мои жалобы выслушивает.

Только теперь сон отступил по-настоящему. Я понял, что за окном — холодный осенний день. Ветер рвёт тучи в клочья, таскает их по небу, и солнца не видно. Чёрные деревья размахивают голыми ветками. Но эта мрачность — наша, земная. Обыкновенная. В ней нет места непонятным ужасам.

Алька заторопилась:

— Всё, пора мне. Посуду помоешь?

— Ага.

Что там мыть? Две кружки, две ложки и нож, которым масло мазали.

Алька вдруг предложила:

— А хочешь, оставь, я приду из школы, помою.

— Да ладно, — я растерялся от такого великодушия. — Вымою сам. А то мама на обед придёт, увидит немытую посуду, и нам влетит.

— Точно, — спохватилась Алька. — Ещё расспрашивать будет, почему кружек две. Придётся или объяснять, или врать… Так что помой, не тяни. Я побежала, а то правда опоздаю.

Она стремительно оделась и убежала. Хлопнула дверь.

Странная всё-таки у меня сестра. То ехидничает, так и прибил бы вредину. А то всё понимает, и нет человека роднее. Раньше она спокойная была, а теперь как будто взрывается в ней что-то. Говорят, переходный возраст начался. У девчонок он в характер идёт. У некоторых парней тоже. А мне вот не повезло.

Я вспомнил, как молодой, но очень серьезный доктор говорил маме:

— Да не волнуйтесь вы так. Возрастное у парня, пройдёт. Руки-ноги расти начали, а сосуды не успели адаптироваться. Вот мозгу не всегда кислорода хватает. Пропишем витамины, будет лечебной физкультурой заниматься. И к лету всё пройдет. А пока дома поучится, ничего страшного. И гулять его одного не пускайте, мало ли что… Сестра? Прекрасно. Вот пусть с сестрой и гуляет.

Прогулки с Алькой получились не очень. Она побегать любит, подурачиться. По деревьям скачет, как белка. Скучно ей со мной. И поговорить толком не о чем. Конечно, когда я что-нибудь рассказываю, Алька не перебивает. Но нельзя же всё время вещать, как радио. Хочется в ответ что-то интересное услышать. Только вот Алька не читает книжек. Она телевизор смотрит и по телефону болтает с подружками.

В общем, гуляем мы с Алькой в парке. По субботам. А сам я могу только помаяться бездельем во дворе. Или на лавочке посидеть. Ну, в магазин сходить, что в соседнем доме. Больше мама ничего не разрешает.

Я закончил уборку на кухне ушел в комнату. Заправил постель, достал учебники и тетради. И в который раз позавидовал ребятам, которые в школу ходят. Их не каждый день спрашивают, и даже домашку не у всех проверяют. А когда один на один с учителем, приходится учить все уроки. И списать не у кого. Ладно хоть, двоек не ставят.

Да и учителя хороши, насели на больного человека. Вот «англичанка», например. Заметила, что я легко справляюсь с программой, и принесла книгу со сказками, диалогами и анекдотами. Конечно, такая книга намного интереснее учебника. Но и работать с ней приходилось ужас сколько. Я вздохнул и открыл книгу.

Сказка называлась «Звездный мальчик». Вот повезло! Сказка — знакомая. На том месте, где дровосек приносит ребенка домой, я отодвинул книгу. Появилось странное ощущение, как будто я забыл что-то важное, но сейчас вспомню. И после этого случится что-то важное. В таких случаях не надо ловить ускользающую мысль. Наоборот, нужно отвлечься подумать о чем-то другом.

• Предыдущая
• 2/21
• Следующая