Маятник - Вартанов Степан Сергеевич - Страница 14
- Предыдущая
- 14/95
- Следующая
Мама вздохнула. Неуважение что Ромки, что его брата Петьки к Литературе с большой буквы служило для нее постоянным источником огорчения. А что делать — дети пошли в папу.
— Уделал, — согласилась она. — Но сути дела так и не понял.
— Нет, — возразил папа, — это не он не понял, это ты не сумела объяснить. И кстати, ты не права: в доброй половине книг про попаданцев не ставится задача передать Сталину технологии двадцать первого века. Часто попаданцы — это просто попаданцы, как та сигара. Себя показать, мечом помахать.
— Какая сигара? — удивился Ромка.
— Потом расскажу, не отвлекайся.
— Если, — сказала мама, — книга написана, чтобы попаданец просто помахал мечом, то грош ей цена.
— Янки, — сказал папа. — При дворе короля Артура. Покажи мне там сверхидею.
Мама задумалась.
— Это просто хорошо написанная книжка, — сказала она наконец.
— Ага. Талантливый автор пишет про «мечом помахать» — и ведь получается-то как!
— Я бы сказала, что это исключение…
— Привести тебе еще десяток примеров?
Мама вздохнула. Интерес к фантастике привила своему супругу именно она и теперь пожинала печальные плоды просвещения.
— Значит, мораль в книге не нужна? — уточнил Ромка. — Ну эта… сверхидея.
— Не обязательна, — поправил папа. — Как в драке не обязательно использовать ноги. Но с ногами получится лучше.
— Мужлан, — сказала мама.
— Спасибо. Кстати, он так ничего и не понял.
— Тогда твоя очередь.
Папа вздохнул, потянулся за пультом и выключил телевизор.
— Есть, — сказал он, — одна книжка про попаданцев, есть. Которая таки сподобилась и стала классикой. Но в ней нету одного важного момента, который есть в настоящих попаданческих книгах. А другой важный момент, наоборот, есть. И в этом все дело.
Некоторое время его слушатели потерянно молчали.
— Это что было? — нахмурилась мама. — Это был великий и могучий язык милицейских отчетов? Переведешь?
— Какая книга? — прямо спросил Ромка.
— Ах да. Забыл сказать. «Трудно быть богом».
— Это не… — начала было мама, но затем замолчала, задумавшись. — А ведь и верно, — сказала она после паузы. — Что-то здесь есть.
— Я так и сказал, — усмехнулся папа.
— А что за два важных момента? — нетерпеливо спросил Ромка. — Ну, ты говорил, что один есть, а другого нет?
— Ага. Нет чувства, что это твой дом.
Папа покосился на телевизор, где, по всем признакам, «Спартак» уже должен был продолжить начатый в первом тайме разгром дорогих немецких гостей, явно собираясь провожать их до самого Берлина, дабы водрузить над рейхстагом красно-белый флаг с ромбиком и буквой «С», вздохнул и, решив, видимо, что воспитание сына важнее, продолжил:
— Румата этот, то есть Антон, он любит людей. Он вообще показан нормальным здешним ботаником, только с мечом. Ему их жалко. Ему не нравится драться. То есть Стругацкие не пытались привлечь тебя, о юный читатель, сценами мордобоя.
— Это первое отличие? — уточнил Ромка.
— Нет, — сказал папа. — То есть это тоже отличие, но оно больше говорит о том, как и для кого они пишут… А по делу… Первое отличие в том, что Румата ненавидит Арканар.
— А… ага, — только и сказал Ромка. — Да. Точно. И что?
— И глядя, как горит этот ненавистный ему город, он не чувствует, что жгут его дом. Понимаешь? А вот когда попаданец видит, как зондеркоманда собирается сжечь деревню в Белоруссии, то ему сложнее абстрагироваться… Ты ведь знаешь такое слово?
— Знаю, — буркнул Ромка. — Все равно хорошая книжка.
— Опять ты ничего не понял. Книжка хорошая. И там по ходу надо было сделать так, чтобы герой мог смотреть на события со стороны. Так что возможность абстрагироваться — это не минус, а плюс. И вполне возможно, Стругацкие специально так сделали.
— Ага. И он все равно съехал с катушек.
— Я бы сказал: встал на катушки, — пожал плечами папа. — Все зависит от точки зрения.
— Ага. А второе?
— Что — второе?
— Отличие?
— Ну, это ты мог бы и сам. Румата ду-ма-ет. Нравственный выбор, то-се. А попаданцы действуют по шаблону.
— Мы об этом уже говорили, — осторожно сказал Ромка. — Я сказал, что так и надо, если родина. А ты… или мама, вы меня уже запутали, короче, кто-то сказал, что в жизни да, а в книге нет.
— Потому что иначе — это не книга, а текст. Мама права.
— Все равно не понял.
— Ладно, — вздохнул папа. — Я тебе сейчас расскажу сюжет книжки. Про попаданцев. Обобщенный. Готов?
— Если недолго.
— Недолго, — с сожалением произнес папа. — Как раз футбол кончится. Значит, так. В книге рассказывается о приключениях твоего, хотя нет, скорее все-таки моего современника, молодого человека, по имени… Ну, скажем, Ганс.
— Как?!
— Не шуми. Ганс. Нормальное немецкое имя. Дальше рассказывать в деталях, или сам подставишь?
— Сам, — буркнул Ромка. Кажется, он начал понимать.
— Как он занимался рукопашным боем, интересовался историей, техникой, последней войной… Подолгу беседовал со своим дедушкой — ветераном спецназа…
— Ой, — сказал Ромка, а мама хмыкнула.
— Как попал в Польшу, а там его ударило молнией… ну, или пивной кружкой. Или нет, с летающей тарелки сбросили бутылку из-под кока-колы и прямо ему по голове. Короче, способов много. Вообще, по-моему, только ударом в пах переноситься еще не пробовали. Значит, так и сделаем. Прекрасная полячка бьет его ногой в пах, и он попадает в сорок первый год. Прямо в боевое расположение немецкой части, на польской границе, за день до войны. А что? Нормально так…
Ромка честно попытался представить себе реакцию немцев, когда перед ними, на плацу, во время подъема флага, возникает из ниоткуда скрюченная, закрывающая руками промежность и орущая фигура попаданца.
— Хороший ход, — согласился он, пытаясь изобразить Боярского из «Трех мушкетеров». — Сильный.
— Ну так, мы же тоже книжки читаем, — довольно сказал папа. — Ну вот. Дальше он проявляет чудеса отваги, уничтожая партизан, предсказывает ходы противника (историю-то он учил хорошо), его переводят в гестапо, потом в Германию… Он беседуете Гитлером, рассказывает ему про атомную бомбу, и…
— Да понял я, понял.
— И весь мир принимает идеи фашизма, потому что видит, как это хорошо и как фашизм раз за разом побеждает… И в финале к звездам устремляется корабль со свастикой на борту. Что морщишься?
— Да так. Противно.
— А вот немецкому мальчику может понравиться. Понимаешь разницу теперь? Между текстом — и литературой?
— Да, — сказал Ромка. — Понимаю.
— И когда тебе дают книгу, в которой наши побеждают во всем мире за счет того, что попаданец помог им натырить чужих технологий и объявить их своими…
— То, по сути, у нашего народа уже нет права гордиться такой победой, — продолжила мама. — Причем все это провернули у тебя прямо перед носом.
— Угу, — сказал Ромка. — Странно, что я не заметил.
— Ничего странного, — возразила мама. — Это психология. Когда ты читаешь фантастику, ты с самого начала готов к тому, что это всего лишь сказка. И даже не пытаешься мыслить критически.
— И еще раз, угу.
А про попаданцев он все равно потом читал, но только про честных. Про тех, которые не пытались менять мир, играя краплеными картами. И читал много.
Вот только — права была мама — попаданческая литература оказалась сказкой и ни к чему его не подготовила. Ни к тому, что на его, Ромкиных, сверхспособностях кто-то сэкономит, ни к тому, что на все обучение отведено будет меньше года… В особенности к этому. Как жить и что делать в условиях жуткого цейтнота, когда каждая минута — это минута потерянная?
Он посмотрел на часы — механического уродца, стоящего на полке у окна. Механический-то он, может, и механический, только вот завода не требует. Магия. Либо слуги заводят, когда он, Ромка, выходит. Одно из двух. В любом случае до обеда было двадцать пять минут.
- Предыдущая
- 14/95
- Следующая