Последний эльф - Де Мари Сильвана - Страница 9

• Предыдущая
• 9/59
• Следующая

— Может, маленькое повешение было бы не так уж и страшно! — запротестовал было маленький эльф, но слишком поздно.

Закон тяготения нельзя нарушить.

Они рухнули в тёмную воду.

Маленький эльф подумал, могло бы Сила Тяжести стать хорошим именем для собаки, но решил, что это всё-таки слишком длинное слово, и оно совсем не напоминает что-то пушистое и любящее играть.

Они судорожно глотали ледяную воду. Холод сковывал движения. Не хватало дыхания. Маленький эльф почувствовал, что холод и отчаяние переполняют его. Отчаяние и страх могут заполнить всё существо, и тогда волшебство исчезнет.

И вдруг ему пришло в голову, что он — рыба. Он стал думать о, так сказать… рыбности, о самой сущности рыбьей натуры.

Он представил себе, что у него есть жабры, которые пропускают сквозь себя приятную холодную воду, подумал, как радостно скользить в воде, кружа под волнами, словно птица в поднебесье.

Он вздохнул полной грудью, и ледяная вода превратилась в приятную свежесть.

Он плавно заскользил по течению, уклоняясь от острых палочек, которые дождём сыпались в воду вокруг них. Все стрелки далигарского гарнизона попеременно натягивали тетиву своих луков.

Малыш подплыл поближе к спутникам. Собака плыла без особенных усилий, но мужчина и женщина, как обычно, не могли обойтись без глупостей: она погружала голову в воду, а он выталкивал её на поверхность.

Маленький эльф попытался сказать им, что сейчас не время для игр, и объяснить правильный способ плавания: сначала в голове формируется образ рыбы, потом нужно сосредоточить внимание на жабрах… но охотник не проявил ни малейшего желания его слушать и был невероятно невежлив.

К счастью, течение несло их в верном направлении — всё дальше и дальше от Далигара, от его алебард и виселиц, в сторону холмов и равнин.

Вокруг всё реже виднелись скалы, появились заросли тростника. Река становилась мельче, бурное течение — спокойней. Наконец пловцам удалось приблизиться к берегу и выбраться из воды.

Женщина дышала как-то странно: вместе с воздухом слышалось бурчание воды, что напоминало о кастрюле с кипящей фасолью — если, конечно, у тебя есть кастрюля, огонь, вода и фасоль, но даже если нет фасоли, просто кипящая вода тоже так булькает.

Мужчина был в отчаянии.

С волос его на лицо ручьями стекала грязная вода, и хоть маленькому эльфу было плохо видно, он мог бы поклясться, что и охотник капал из глаз и из носа.

— Сделай что-нибудь! — закричал ему мужчина. — Если можешь, сделай что-нибудь, умоляю тебя! Ведь ты можешь, правда? Она умирает!

— О-оо, пра-ааавда? — маленький эльф был очень удивлён: оказывается, люди, когда умирают, издают такие же звуки, что и кипящая фасоль.

Малыш протянул руку и положил её на лицо женщины.

Вдруг он резко согнулся пополам, как будто получил внезапный удар в живот. Нет, даже не в живот, а в лёгкие и в горло. Он почувствовал холод воды в лёгких, в то время как горло жгло и разрывало на части, будто одна из острых палочек всё-таки вонзилась в него. Но хуже всего было голове, когда он понял, что это последние минуты, что вот-вот всё кончится. Страх овладевал его сознанием, но, к счастью, малыш сумел остановить его, потому что волшебство тонет в страхе.

Маленький эльф изо всех сил сосредоточился на дыхании: вдох — выдох, ещё раз вдох — выдох. Запах мокрой травы, тростника, грибов. Вдох — и ты чувствуешь все запахи. Выдох — и запахи остаются в голове, но ты уже знаешь, что вдох был не последний, потом будет ещё один, и ещё, и так всегда…

Женщина закашлялась, из её горла фонтаном вырвалась мутная вода, потом она открыла глаза и прерывисто задышала. Маленький эльф тоже кашлял. Оба они дрожали и были бледны до неузнаваемости. Лицо охотника просияло, и он бросился собирать тростник и сухие ветки. Благо вокруг их было полно: даже без ножа и топора он быстро собрал большую кучу, малыш дотронулся до неё пальцем, и огонь весело затрещал. На них нитки сухой не было, холод продирал до костей. Но охотник всё собирал ветки и подбрасывал их в костёр, огонь потрескивал, и постепенно путники согрелись и начали обсыхать. Женщина задремала. Охотник нашёл пару орехов в беличьем гнезде и разделил их с малышом.

— Хоть мы и остались без оружия, но зато нас не повесили, — произнёс мужчина.

— Как жаль, пришлось отказаться от повешения, и мы не смогли полетать на высоте! Наверное, это так здорово!

Человек расхохотался.

— Если тебе так хочется, ладно. Верёвку мне оставили, смотри: вот крепкая ветка, я привяжу её здесь, потом здесь, теперь перекину ещё раз — готово! Хочешь попробовать? Держись крепко, сейчас я тебя раскачаю!

Это было чудесно. Вверх и вниз, вниз и вверх. Тростник, река, небо — небо, река, тростник.

Вдалеке виднелись холмы, которые освещало заходящее солнце. Маленький эльф никогда ещё не видел заката. Небо всегда закрывали облака и тучи. А сейчас всё вокруг окрасилось розовым, и небольшие лёгкие и нежные облачка блестели золотыми мазками. В последних лучах солнца можно было прекрасно разглядеть леса каштановых деревьев, чередующиеся с участками небольших обработанных полей.

Даже в мечтах он не бывал так счастлив. Он чувствовал, что способен летать. Радость переполнила маленького эльфа.

Женщина проснулась и смотрела на эльфа с улыбкой.

Малыш хохотал, как сумасшедший.

— Смотри, он меня повесил! — весело сказал эльф человеку-женщине.

— Нет, — ответила она, — это называется «качели».

Улыбка сошла с её лица.

— Быть повешенным — это ужасно, — продолжила она, — тебе надевают на шею верёвку, и она затягивается под тяжестью твоего же тела. Верёвка стягивает горло, воздух не попадает в лёгкие, и ты умираешь, как я только что чуть не умерла от воды.

Маленький эльф замер.

Соскользнул вниз с самодельных качелей.

Глаза его были широко распахнуты от ужаса.

Лицо посерело.

Ему не хватало воздуха.

Малыш скорчился на земле и вновь затянул свои бесконечные, жалобные стоны. Ледяные мурашки побежали у мужчины и женщины по спине.

— Зачем ты ему сказала? — мужчина был в ярости. — Он был счастлив. Хоть раз он был счастлив!

— Потому что ему встретятся другие люди, которые вновь захотят повесить его за то, что он эльф. И я не хочу, чтобы он с радостью бежал им навстречу, думая, что виселица — это качели. Лучше быть несчастным, но живым.

— Я не позволю, чтобы его повесили!

— Да уж, я видела. Если не крысы, то мы все сейчас болтались на виселице.

— Если быне крысы, мы болтались бына виселице, — сквозь слёзы поправил её малыш.

Женщина взяла эльфа на руки и крепко обняла. Мало-помалу стоны стали стихать. Засветили первые звёзды. Пологие склоны холмов чётко вырисовывались на фоне фиолетового неба.

Она вновь усадила малыша на качели и стала медленно их раскачивать.

— Ты можешь быть счастлив, если захочешь. Но ты должен всегда помнить, что люди повесят тебя, если поймают.

— И потом съедят меня с розмарином?

— Нет.

— Без розмарина?

— Люди не едят эльфов. Никогда.

— Зачем же им меня вешать, если они нас даже не едят? Это невежливо, нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет, почему же они так делают?

Малыш уютно сидел на качелях и медленно покачивался.

— Потому что люди ненавидят эльфов.

— Почему ненавидят?

Наступило долгое молчание. Качели медленно убаюкивали маленького эльфа. Собака широко зевнула.

— Потому что это всё из-за вас.

— Что из-за нас?

— Всё.

— Что «всё»?

— Ну, всё. Холод. Дождь. Ага, точно, дождь. Вода, заливающая землю. Неурожай. Деревни, разрушенные водой. Наши дети умирают от голода, и всё из-за вас.

— Из-за нас идёт дождь? Как это? — малыш был возмущён. — Как?

— А мне почём знать? Может, вы о нём мечтали?

— Если бы, мечтая, я мог менять погоду, то сейчас мечтал бы о жарком солнце, которое согрело бы мои ноги. И вообще, — добавил малыш, — это просто глупо, ведь мы страдаем от дождя и от нужды так же, как и вы, и даже больше! Почему же бабушка не могла просто подумать о солнце, когда её заливало водой? Почему моя мама не подумала, что хочет остаться со мной, а ушла в место, откуда не возвращаются?

• Предыдущая
• 9/59
• Следующая