Первая заповедь блаженства - Дунаева Людмила Александровна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая

— Паладин?! — Эстонец поднял обе брови.

— Да сам он сверзился, кисель такой! Сидит в седле, как собака на заборе! Паладин младенца не обидит! — горячился Дядя Фил. — Этот конь выезжен под инвалида!.. — здесь доктор Кузнецов неожиданно осёкся, покраснел и виновато взглянул на Эстонца.

Эстонец равнодушно пожал плечами, но разговор как-то сразу завял. Дядя Фил сконфуженно попрощался и ушел восвояси. Поэт стоял, размазывая по щекам слезы.

— Обещай, что больше не будешь, — попросил Эстонец. — Кстати, если бы тебя случайно услыхала сестра Надежда…

Поэт гордо поднял голову.

— Девчонки меня больше не интересуют! — заявил он. — Мужчина не должен терять голову из-за баб, как сказал доктор Кузнецов!.. А еще доктор Кузнецов сказал, что больше не станет со мной заниматься! — снова заревел он.

— Попроси у него прощения, — посоветовал Эстонец.

— Да он же меня убьет! — ужаснулся Поэт. — Вы видели его ремень?!

Наш Эстонец, кажется, совершенно не умел улыбаться. Во всяком случае, он еще ни разу не улыбнулся при нас. Но тут нам показалось, что это вот-вот случится…

— Дядя Филипп! — проговорил господин Томмсааре каким-то особенным голосом и покачал головой. — Да он ни разу в жизни ни одного мальчика и пальцем не тронул!..

Пару недель спустя доктор Томмсааре сидел на своем обычном месте во главе обеденного стола, устремив задумчивый взгляд в бесконечность. К нам уже прибыли новенькие. Трое из них не явились на завтрак, а за обедом еще один швырнул на пол второе, заявив, что есть эту гадость не намерен. Мы едва сдерживались, чтобы не намылить придуркам шеи.

— Самовлюбленные идиоты! — шепотом ругался Поэт. — Только о себе думают!.. Если Эстонец не поест, у него не будет сил отвести нас в лес и научить собирать грибы, как он обещал!..

Но силы у доктора нашлись.

— За рога быка хватают — человека вяжет слово,* — вздохнул Эстонец и велел нам идти в сарай за корзинами.

______________________________________________________________

(*стих из эстонского эпоса «Калевипоэг»)

За два часа изнурительных блужданий по лесу Эстонец нашел два десятка крепеньких боровиков. Мы тоже не остались без добычи: насобирали красивых красных грибов в белую крапинку, которые доктор почему-то велел выкинуть…

На следующий день доктор испек большой пирог с грибами. Вручную! Без комбайна! Мы даже не верили, что у Эстонца получится. Пока он месил и раскатывал тесто, мы ходили вокруг стола и переживали за судьбу несчастных грибов.

Но вышло нечто изумительное. Обычный полдник неожиданно обернулся сказочным пиром. Жаль, что пришлось делиться с новенькими. Новенькие вели себя отвратительно. Один до того обнаглел, что вырвал кусок пирога прямо у меня из рук!.. Я, конечно, закатил ему подзатыльник. Эстонец, конечно, оставил нас обоих без ужина. При этом наш доктор выглядел таким расстроенным, словно это он сам лишился пирога и схлопотал по шее…

Дни бежали своим чередом, осень закончилась, пришла зима. На Новый Год мы нарядили елку, которая росла у сарая. Пациентки Анны Стефановны (или Мамы Ани, как они её называли) испекли торт и подарили его нам. Торт был очень вкусный и большой. Хватило всем Вместе с тортом девочки принесли чистые скатерти, переднички и полотенца. Мы в благодарность сколотили им пару табуреток и помогли повесить полки. На Рождество мы тоже славно повеселились, пока врачи были на всенощной службе в храме, который находился за рекой, к нам в гости пришли старшие пациенты Дяди Фила. Мы решили показать им настоящий костер и чуть не спалили сарай.

Зима неожиданно сделала наш корпус невероятно уютным. До чего приятно было лежать в теплой палате и слушать, как за окном шумит вьюга! А кухня? Да это же, оказывается, самое лучшее место в мире! Новенькие после ужина сразу уходили спать, а мы сидели за нашим большим столом допоздна.

За чаем и беззаботными беседами время летело незаметно. Разговоры продолжались и в спальне, куда Эстонец загонял нас чуть ли не насильно. Мы терпеть не могли его манеру появляться и гасить свет на самом интересном месте…

— Ну дайте же нам договорить! — сказал однажды кто-то. — Вам что, жалко? Вы же все равно скоро начнете нас выписывать!..

При этих словах что-то укололо меня в самое сердце — легко, но противно, как комар. Ведь я совсем забыл, что все эти ребята здесь не навсегда! Неужели, скоро нашей едва начавшейся дружбе придет конец?! Я поглядел на Эстонца — вся палата уставилась на него с негодованием. Мы, конечно, знали, что он ни в чем не виноват, но на кого же нам еще было сердиться?

Я старался не думать о том, кто уйдет от нас первым… Впрочем, какая разница? Рано или поздно уйдут все. И останется со мной один Эстонец — наш доктор, туповатый, занудный, надоевший, как старый анекдот…

Однажды он подошел ко мне и сказал, что ему требуется помощь.

— Для тебя это трудно, я знаю, — извинился он. — Но нам по-прежнему очень нужен аккомпаниатор. Девочка, которая нам играла раньше, уже выписалась. Анна Стефановна занята на своих кружках и очень устаёт… А моим ученицам трудно заниматься без музыки…

Что я там сказал про анекдот?

— Вы очень необычный преподаватель информатики, — не удержался я.

— Информатики? — переспросил Эстонец.

— Конечно. Я видел вашу фамилию в списке кружков…

— А ты никогда не читал этот список до конца?..

Тем же вечером я стоял перед расписанием занятий, разинув рот и выпучив глаза. Да, господин Томмсааре вел не один, а два кружка. По вторникам — информатику. В остальные же дни…

— Спасибо. Плохо.

Резкий хлопок в ладоши оборвал музыку, и я открыл дверь класса ХОРЕОГРАФИИ.

У самой двери стоял рояль, за ним сидела Анна Стефановна. Она приветливо улыбнулась, увидев меня. Класс оказался большим залом. Вдоль трех стен тянулась длинная перекладина — потом я узнал, что она называется "станок". Около неё стояло десятка два худеньких девушек, одинаково по-балетному причёсанных и одетых. При виде меня они тихо зашушукались.

Всю четвертую стену зала занимало огромное зеркало. Перед ним, лицом к залу, на невысокой скамеечке восседал наш Эстонец. Вид у него был суровый и сосредоточенный, спина прямая — как всегда. Он молча кивнул мне и предложил присесть рядом. Я сел и осторожно прислонился спиной к прохладному стеклу. Девушка, оказавшаяся напротив меня, украдкой помахала мне рукой.

— Томмсааре, не отвлекайтесь! — нахмурился Эстонец.

Я совсем не узнал Тийну. Строгая причёска и балетная туника изменили её и — я отвёл глаза — сделали просто красавицей…

— Еще раз, сначала, — сказал Эстонец. — Госпожа Майер, прошу…

Анна Стефановна взяла несколько аккордов. Девушки стали плавно приседать, нелепо вывернув колени. Эстонец называл это упражнение "плие". Вскоре я понял, что вывихнуть ногу на его занятиях и впрямь было проще простого.

После получаса всяческих "батман-тандю" и "рондежамбов" по лицам балерин градом катился пот. Мне казалось, что некоторые вот-вот упадут от усталости. Но Эстонца это нисколько не волновало. Объявив "адажио", он поднялся и побрел вдоль станка, безжалостно выкручивая ученицам пятки. Я совсем не узнавал нашего тихого, доброго доктора…

Девушки очень старались, но красиво получалось не у всех. Кто-то, едва не плача, кусал губы. Кто-то — наоборот, нарочно широко улыбался. Но были и такие, кому упражнение вовсе не казаось тяжелым. Тийна, замерев на одной ножке, весело подмигнула мне. Она стояла в самом центре зала, среди лучших балерин.

— Томмсааре, второе замечание! — бросил Эстонец.

Я возмутился. Подумаешь, какие мы строгие!.. Тийна ничуть не смутилась. Едва Эстонец отвернулся, она снова подмигнула мне и показала братцу язык. Она забыла про зеркало. Эстонец снова хлопнул в ладоши.

— Томмсааре, на крайний станок! — велел он, когда музыка стихла. — Это будет ваше место до конца года!

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая