Избалованные смертью - Робертс Нора - Страница 10
- Предыдущая
- 10/82
- Следующая
Она подошла к Шону, подождала, пока тот встанет, и сказала:
— Значит, так: его имя — Кевин Донахью. Они приехали сюда на вечеринку, поссорились. Ушли, в машине поссорились еще сильнее. Он утверждает, что убил ее, как в полиции это называют, в состоянии аффекта. Скорее всего, так оно и было.
— Просто… просто оттого, что он на нее разозлился?
— Да, примерно так. Потом он опомнился, испугался, но сожалеть было уже поздно. «Я не хотел» и «Если бы можно было все исправить» делу уже не помогут. Он безвольный, глупый и эгоистичный тип, поэтому он отвез ее в лес, бросил там и скрылся. С того момента, как он ее там бросил, и до того, как ты ее нашел, прошло меньше двенадцати часов. Благодаря этому полицейские смогли его выследить и арестовать. Он ответит за свое преступление.
— Они его посадят за решетку?
— Он уже за решеткой.
— И какой будет срок?
«Господи, — подумала Ева, — этим детям палец в рот не клади».
— Я не знаю. Иногда кажется, что мало, но так уж получается.
— Надеюсь, они его, прежде чем арестовать, хорошенько отдубасили.
Ева сдержалась, чтобы не хмыкнуть.
— Парень, если хочешь стать копом, придется научиться держать язык за зубами. Преступник за решеткой. Дело закрыто. Иди съешь пирожок или что захочешь.
— Отличная мысль, — одобрила Шинед. — Идем, Шон, — сказала она, беря его за руку, — поможешь мне порезать пирог. Вот молодец! — добавила она, улыбнувшись на ходу Еве. — Эй, Имон, чего замолчал? Играй дальше! А то наша американка решит: мы тут не знаем, как надо устраивать вечеринки.
Снова полилась музыка. Ева не успела сесть, как Брайан уже подхватил ее и закружил.
— Лейтенант, дорогая, чур, первый танец мой!
— Это не по моей части. Я не танцую.
— Сегодня — танцуешь.
Так и вышло. Впрочем, танцевали все. Закончили уже далеко за полночь, и Ева, еле держась на ногах, доковыляла до кровати.
А на рассвете ее снова разбудил петух.
За завтраком состоялось прощание, включавшее в себя многократные объятия, поцелуи, а Брайан сгреб ее в охапку и приподнял в воздух.
— Как бросишь этого типа, только свистни — прилечу! — подмигнул он Еве.
«А, черт с тобой!» — подумала Ева и звучно поцеловала его в ответ.
— Идет. Но имей в виду, он еще о-го-го!
Брайан расхохотался и сдавил Рорку руку:
— Везучий ты сукин сын! Береги себя и ее.
— Изо всех сил.
— До машины вас провожу, — сказала, беря Рорка за руку, Шинед. — Я буду скучать, — улыбнувшись, шепнула она Еве. — По вам обоим.
— Приезжайте на День благодарения, — ответил Рорк, пожимая ей руку.
— Ой…
— Мы вас снова ждем всех вместе, как и в прошлый раз. Я все устрою.
— Устроишь, я знаю. Да я с радостью. Думаю, смело могу то же самое сказать за всех. — Шинед вздохнула, на мгновение прижалась к нему, потом отпрянула, поцеловала его в щеку: — Это от твоей мамы. — Затем поцеловала в другую: — Это от меня. — А потом в губы: — А это от всех нас.
Смахнув непрошеные слезы, она так же благословила на прощание и Еву.
— Ну, вперед, наслаждайтесь отпуском. Счастливой дороги. — Шинед вновь взяла Рорка за руку, быстро сказала ему что-то по-ирландски, затем отошла и помахала им уже издали рукой.
— Что она сказала? — спросила Ева по дороге к машине.
— Вот моя любовь, храни ее и возвращайся с ней обратно.
Рорк глядел на Шинед в зеркало заднего вида, пока дом не скрылся за поворотом.
В машине повисла тишина. Ева вытянула ноги, устраиваясь поудобнее.
— Наверно, ты и впрямь везучий сукин сын.
— Уж какой есть, — пошутил он в ответ, напустив на себя самодовольный вид.
— На дорогу смотри, везунчик!
Всю дорогу до аэропорта Ева изо всех сил старалась дышать ровно, не задерживая дыхание и не поправляя мокрых волос на щеках.
4
Приятно было вернуться домой. От поездки в Управление — с пробками, с оглушающими гудками автомобилей, с назойливо кружащимися над головой рекламными дирижаблями и пыхтящими двухэтажными автобусами — у Евы даже настроение поднялось.
«Отпуск — это, конечно, здорово, — думала она, — но по мне, так и в Нью-Йорке есть все, что нужно, и соевые чипсы в придачу».
Пекло было зверским, как проверка из налоговой, и сталь с бетоном просто излучали жар, но свой город Ева не променяла бы ни на какое другое место, хоть на Земле, хоть на спутниках.
Энергия в Еве била ключом, она отлично отдохнула, и ей не терпелось заняться делом.
Припарковавшись в гараже Управления, Ева села в лифт, пятясь и отступая под напором все новых и новых копов, втискивающихся на каждом этаже, пока не почувствовала, что кислород в кабине уже на исходе. Решив, что остаток пути она проедет на эскалаторе, Ева локтями проложила себе дорогу к выходу.
Все запахи здесь были родными: пахло копами, преступниками, людьми на взводе, недовольными или просто пофигистами. Запах пота и дрянного кофе смешивался в букет, который вряд ли найдешь где-либо, кроме полицейского участка.
И Еве это нравилось.
Двое патрульных тащили вверх по эскалатору тощего, как жердь, типа в наручниках. Тот всю дорогу, не умолкая, повторял сквозь зубы: «Чертовы копы, чертовы копы, чертовы копы», и Еве его проклятия были слаще музыки.
Сойдя на своем этаже, она направилась в убойный отдел. У торговых автоматов она заметила одного из своих, детектива Дженкинсона. Он с тоской в глазах изучал меню.
— Дженкинсон!
— Эй, лейтенант Даллас, привет! — Завидев ее, он повеселел.
Судя по виду, он уже пару дней спал прямо в одежде.
— Что, решил сверхурочно поработать?
— Да вот, поймали тут с Рейнеке позднюю пташку, — сообщил Дженкинсон и нажал кнопку на автомате. В лоток выпало что-то, что слепому можно было бы толкнуть за булочку с сыром. — Закругляемся уже. Клиент пошел в стрип-клуб оттянуться со стриптизершей. Заваливается туда один козел и с полоборота вскипает. Стриптизерша-то, оказывается, — его бывшая. Он ей пощечину, клиент тот ему в морду. Козла пинком на улицу. А он пошел домой, взял любимую бейсбольную биту и стал караулить у выхода из клуба. Клиент вышел, козел на него набросился. Отметелил да мозги-то сдуру и вышиб.
— Вот те и оттянулся в стрип-клубе, — прокомментировала Ева.
— И не говори. Козел этот, конечно, сам без мозгов, но изворотливый. — Дженкинсон сорвал с несчастной булочки упаковку и откусил добрую половину. — Биту бросил — и деру. Свидетелей выше крыши, отпечатки, имя с фамилией и адресом — все есть. Верняк! Нет бы сделать всем одолжение и подождать нас дома. Нет, он покантовался где-то пару часов и заваливается к своей бывшей. С цветочками. Выкопал из клумбы у дома, прямо с корнями и землей ей сунул.
— Сердцеед, — хмыкнула Ева.
— Ага, — кивнул Дженкинсон, приканчивая булочку. — Она его, конечно, не впустила — у стриптизерш и то мозгов больше — и быстренько полицию вызвала. А он там орет, в дверь колотит, пучком этим трясет — весь коридор землей закидал. Приезжает патруль, а он взял и в окно сиганул. С четвертого этажа. И букетик свой с собой прихватил.
Дженкинсон умолк, заказал в автомате кофе с двумя таблетками сахарозаменителя.
— Но дуракам везет. Внизу какой-то торчок дурь толкал, тот прямо на него и приземлился. Продавец — в лепешку, покупатель его — в реанимации, но козлу этому они падение смягчили.
Ева покачала головой.
— Нарочно не придумаешь, — бросила она.
— Дальше — лучше! — пообещал Дженкинсон, отпив глоток из стаканчика. — Нам-то его еще и ловить. Я вниз по пожарному, Рейнеке — по лестнице. А торчок внизу — в лепешку. Между прочим, то еще зрелище. Короче, Рейнеке выбегает, смотрит: этот тип уже улепетывает. Сунулся в китайскую забегаловку с черного хода, мы — за ним, бежим через кухню, китайцы врассыпную, он на нас кастрюли опрокидывает, жратву ихнюю и черт знает что еще швыряет. Рейнеке поскользнулся на каком-то дерьме, так и загремел. Нет, такое точно не придумаешь!
- Предыдущая
- 10/82
- Следующая