Последний чёрный кот - Тривизас Евгениос - Страница 4

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая

— Ты его знаешь? — спросил я, кивнув на Расмина, который с важностью ста баронов принимал ухаживания парикмахера.

— О-ох! — простонала она. — Ну конечно же!

— Отчего ты стонешь? Съела несвежую рыбью голову, и разболелся живот?

— Вот балда! Я его люблю.

— Кого? Этого изнеженного бездельника?

— Расмин вовсе не изнеженный бездельник!

— А кто же он, скажи на милость?

— Обворожительный кот, красивый, как картинка! Увы, у меня нет шансов.

— Да? Почему?

— Я узнала, что хозяева собираются просватать за него одну ангорскую кошку. Какую-то Глорию.

— А-а, понятно... — немного растерялся я.

— Попадись мне на глаза эта Глория — знаешь, что бы я с ней сделала?

— Что?

— Я бы ей глаза выцарапала! — прошипела в ярости чёрная красотка. — Я бы ей по волоску повыдергала все её усы!

Ха-ха, именно такие любезности я мечтал оказать Расмину, да ещё опрокинуть ему на голову кастрюлю с горячей вермишелью. Однако я прекрасно понимал, что если это сделаю, тут же сбегутся люди, навалятся на меня и выдерут волосок за волоском мои собственные усы.

— Как тебя зовут? — спросил я незнакомку, к которой испытывал всё большую симпатию.

— Агата.

— А ответь-ка мне, Агата, на простой вопрос: ты где живёшь?

— В двух кварталах отсюда. В доме Лоренцо Латремура.

— Кто он такой?

— Оперный тенор. Ты наверняка его слышал.

— К счастью, нет.

Агата бросила на меня осуждающий взгляд.

— При первой возможности я выскакиваю из дому и мчусь сюда — полюбоваться на этого божественного кота!

Тем временем парикмахер развязал ленточку с бантом на шее Расмина и отдал её рыжеволосой горничной.

— Зачем он отдаёт ей ленточку? — спросил я Агату.

Она наверняка знала всё про кота своей мечты.

— Чтобы она постирала её в цветочной воде и выгладила. Расмин, между прочим, меняет ленточки каждый день. И все они из чистого японского шёлка.

— Да что ты говоришь!

— А по воскресеньям он носит ленточку из венецианского кружева.

— С ума сойти!

Агата, казалось, не замечала моей иронии.

— Потрясающий кот! — продолжала она с восторгом. — Он ест только крокеты из омара и пюре из варёных золотых рыбок.

Мне было что на это сказать, но я сдержался.

Я бросил последний взгляд на стеклянную дверь. Парикмахер спрыснул божественного кота духами из голубого хрустального флакончика (небось дорогущими), а горничная внесла на подносе свежевыглаженную лиловую ленточку. Ладно, с меня довольно.

Я распрощался с Агатой, которая с обожанием взирала на своего кумира, и направился к выходу. Погрузившись в свои мысли, я не заметил садовника, который опрыскивал розовой водой из серебряной чашки кусты роз, и наскочил на него. От неожиданности он выронил чашку, выругался и наподдал мне тяжёлым грязным сапогом. Э-эх, будь это не я, а Расмин, этот тип не то что ударить меня не посмел, но ещё и раскланивался бы передо мной угодливо! Ну да что уж тут говорить...

Покинув роскошную виллу, я принялся бесцельно бродить по улицам, улочкам и переулкам. Нам с Агатой, думал я, нужно объединиться, чтобы расстроить помолвку Глории и Расмина. В голове у меня роились планы один хитрее другого, как нейтрализовать Расмина и сделать обожаемую Глорию безраздельно моей.

И вдруг... Запах! Тот самый запах! Я его сразу узнал. Не колеблясь ни секунды, я решил следовать за этим запахом, куда бы он меня ни привёл и какие бы опасности ни встретились на пути.

Я глубоко вдохнул, чтобы удостовериться. Сомнений нет. Йод и мята! Мята и йод! Замедлив шаг, я спрятался в тени дверного проёма.

Вот он, таинственный коротышка в кепке! Перед каким-то складом по соседству с бакалейной лавкой. Вдвоём с верзилой в растянутом свитере они затаскивали в грузовичок деревянные ящики — с дюжину, наверно. Грузовичок старый, помятый, кое-где измазанный тёмно-красной краской.

До моих ушей долетали из ящиков приглушённые звуки — словно кто-то скрёбся и сдавленно мяукал. Впрочем, может, это были мои фантазии...

Коротышка в кепке, тяжело дыша, свалил в кузов последний ящик. Достал из кармана коробочку с мятными карамельками, одну протянул человеку в растянутом свитере, а другую положил себе в рот; его короткопалые руки в ссадинах и царапинах были залеплены пластырем и перемазаны йодом. Залез на переднее сиденье и захлопнул дверцу.

Что там, в ящиках? Неужели то, что я подозреваю?

Куда он их везёт? Что собирается с ними делать? Нужно действовать не мешкая.

В мгновение ока я забрался на ближайший эвкалипт, примерился, прыгнул и бесшумно приземлился на решётчатую крышу грузовика. Чудом успел! — в ту же секунду он тронулся и с грохотом уехал в неизвестном направлении.

Едем мы довольно долго. Проезжаем районы, в которых я ни разу не был. Пустующие стройки, улицы в рытвинах и канавах, убогие кварталы, где дети пинают тряпичный мяч. Наконец грузовичок тормозит у какого-то старого здания с куполом. При входе облупившаяся табличка, на ней три слова:

Невдалеке припаркована машина с откинутым верхом и бежевыми кожаными сиденьями.

Коротышка в кепке вылезает из грузовика. Я за ним. Он открывает обшарпанную дверь с табличкой «Только для постоянных посетителей» и входит в хамам [2]. Я успеваю проскользнуть в дверь; к счастью, он меня не замечает. Когда дверь захлопывается, из неё выпадает треснутое стекло и разбивается, усыпав мелкими осколками тротуар.

Хамам наполнен паром. Сквозь мутные стёкла в крыше просачивается бледный свет. Пол и стены облицованы потрескавшейся белой плиткой. Я с трудом различаю мраморные ванны и каменные скамейки. Внезапно из пара, будто призрак, возникает силуэт высокого худого мужчины в белом костюме и тёмно-зелёных очках. К лацкану его пиджака приколот значок — такой же, как тот, что я нашёл невдалеке от приморской таверны в день встречи с похитителями котов.

— Принёс?

Голос у него хриплый.

— Да, — отвечает коротышка в кепке и кладёт в рот мятную карамельку.

— Сколько?

— Шестнадцать.

— Все чёрные?

— Как ночь.

— Отлично!

Человек в белом вытаскивает кошелёк из белой кожи, отсчитывает восемь хрустящих купюр и протягивает их коротышке.

— Разберись с ними.

— Считать не будете?

— Я тебе доверяю.

— Ладно.

— Что с твоим значком?

— Наверно, обронил где-то.

— Попроси другой у Сотириса. А мне нужно идти.

— В клуб?

— Да, у нас заседание братства.

Что за чудеса происходят в этом хамаме? Зачем сюда привезли ящики с кошками? Что с ними будет?

Я устремляюсь за коротышкой в кепке, которого скрыло облако пара, случайно наступаю на скользкую обёртку от мыла и с пронзительным воплем растягиваюсь на. полу.

— Как здесь оказалась эта кошка? — острым, как нож, голосом спрашивает человек в белом.

— Понятия не имею!

— Разберись с ней! Сейчас же!

— Сию секунду!

С непомерным пылом коротышка в кепке бросается ко мне, но наступает на ту же обёртку, что и я, и начинает вращаться на месте, словно танцует зейбекико [3]. Это даёт мне возможность ускользнуть. Я несусь к выходу и, как выпущенная из лука стрела, вылетаю в дырку от разбитого стекла во входной двери. Ещё один прыжок — и я в открытом автомобиле. Быстро забираюсь под плащ на заднем сиденье.

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая