Кремлевский визит Фюрера - Кремлев Сергей - Страница 88

• Предыдущая
• 88/170
• Следующая

— Что вы предлагаете?

— Надо связаться со Швецией…

Ответ Паасикиви — как, собственно, и все, сообщенное автором ранее, —документален. И получалось, что Паасикиви был намерен вовлечь в мир иллюзий еще и шведов… Что из этого у финнов получилось, мы еще увидим…

26 октября финны — ничего в Москве не решив — вернулись домой. И тут начались парламентские и прочие дебаты… Время шло… И Таннер опять собрался в Москву — весьма просрочив взаимно оговоренные сроки…

И тут 1 ноября, уже в поезде, он узнал, что Молотов в публичной речи огласил и советские предложения Финляндии, и советскую оценку поведения Финляндии…

Москва торопилась сама и решила публично подтолкнуть финнов…

Тут тоже повторялась ситуация, схожая с польской, — погода работала не на нас, и надо было торопиться… Мы и так со всем этим затянули, надеясь на то, что у финнов здравого смысла — в отличие от поляков — должно хватить…

Увы, все обстояло иначе…

Во-первых, Таннер расценил наш шаг как «некорректный». А ведь, если вдуматься, чего тут было недопустимого или недостойного? Напротив, обнародовав наши требования к финнам, мы доказывали этим свою уверенность в нашей правоте…

Финны же, «милостиво» добравшись до Москвы, все более отступали, но — не доходя до той черты, которую СССР определил как минимальную. А минимальной была черта по Койвисто…

Сразу скажу, что по договору от 12 марта 1940 года— после взлома и «линии Маннергейма», и «линии Рузвельта» — Черчилля — граница прошла примерно на 50 километров дальше — не к Койвисто, а уже к Выборгу. Но ведь это было уже после взлома всех «линий», когда Сталину уже не было нужды делать для финских полковников экскурсы в военную историю…

А в 1939 году все начало ноября прошло в наших попытках не доводить до последнего довода — пушечного… Но финны не уступали в вопросе даже о Ханко, хотя было понятно, что Ханко — один из тех возможных «замков», на который Россия могла бы закрыть Финский залив для врага.

9 ноября Сталин показал на карте точку:

— Может быть, вы уступите хотя бы остров Руссарё?

— Нет.

— Тогда, похоже, ничего не выйдет, — вздохнул Сталин. — Ничего не выйдет…

Удивительно, но так же считали и сами финны. И еще до получения ответа из Хельсинки они подготовили письмо на имя Молотова, которое Таннер считал «вежливым», а я назвал бы неоправданно высокомерным. Даже традиционный завершающий «комплимент» письма выглядел весьма сухо.

Впрочем, пусть читатель судит сам.

«Господин Председатель,

Ввиду того, что в наших переговорах с Вами и г-ном Сталиным не удалось найти почву для предположенного между Советским Союзом и Финляндией соглашения, мы сочли целесообразным сегодня вечером вернуться в Хельсинки.

Доводя об изложенном до Вашего сведения и принося искреннюю благодарность за всю оказанную нам любезность, мы выражаем надежду, чтобы переговоры в будущем могли привести к удовлетворяющему обе стороны результату.

Примите, г-н Председатель, уверения в глубоком нашем уважении.

Ю. К. Паасикиви, В. Таннер».

Письмо было датировано 13 ноября— что было несколько странно. Финны могли бы еще денек в Москве и побыть и не связывать себя темной символикой…

Однако письмо было датировано 13-м, и в тот же понедельник, 13 ноября— суеверные финны почему-то (?) проявили бесстрашие и в этом вопросе — в 21.30 финская делегация уехала в Хельсинки…

Тут пора сказать, что маршал Маннергейм — как бывший русский подданный, как бывший генерал царской армии и неглупый военный, был со многими нашими сомнениями согласен и рекомендовал гражданским политикам уступить в рамках возможного. И этим пределом могла как раз стать «линия Маннергейма». Тогда, конечно, финнам пришлось бы отказаться от предполья ее укрепленных районов, то есть от километров лесных завалов, оплетенных колючей проволокой, стационарных зарытых фугасов, противотанковых рвов, гранитных и бетонных надолбов и прочих «прелестей» в виде пулеметных гнезд, окопов и блиндажей…

Но мы это предполье так или иначе прошли за полторы недели и уперлись лишь в саму линию — действительно непроходимую так просто…

То есть даже Маннергейм понимал, что надо уступать… Но если он надеялся на линию его имени, то политики в штатском надеялись еще и на «линию Рузвельта»…

ДА, ФИНСКУЮ проблему надо было решать быстро — мало того, что наступала зима и боевые действия сразу же осложнялись прежде всего для нас… Поджимало и «политическое» время… Ситуация была для СССР сегодня благоприятной. А завтра?

Сегодня Германия связана на западе и нам официально дружественна. А завтра?

Сталин лучше многих понимал и знал, что могущественные силы вне и внутри Германии вполне могут обеспечить такой поворот мировой ситуации, когда Германия и Англия — с Францией и Финляндией в пристяжных — вместе пойдут на СССР. И пойдут — в том числе — через Финляндию…

И пойдут ведь ведомые не национальными — пусть и жадными — интересами. Пойдут в интересах наднациональных сил по обе стороны Атлантики…

Скажем, если бы удались покушение Эльсера или заговор Бека или получили бы развитие и логическое завершение интриги бывшего обер-бургомистра Лейпцига, а к концу тридцатых — советника штутгартского концерна «Бош АГ» Карла Фридриха Гёрделера, то Гитлер был бы свергнут. А Германия быстро была бы возвращена в систему Золотого Стандарта как в узко финансовом, так и в широком политическом смысле…

И такая Германия была бы тут же подключена к быстрым действиям против СССР широкого антисоветского фронта Золотой Элиты…

Ведь Элите тоже надо было спешить — пока СССР не выполнил четвертую пятилетку и не перевооружился.

А в Советском Союзе в ту осень 39-го было много дел, и большинство из них относилось к жизни мирной и созидательной… Но в мирные хлопоты вплетались и пахнущие порохом — по крайней мере потенциально…

В Европе вермахт вел бои на Висле, а Сталин 13 сентября вызвал в Москву Первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко и Председателя Совнаркома Белоруссии Кузьму Венедиктовича Киселева.

Думали, нужда в каком-то хозяйственном отчете: в Минске затеяли размахнуться на искусственное озеро — с водой в городе было туго. Однако требовались средства, а союзный нарком финансов Зверев скупился… Были и другие неотложные дела…

В приемной сталинский личный секретарь Поскребышев в серой коверкотовой гимнастерке привычно расправлялся с телефонными аппаратами — редко звоня сам, но то и дело отвечая на звонки.

Вскоре белорусов пригласили в кабинет, а за ними туда прошли и их украинские коллеги Хрущев и Корниец… В кабинете был и Ворошилов.

Сталин начал совещание по вводу войск на западные белорусские и украинские земли. Киселев сидел, то ли как на иголках, то ли как на крыльях… Свершалось то, чего желалось почти двадцать лет!

Обсуждение заняло чуть больше часа, а потом Сталин повез всех на дачу — обедать…

Хозяин был приветлив и заботлив, смущающегося Ковалева посадил рядом с собой, расспрашивал. По всего-то 35-летнему возрасту белорусского «премьера» Сталин мог бы называть его по-отцовски просто Кузьмой, но был подчеркнуто вежлив. Вопросы, впрочем, задавал не из вежливости, а по сути…

Рассказывал Сталин и сам… Рассказывал и о войне с белополяками, когда пришлось воевать и в белорусских краях.

А ранним утром 17 сентября Кузьма Ковалев уже ехал вместе с наступающими частями кавалерийского корпуса Еременко вперед — к Несвижу, Барановичам, Волковыску и дальше — на Гродно…

У Сталина же возникали уже другие проблемы — на другом конце страны… И очень хотелось решить их на северо-западе так же бескровно, как это удалось сделать на юго-западе…

День 7 ноября застал финнов еще в Москве, и их пригласили на военный парад. Паасикиви отказался, Таннер пошел и весь парад вежливо отказывался от предложений американского посла Лоуренса Штейнгарта хлебнуть из его фляжки с коньяком, к которой сам посол частенько прикладывался, бурча по поводу устаревшего вооружения — что было явной неправдой.

• Предыдущая
• 88/170
• Следующая