Кремлевский визит Фюрера - Кремлев Сергей - Страница 66

• Предыдущая
• 66/170
• Следующая

«Мой дорогой Черчилль,

в связи с тем, что Вы и я занимали аналогичные посты в годы мировой войны (первый лорд адмиралтейства Черчилль и помощник министра ВМС США Рузвельт. — С. К.), я хочу, чтобы Вы знали, как я рад тому, что Вы вновь в адмиралтействе… Я хотел бы, чтобы и Вы, и премьер-министр знали, что я всегда буду рад, если вы будете обращаться лично ко мне по любым вопросам, по которым, по Вашему мнению, я должен быть в курсе дел. Вы можете всегда посылать мне запечатанные письма с Вашей или моей почтой.

Я рад, что Вы закончили тома о Мальборо (sic) еще до того, как все это началось, и я с удовольствием их читал».

По всем правилам — божеским, человеческим и дипломатическим — это была, пожалуй, бестактность: глава иностранной, да еще и нейтральной державы при живом премьере направлял послание не премьеру, а одному из его министров. «Фиговые листики» в виде «личных» фраз об «аналогичных постах» и «о Мальборо», то есть о книге Черчилля и его помощников «Мальборо — его жизнь и время», скрывали мало что… Последний, четвертый том исследования о своем знаменитом предке сэр Уинстон издал еще в 1938 году, и ФДР — если уж так им восхищался, мог бы сообщить об этом автору и пораньше…

Сразу сообщу, что до февраля 1940 года Черчилль направил в США 5 (пять) безответных форменных отчетов о ходе дел… Рузвельт — в рамках все еще «интимной частной переписки» — ответил Черчиллю лишь 1 февраля 1940 года.

Конечно, Рузвельт знал то, о чем писал Черчилль, не хуже Черчилля. Это была просто «обкатка» технологии контактов, которым предстояло стать в будущем уже открыто официальными и регулярными…

Если перед Первой мировой войной сам брат-математик французского президента Пуанкаре говорил, что Пуанкаре — это война, то через четверть века синонимом войны мог быть Черчилль… В 1939 году Чемберлен записал в дневнике: «Шансы Черчилля на включение в состав правительства улучшаются по мере того, как война становится более вероятной, и наоборот».

Черчилль, Ллойд Джордж и бывший французский премьер, друг Литвинова Эдуард Эррио требовали в 1939 году немедленного подписания англо-франко-советского договора о взаимопомощи.

Черчилль же 4 мая 39-го года заявлял: «Нет никакой возможности удержать Восточный фронт против нацистской агрессии без активного содействия России… Пока еще может существовать возможность сплотить все государства и народы от Балтики до Черного моря в единый прочный фронт против нового преступления или вторжения…»

Так что — «ура» другу России Черчиллю?

Но у Советской России во внешнем мире было мало таких бесповоротных и талантливых врагов, каким всю свою жизнь ощущал себя Уинстон Леонард Спенсер Черчилль. Вся его натура, все существо было пропитано мироощущением элиты, олигархии, не оспариваемых никем прав имущего меньшинства на жизнь, достойную венца творения, однако прав на такую жизнь именно и только для имущего меньшинства.

Идея подлинной демократии (понимаемой в своем дословном переводе с греческого «демос», народ + «кратос», власть) была ему не просто чужда. Она ему была даже не ненавистна. Аристократ и прямой потомок аристократов, при игре так и не состоявшегося случая —9-й герцог Мальборо, он с младых ногтей формировался в атмосфере элитарности и избранности. И с молоком — нет, конечно же, не цветущей красавицы матери, украшавшей бальные платья двумя бриллиантовыми пентаграммами, а с молоком цветущей красавицы кормилицы малыш Уинстон впитывал психологию непререкаемого хозяина жизни. Да, в юности он мог подвергать свою жизнь опасности на Кубе, в Омдурмане и в Южной Африке… Да, он был хотя и заносчив, но обаятелен, хотя и сибарит, но с умением трудиться… То есть он не был химически чистым типом социального паразита. Однако он просто представить не мог себя существующим при таком порядке общества, когда нет хозяев и слуг, нет элиты и массы, а есть лишь свободная ассоциация свободных людей…

Всех, а не избранных…

Но, может быть, Черчилль тоже был готов к союзу с сатаной (то есть, в его понятиях — со Сталиным), чтобы изгнать дьявола-Гитлера?

Нет, к союзу с Советской Россией он призывал даже не в силу политического реализма, а с одной стратегической целью — не допустить сближения России и Германий, а тем более их прочного союза. С учетом того, что Россия ушла из-под власти наднациональной Золотой Элиты, а Германия — уходила, такой союз ставил в перспективе крест на всей англосаксонской, а точнее — мамоно-масонской, элитарной концепции мира.

Еще 19 мая 39-го года в палате общин обсуждался вопрос о переговорах с СССР с целью заключения военного союза…

Вначале Ллойд Джордж красочно и мрачно описал картины будущей агрессии и — что ж делать — признал, что Германии безусловно удался бы блицкриг в 1914 году, «если бы не Россия»…

О том же говорил и Черчилль:

— Если не будет создан Восточный фронт, то что будет с Западом? Без действенного Восточного фронта невозможно удовлетворительно защитить наши интересы на Западе, а без России невозможен действенный Восточный фронт…

Сэр Уинстон был, конечно, прав, но оставалось понять — а нужен ли действенный Восточный фронт России? И нужен ли ей вообще иной фронт, кроме трудового? Черчиллю и его Золотому Клану была нужна новая война — для новых военных сверхприбылей, для дальнейшего возвышения США, для нового стравливания Германии и России…

Но Советскому-то Союзу нужен был мир. Он-то уже жил в режиме 4-й пятилетки…

Да и Гитлеру была нужна не война, а Данциг и окончательное решение «польской» проблемы…

Если бы Черчилль был просто политическим реалистом, мыслящим национально, он — во всяком случае после 23 августа — должен был выступить против военных гарантий Польше. Он ведь сам заявлял, что гарантия Польше «не имела военной ценности иначе, как в рамках соглашения с Россией». Соглашения с Россией не получилось, и теперь гарантии служили делу не сохранения мира, а развязывания войны.

Однако Черчилль — за словом в карман никогда не лазавший и слывший блестящим оратором — к отмене гарантий так и не призвал. Напротив, уже после начала войны он признавался: «Все последние недели я больше всего опасался, что, несмотря на нашу гарантию, правительство Его Величества откажется воевать с Германией, если последняя нападет на Польшу».

Почему же он этого опасался?

Да понятно — почему]

ЧЕРЧИЛЛЬ разглагольствовал о «действенном Восточном фронте» не с пустой головы… «Гоноровая» Польша не могла его обеспечить ни в коей мере, хотя намеревалась войти в Берлин…

Германия была второй промышленной державой мира с выдающимися культурными, интеллектуальными и трудовыми традициями, а Польша…

А Польша была отсталой аграрной страной со слабой экономикой и напрочь прогнившим государственным строем (если то, что имела Польша, можно было назвать государством).

На оборону работало всего 57 фабрик, производивших стрелковое вооружение, порох, боеприпасы и артиллерию. Авиационная и танкостроительная промышленность имелась, но слабая во всех отношениях.

Модернизация армии проведена не была — у магнатов на оборону не находилось денег, а займы «покровителей» были схожи с военными гарантиями — вроде и есть, а вот же — и нет. Франция обещала заем и поставки на два с четвертью миллиарда франков, а выполнила обещание на 13 (надо же — с намеком, что ли?) процентов… На эту «помощь» был построен батальон танков. Англия обещала заем на 8 миллионов фунтов стерлингов, но не дала ни пенса.

Хватало, правда, шляхетских сабель, кавалерийских усов, шпор и гонора. Поляки верили в кавалерию намного больше, чем считавшийся конником Семен Буденный (на самом деле просто протестовавший против неумного отношения к взглядам на танки).

Характер будущего германо-польского конфликта понимающий человек мог легко представить себе при сопоставлении всего нескольких цифр, относящихся к вооружениям сторон…

Они были примерно такими:

• Предыдущая
• 66/170
• Следующая