Хирург - Крелин Юлий Зусманович - Страница 54

• Предыдущая
• 54/67
• Следующая

— Не знаю. Потом про Карла XII говорил, что Карл не политик был, а воин и рыцарь. Ни одной победой не мог воспользоваться. Ему от войны, кроме славы, ничего не надо было. Война для славы только, говорит, еще больший грех, чем просто война. Это он, говорит, Онисов. А может быть, поэтому, говорит, за рыцарство-то Швеции и пожалован длительный мир. С тысяча восемьсот пятнадцатого года не воюют. Интересный мужик Онисов. Ну ладно, Марина Васильевна, я чего хочу-то: разрешите Агейкину и Илющенко в расписании до двух ставок поставить.

— Не проси. Потом мне начет будет.

— Какой начет! До двух же разрешают. Ну некому дежурить. Ведь все равно дежурить будут, а бесплатно. Ну не дело — у врачей да еще и отнимать деньги. Вы же это знаете, оплату нашу знаете!

— Все я знаю. Но ты пойми, Женя, нельзя. Сегодня разрешают, завтра нет. Закона точного нет, а всякие письма — сегодня одни, завтра другие. А потом приходит КРУ, и по голове бьют и выгоняют. А куда я пойду? От лечебной работы отстала. Некуда. Как и Онисов твой — некуда ему идти. Некуда, — значит, держаться надо за все инструкции. А в ставках, кому можно и кому нельзя, ты ничего не понимаешь, а шумишь. Если бы оплата дежурств у нас в больнице была бы по дежурантскому фонду — тогда хоть сорок ставок. Но тогда профсоюз, охрана труда считает — сколько остается времени на отдых и восстановление сил. Если дежурство оплачивается, как у нас, то есть имеются ставки дежурантов, то не более полутора ставок. Мы же отказались от фонда ради ставок, чтобы не выкраивать бесплатные дежурства каждому. Понял? Вот мы и крутимся между финансами и профсоюзами. Выбирай.

— Профсоюзы! Онисов говорит, дали бы ему работать на три ставки, он бы подежурил через день месяца три, а потом бы несколько месяцев не работал. Пусть впроголодь, а просуществовал бы как-нибудь. Где-нибудь в тепле, на юге, в Крыму там или в Одессе.

— Эти я законы не знаю. Я ж не юрист.

— Ну разрешите, Марина Васильевна. Что надо для этого сделать?

— Пиши рапорт на имя райздрава, что в связи с нехваткой хирургов прошу разрешить этим двум оглоедам дежурить до двух ставок. Оба подпишемся и пошлем в райздрав на утверждение. Все вместе тогда будем отвечать.

— Ну вот и договорились. Хоть заплатят. А то ведь нет врачей. Можно, конечно, каких-нибудь совместителей на дежурство. Но неизвестные врачи… За наших больных еще не будут болеть как надо. Был же у нас печальный опыт. Ну спасибо, Марина Васильевна. Вот и спасибо.

— Ух, ты и плут, Мишкин. Но ничего, доберемся и до тебя. Погоди.

— Алло.

— Евгений Львович?

— Я.

— Здравствуйте, Евгений Львович. Женя, это Нина говорит.

— Ага! Здравствуйте. Как жизнь?

— Жизнь-то ничего. Я сразу к делу, Евгений Львович. У меня есть просьба к вам. В одной больнице, где работает ваша бывшая приятельница и сотрудница Майя Петровна Балдина и моя подруга тоже, сейчас лежит дальний родственник мой. У него обнаружен рак желудка. Заведующий их сейчас болен, а замещает его она. У меня большая просьба — очень хочу, чтобы его соперировали вы. И Майя Петровна просит.

— Евгений Львович, здравствуй. Это Майя. Я присоединяюсь к просьбе.

— Пожалуйста, присылайте.

— Евгений Львович, ты меня прости, а не могли бы вы приехать и сделать это в нашей больнице? Он у меня лежать будет. А?

— Можно и так. В пятницу, например, если ничего не случится. У нас плановых операций быть не должно.

— Спасибо большое, Евгений Львович. Родственники заедут за вами на машине.

— Нет, не надо. Сам доберусь, я знаю, где ваша больница.

— Евгений Львович, а вы не могли бы захватить с собой и анестезиолога, у нас очень плохо с наркозом в больнице. А вот Нина давать наркоз ему не хочет. — Засмеялась. — Она ведь любит добро делать, но чужими руками. Захватишь?

— Хорошо. Я ведь тоже люблю только со своим анестезиологом. Сейчас все от них зависит. Договорились. Только утром в пятницу позвоните в отделение. Вдруг у нас случится что. Если все в порядке, то я буду у вас что-нибудь около часа-двух. Ничего?

— Спасибо большое, Женя, спасибо.

Мишкин пошел в операционную. Вера Сергеевна возилась с наркозным аппаратом. Разбирала его, чинила там что-то.

— Евгений Львович, ну хоть бы какого-нибудь техника, чтоб периодически следил за аппаратами. Я ж многого просто не умею и не понимаю.

— Мне скажите. Может, я смогу. А техника где я вам возьму? Слушай, Вера, звонила Балдина Майя, помнишь, работала с нами?

— Здрасьте. Конечно, помню Майку. Как я могу забыть.

— Она только что звонила, просила нас с вами приехать к какому-то родственнику одного врача, который нам как-то помог операцию сделать. Желудок. Рак. У них и с наркозом плохо.

— Сейчас?

— Да нет. В пятницу.

— А почему бы ей не перевести к нам?

— Я предлагал. Но она, по-видимому, хочет сама за ним ухаживать, наблюдать. Живут там рядом. В общем, хочет.

— А мы как наблюдать будем?

— Никак! Съездим, если надо. Надо же помочь человеку.

«Нам, врачам, в этом мире хорошо, лучше, чем кому бы то ни было другому. Мы можем оказывать благодеяния лично — вне зависимости от всяких организаций, учреждений, обществ. Так сказать, человеку человек. То есть все могут, но врачам это легче всего. Жизнь заставляет помогать другим, и, при прочих равных, мы, врачи, лучше становимся. Так сказать, по долгу, по образу службы», — Мишкин глядел в окно операционной и философствовал сам с собой. Он забыл, что ждет ответа. Да они не ждал. Он был уверен в нем. А вокруг лишь узор из слов.

— Ну ладно. Хочет, так поедем туда.

Как и было условлено, в пятницу звонит Майя Петровна снова:

— Жень, у тебя все без изменения?

— Да. Все в порядке. Скоро выезжаем с Верой Сергеевной, с Верой.

— Ты учти, Евгений Львович, внизу тебя ждет машина. Брат больного на своей машине. В посетительской у вас ждет.

— Ну и зря. И сами бы доехали. Сколько ж времени сидит уже? Зря ты это. Как он выглядит?

— Ты как спустишься, он сразу и подойдет. Ведь вы, Евгений Львович, личность достаточно узнаваемая, заметная, с прекрасными двухметровыми особыми приметами, а дополнительно я сказала, что с добрыми глазами. Разберется. Нинка хотела заехать, но с утра занята.

— Ну хорошо, хорошо.

— Правда, глаз он не разглядит — он низенький.

— Ну договорились. До встречи.

Мишкин сел в кресло и задумался. Вошел Илющенко с историей болезни в руках.

— Игорь, дай закурить.

— Пожалуйста, Евгений Львович. — Закуривают оба. — Евгений Львович, вот этого больного можно готовить к операции на понедельник?

— Давай посмотрим. Все ему сделано? Так. Анализы хорошие. Гемоглобин достаточный. Рентген есть. ЭКГ — приличная. Белки крови — тоже неплохо. Слушай, а почему у тебя нет реакции Вассермана? Ведь положено.

— Ни к чему вроде, Евгений Львович.

— Ну что за дурацкий разговор. Вчера родился, что ли? Положено. Закон такой. Как общий анализ крови — брать всем. Да это ведь и не прихоть пустая. Ведь на сифилис врач может наткнуться в любой ситуации, он же очень разнообразен. И самому заразиться можно.

— Да мы, как правило, делаем, Евгений Львович. Мишкин усмехнулся и продолжал:

— Будешь оперировать и уколешься. Ну ладно, назначай. A PB возьми.

Мишкин потянулся, встал, облокотился о верх шкафа, сначала задумчиво, потом яростно где-то под потолком почесал затылок и наконец снял халат, взял книгу и вышел в коридор, где встретил Веру Сергеевну.

— Вера! Ну? Нас же ждут!

— Сейчас, сейчас, Евгений Львович, снимаю халат и бегу.

— Я у главной буду. Будешь готова, забежишь. Мишкин вошел в кабинет к Марине Васильевне.

— Ты что это, кум, в цивильном платье, без халата?

— А вот зашел отпроситься. Нам с Верой надо съездить в одну больницу.

— Что ж ты сначала подготовился к выходу, а потом пришел отпрашиваться? Да ладно, езжай. Я знаю про это.

• Предыдущая
• 54/67
• Следующая