Старое предание (Роман из жизни IX века) - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 18
- Предыдущая
- 18/97
- Следующая
Толпа росла с минуты на минуту.
Сжатые кулаки грозили князю, но он смеялся над их бессильной яростью.
Тянулось это довольно долго, наконец Смерд пустил во двор двоих или троих выборных, заставив их спешиться. Они шли, обнажив головы, в глубоком горе, что-то бормоча про себя и плача, подойдя к крыльцу, где стоял князь, они хотели заговорить, но он опередил их:
— Вы за что же, непокорное племя, сукины сыны, меня вздумали проклинать? — загремел он. — В чем я повинен?.. Да я пальцем никого не тронул, я никого не велел убивать, хоть и мог бы, и они стоили того, чтоб им отрубили головы… Сами они перессорились и передрались. Все горницы мне забрызгали кровью, изгадили двор, шум подняли… Как собаки, сцепились и перегрызлись… Он вскинул кулаки.
— Так им и надо! Все старая славянская воля мутит вам головы! Так и со всеми будет, кто станет её добиваться. Трупы можете выловить в озере, я не запрещаю… и отправляйтесь по домам, покуда целы… А я в их смерти не повинен…
Он ещё не успел договорить, когда под тыном, в густых зарослях лупина, крапивы и лозняка кто-то зашевелился, поднялся… и встал, бледный, как труп, пошатываясь на перебитых ногах. Лицо его было измазано запёкшейся кровью, один глаз был выбит. Вытянув руку, он словно ощупью шёл на голос, туда, где стояли семьи кметов.
— Он не повинен!.. — раздался его хриплый голос. — Дурман и зелье колдовское он подмешал нам в мёд… натравливал брата на брата, подстрекал и науськивал, пока у нас не налились кровью глаза и не отшибло память… Он не повинен! Он! Он!.. — повторял, приближаясь нетвёрдой поступью, изувеченный кмет, всю ночь простонавший под забором. — Он… Он! Сукин сын… Он один, а не мы… Пропади он пропадом!
Кмет нагнулся, увидев под ногами камень со следами запёкшейся крови, схватил его и изо всей силы бросил в князя. Он очень ослабел, но гнев, овладевший им, был так силён, что камень, попав через окно в горницу, разбил там вдребезги какую-то посуду. В ту же минуту на него налетела княжеская челядь, накинула ему на шею петлю, старик пошатнулся, упал, из горла его вырвался клокочущий хрип… и уже труп палачи поволокли на берег.
С грозным ропотом отшатнулись кметы, увидев у своих ног мёртвое тело; не вступая в препирательство, они повернули назад, к мосту, где их ждали люди и кони, а немного погодя вся толпа с шумом и криками двинулась обратно. На мосту осталось лишь несколько женщин, которые разыскивали тела убитых.
Из городища тотчас высыпала челядь, но не за тем, чтобы им помочь, а чтоб высмотреть молоденьких. Двух или трех, невзирая на отчаянные вопли, утащили в терем, а князь, видевший, как буйствует его дружина, благодушно ухмылялся.
Вскоре все затихло… Только внизу, за плотиной, женщины уносили тела, выброшенные на берег волной, иль на челнах подплывали к трупам, видневшимся вдали.
Хенго поспешно навьючивал на лошадей свои пожитки и остатки товара, стараясь поскорей выбраться из городища. И он и Герда, который был напуган ещё больше, чем отец, хотели до полудня выехать.
Тут и увидел их давно уже подкарауливавший Самбор. С грустным и озабоченным видом подошёл он к немцу, оглядевшись сначала, не подслушивает ли кто-нибудь из челяди.
— Добрый человек, — начал он, — я так называю тебя, потому что ты не кажешься мне злым… Скажи, не проедешь ли ты на обратном пути мимо двора Виша?
Не смея или не желая говорить, Хенго кивком головы подтвердил его догадку.
— Передай им поклон от меня, — попросил юноша. — Тоскую я по ним, хоть тут, в городище, у нас увеселений хватает и у князя живётся хорошо… чего ж ещё хотеть… только и слышишь смех. Но ты расскажи им, что видел сам, расскажи, как мы тут пируем!.. Они порадуются, что отдали меня сюда. Я, верно, сбежал бы к ним и меня бы не удержали ни стены, ни реки, ни леса, если б тут не было так весело… Так расскажи им, — повторил он, — что ты тут видел…
Хенго поглядывал то на него, то на терем и башню, то на своих лошадей и тюки, которые снова перевязывал… Ему не терпелось вырваться отсюда, но он молчал, боясь собственного голоса, и только кивал головой.
— Расскажи им, — прибавил Самбор, — что вчера многих кметов не стало… и как пышно их хоронили… А нам обещают, что такие потехи будут теперь каждый день… В темнице под башней, не считая племянника с выколотыми глазами, сидит в заточении несколько кметов… Скоро настанет черёд и для других.
Хенго нетерпеливо кивал головой и все беспокойней озирался; наконец, он знаком заставил юношу отойти с дороги… Пора было ехать; немец и его сын сели на коней. Князь смотрел с крыльца, как они тронулись в путь, но уже не сказал ничего. Только выехав из ворот, за плотиной Хенго вздохнул полегче… Нет, чаща лесная лучше такого гощения. И они погнали коней во весь опор по той же пустынной дороге, что и вчера. Пока видна была серая башня, над которой кружились вороны, немец опасливо озирался, словно боясь, что его ещё могут воротить. Герда, дрожа от страха, не смел даже словом перекинуться с отцом.
Вскоре они очутились в лесу и только тут почувствовали себя в безопасности.
Дорога, по которой они ехали со Смердом, запомнилась немцу, привыкшему к странствиям. Но и она приводила его в трепет: он боялся встретить более грозных путников, чем слепой гусляр, и мчался вперёд, оглядываясь по сторонам и заранее обдумывая, где стать на ночлег, так как не надеялся за день добраться до Виша. Теперь они уже знали брод и смело переправились на другой берег. Никто не попадался им навстречу. Только вдали испуганно разбегались козы, а водяные птицы с криком срывались с реки и перелетали на дальние болота.
Уже вечерело, когда Хенго заметил на горе большой камень, стоявший посреди других, поменьше: это место он облюбовал ещё вчера. Тут они отъехали от реки и углубились в лес; Хенго разыскал зеленую лужайку, где могли пастись лошади, и вместе с сыном развёл костёр, чтобы отгонять зверя. Наскоро соорудив из ветвей шалаш, они улеглись спать.
Майская ночь быстро пронеслась, а под утро разразилась гроза с проливным дождём и согнала их с ночлега. Хенго беспокоился и торопился в дорогу, но, перед тем как сесть на лошадь, схватил Герду за руку.
— Ты видел и слышал, что делалось в городище — сказал он. — Я велел тебе молчать и не показывать, что ты знаешь язык своей матери… Так молчи и теперь… будь нем…
И отец погрозил ему кулаком, но мальчик только поглядел на него осоловелыми глазами, и, сев на коней, они поскакали к двору Виша. Дождь ещё лил, лошади поминутно скользили, так что пришлось замедлить шаг; был уже полдень, когда они увидели дым, засеки и пасущихся на лугу кобыл, которых, отгоняя жеребят, доили женщины.
Виш стоял на высоком берегу, у ног его лежали сторожевые собаки. Немец замахал ему издали рукой, и старик стал проворно спускаться к нему. Собаки уже бросились вперёд, готовые разорвать чужого, но грозный окрик хозяина заставил их вернуться, и они покорно поплелись за ним.
Глаза старика загорелись любопытством, казалось, он был удивлён, что немец вернулся невредимый из городища. Он разглядывал его, лошадей и тюки.
— Скоро же вы вернулись, — сказал он, улыбаясь, — успешно ли съездили?
— А нечего мне было там делать, — отвечал Хенго, — да и хотелось поскорей выбраться из незнакомого края.
С этими словами Хенго отдал сыну своего коня, а сам, уверясь, что собаки его не загрызут, пошёл с хозяином. Когда они остались одни, кмет поглядел на него, словно хотел что-то прочесть в его глазах.
— Что слышно в городище? — спросил он. Хенго промолчал.
— Я мало что видел, да и слышал немногим больше, — ответил он, подумав. — Только ваш парень велел вам поклониться… ему там хорошо…
— Молодым везде хорошо, — заметил хозяин и вздохнул.
По ответам немца видно было, что он не хотел рассказывать. Виш задал ещё несколько осторожных вопросов, но немец отвечал так уклончиво, что он замолчал.
Герду встретили во дворе как знакомого и повели вместе с лошадьми под навес. Мальчик, как в лихорадке, дрожал всем телом после вчерашнего испуга и нынешнего холодного дождя. Все жалели его. Один из работников, не предполагая, что он понимает их язык, взял его за руку и чуть не насильно потащил в избу, где с утра жарко топилась печь.
- Предыдущая
- 18/97
- Следующая
