Маслав - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 27

• Предыдущая
• 27/56
• Следующая

Собек, который, должно быть, никогда не спал, подошел к маленькому отряду и дал дельный совет. Кони врагов паслись обыкновенно ночью около стога сложенного сена, который находился в некотором отдалении от костров. Старый слуга предложил подкрасться к стаду и потихоньку отогнать его подальше, чтобы враги не могли воспользоваться конями для погони. План этот всем казался трудно исполнимым и опасным, но Собек был известен тем, что он никогда не брался за такое дело, которого не мог выполнить. Его выпустили вперед и стали поджидать, когда он, выскользнув как мышь из ворот, исполнит задуманное и даст им знак, что кони угнаны от стога. Нетерпеливой молодежи минуты ожидания казались слишком долгими, но вот, наконец, послышался топот бегущих коней, а в городище осторожно открылись ворота, и по одному стали выезжать охотники. Спустившись с холма и сбившись в кучу, они с громким криком пустили коней вскачь прямо к догорающим кострам.

Около них не было даже стражи, так не ожидала чернь этого нападения. Большая часть людей уже спала, когда Вшебор, ехавший впереди, влетел, как вихрь, в самую середину лагеря. Поднялась страшная суматоха и тревога, и, начиная с того места, где избивали лежачих, распространилась на другой на другой конец лагеря.

Разбуженная чернь вскакивала, не понимая, что происходит, и предполагая, что враг гораздо сильнее, чем он был на самом деле. Просыпаясь во мраке, охваченные страхом, слыша вокруг себя крики и стоны, все бросились бежать, кто куда: один в лес, другие к речке и болотам, а третьи – куда попало, и, не различая дороги, попадались в руки неприятелям.

Вшебор и Мшщуй, сидя на конях, били, секли, топтали упавших, бешено размахивая топорами, другие энергично помогали им, и хотя судьба им благоприятствовала, и толпа черни не успела еще опомниться, они решили возвращаться в замок; забросив нескольким петлю на шею, Вшебор, Мшщуй, Топорчик и Томко стали громко созывать своих. И прежде чем застигнутая врасплох чернь успела опомниться, охотники уже скакали назад к городищу и удосужились даже повесить пойманных на приготовленных виселицах.

Все это произошло так быстро, неожиданно и удачно, что, когда они въехали обратно в ворота, просто не верилось глазам! Окровавленные мечи, топоры и руки свидетельствовали о том, что они недаром хвастались.

Толпа черни даже не погналась за ними, так как большая часть разбежалась и боялась скоро вернуться. Пока все собрались, разложили костры, посчитали оставшихся – охотников уже и след простыл.

Вшебор возвращался веселый, гордый, счастливый, как настоящий победитель.

Его приветствовали рукоплесканиями, и только Белина, обнимая сына, сказал сдавленным голосом:

– Я не мог запретить вам. Но дай-то Бог, чтобы мы не дорого заплатили, слишком дорого за эту кратковременную радость!

До самого утра не произошло никаких перемен; только в лагере все время шумели, кричали и суетливо двигались. Едва только рассвело, пришли люди и поснимали трупы с виселиц, чтобы ясный день не увидел их позора. Утром не разложили, как всегда, костров, и все чего-то суетились, бегали туда и сюда и ссорились, – наконец, отделилась небольшая группа и отправилась в лес.

День этот прошел сравнительно спокойно, разговор вертелся по преимуществу, около вылазки, которая доставила обильный материал для рассказов. Внизу, в главной горнице, и вверху, за пряжей, только об этом и говорили. Здана гордилась братом, но рассказывая о нем, нет-нет да и ввернет словечко о Мшщуе. А потом сама же обливалась румянцем и тревожно оглядывалась, – не подсмотрел ли кто и не отгадал ли ее тайны, – и сердце ее билось усиленно.

На лице старого Белины нельзя было заметить особенной радости по поводу одержанной над врагом победы; лоб его, как всегда, был покрыт глубокими морщинами, которые провели на нем тревога и забота; он попрежнему заглядывал во все углы, требовал от стражи усиленного внимания и отдавал приказы.

Может быть, он догадывался, что простой народ, наружно высказавший ему полное послушание, что-то замышляет про себя.

Между тем, Собек, которому удалось подслушать разговор, не торопился сообщить о нем хозяину. Но бегство одного из этих людей обеспокоило его, и он решил проследить это дело до конца. Он уже давно замечал косые взгляды, перешептывания по углам, признаки недовольства под маской послушания, а иной раз и явное сопротивление и даже взрыв отчаянья, тотчас же подавляемый страхом.

Никого так не боялись, как старого Белину; он умел быть неумолимым для непослушных, наказывал сурово и не прощал никогда. Быть может, сердце у него было доброе, но теперь он не мог обойтись без суровых мер для ослушников. Когда один из простолюдинов, поругавшись со стариками и нагрубив им, сбежал вниз, – стали подозревать всех, и отдан был приказ учредить строгий надзор за обитателями первого двора, – это в свою очередь усилило общее недовольство.

Собек ни о чем еще не доносил, а только всюду расхаживал и прислушивался… Ему хотелось найти тех двух коноводов, имена которых остались у него в памяти. Но это ему сразу не удалось; очевидно это были не имена, а прозвища, и он ни от кого не мог узнать о них. Старый слуга давно уже отстал от простого народа, к которому он принадлежал по рожденью, и всей душой сочувствовал шляхте, среди которой он жил с детства и привык служить их интересам.

Не легко было ему, в силу его положения, преданного панам слуги, проследить зачинщиков: народ не доверял дворовым людям и всячески избегал разговоров с ними; едва только кто-нибудь из них показывался, как все умолкали, обмениваясь взглядами или начинали говорить о посторонних вещах. Напрасно старик вмешивался в толпу, притворяясь то полу-глухим, то придурковатым. Где бы не показался верный слуга, все разговоры обрывались, и все глаза следили за каждым его движением.

Но угрюмое и грозное выражение их лиц убеждало его в том, что среди них затевалось что-то недоброе. То же самое чуял и старый Белина, который особенно часто заглядывал сюда и не пропускал без внимания ни одного уголка.

Когда Вшебор с охотниками готовился к вылазке, на большом дворе, несмотря на позднее время, все зашумело и заволновалось. Кто только мог, бросились на валы, чтобы увидеть своими глазами, чем кончится эта смелая затея.

Собек, воспользовавшись этим, укрылся в темном уголке и подслушал угрозы, проклятья и ропот, когда на виселицах показались трупы.

Народ этот чувствовал в нападающих своих братьев по крови, и им сочувствовал, поэтому в замке надо было бояться не только открытых, но и тайных, до поры до времени затаившихся, врагов. Чернь ждала только удобного момента, чтобы броситься на шляхту и выдать ее в руки осаждавших, и Собек замечал даже некоторые признаки того, что между простолюдинами в городище и нападающими было соглашение. Несколько раз ночью ему удалось подкараулить переговоры из-за рогаток, к которым подкрадывались снизу какие-то неизвестные.

С каждым днем народ становился все более дерзким и непослушным, и замечалось в нем какое-то нетерпеливое ожидание.

Старый слуга не хотел никого пугать, но ждать удобной минуты, чтобы самому переговорить с Белиной. Однако, трудно было отвести его в сторону и задержать разговором, не возбудив подозрения.

На следующий день после вылазки Белина казался еще более неспокойным, чем всегда, он стоял, задумавшись, на валу со тороны речки, когда Собек увидал его издали и подбежал к нему, униженно кланяясь.

Белина только кивнул головой, как будто не желая тратить время на беседу, и уже собрался уйти, но Собек слегка удержал его за полу кафтана. – Милостивый пан! Иной раз не мешает выслушать ничтожного червяка.

– Ну, что еще там? – спросил Белина.

– Там, – сказал Собек, указав рукою в сторону двора, – там творится неладное.

Старик смотрел на него, ожидая объяснения.

– Там что-то много болтают и ворчат, – говорил Собек.

– Должно быть, снюхались с теми, что стоят за валами.

В недобрый час, оборони Боже, могут взбунтоваться и убежать. Надо хорошо доглядывать, надо беречься, милостивый пан.

• Предыдущая
• 27/56
• Следующая