Котов обижать не рекомендуется - Михалкова Елена Ивановна - Страница 51
- Предыдущая
- 51/67
- Следующая
Ветеринар присел рядом с Тихоном, которого Света держала на коленях вместе с фанеркой. Покачал головой, и Света похолодела.
«Сейчас он скажет, что все бесполезно. Что они не возьмутся его лечить».
– Эх ты котинька-коток… – вдруг протянул врач. – Хвостик серенький, животик беленький. Пойдем, посмотрим тебя.
Они с Дроздом понесли котенка в тот кабинет, где скрылась Тамара. Света дернулась было за ними, но лысый скупо бросил, не взглянув на нее:
– Вы – здесь. Мешать не надо.
И Света растерянно опустилась на место. Разве она стала бы мешать?
Потекли минуты. Она прислушивалась, но из-за двери не доносилось ни звука. Воображение рисовало картины одну хуже другой, и Света почти обрадовалась, когда в коридоре появился сухопарый старик в пальто и сел напротив нее. Теперь хоть что-то отвлекало ее от безнадежных мыслей.
Света заставила себя рассмотреть его. Небритое морщинистое лицо с суровым взглядом, узкие поджатые губы. И на улице, и в клинике было тепло, но он упорно кутался в свое пальто.
С ним не было никакого животного. Света только успела удивиться, зачем же он пришел к ветеринару, как старик каркнул, обращаясь в пространство:
– Не понимаю! Зачем заводят этих… – он скривил губы, – этих вот кошечек! Собачек! Вот вы, девушка! – он устремил на нее недоброжелательный взгляд. – Вы здесь с кем?
– У меня кот, – выдавила Света.
Горло снова сжал спазм. Было бы легче, если бы она могла заплакать.
– И зачем он вам?
Света положила руку на горло и откашлялась. Что он хочет от нее, этот противный, злой старик, ненавидящий животных? Разве ему требуется ее объяснение? Вовсе нет. Ему нужен лишь объект для того, чтоб выплеснуть раздражение на мир.
Почему же так трудно дышать…
– Говорите! – потребовал мужчина. – Что вы молчите?
В Свете начала подниматься, набирая силу, глухая ярость. Этот человек, подумала она, нарочно приходит в ветклинику, где сидят страдающие, перепуганные хозяева больных животных. Он выбирает таких, как она – тех, что не дают сдачи. И начинает медленно, с удовольствием ковыряться палочкой в их боли.
Но она не выйдет из себя. Не доставит ему такого удовольствия.
Старик не сводил с нее требовательного взгляда, и Света сказала то, что думала:
– Коты спасают от одиночества, а собаки – от скуки. Поэтому все, что нужно человеку, это кошка и собака. Другой человек – уже излишество.
Тот, кажется, опешил от ее ответа.
– Ах вот, значит, как, – пробурчал он некоторое время спустя. – Так, значит, да? А я вам прямо скажу, девушка: глупости это все! Никто человеку не нужен. Вы мне верьте. Я уже столько живу, что все на себе проверил. Что вы все кашляете? – вдруг рассердился он. – Болеете что ли?
Света усилием воли подавила ненависть. Старик не виноват, что стал таким. Каждый приходит к старости с мешком накопленного опыта и достает оттуда формулы для жизни. У него своя формула: никто никому не нужен. Значит, и жизнь была такая… невостребованная.
– Это вам никто не нужен, – не сдержалась она. – А мне нужен.
Ее собеседник воинственно оттопырил нижнюю губу:
– Дурь и блажь! Заведут, видишь ли, питомцев, а потом скачут вокруг них! Попы им моют, носы им вытирают! Взрослые люди, а сюсюкают, как с игрушкой! Может, вы мне скажете, так и должно быть?
– Да! – подтвердила Света, посмотрев ему в глаза. – Так и должно быть.
– Ерунда! А если я и без кошечек-собачек не одинокий? Тогда они мне зачем?
– Они позволяют почувствовать себя человеком.
Старик плотнее запахнул пальто и прижал руку к груди, словно замерз.
– Они же вас порабощают! – воскликнул он, потрясая свободной рукой. – Жизнь вашу кладут себе на алтарь! Верней, вы сами ее кладете, добровольно!
Света плотно сжала губы, про себя поклявшись больше не отвечать этому безумцу.
– А те, которые к старости лет с ума сходят? – старик горячился все сильнее. – Купят, прости господи, таракашек каких-то, и трясутся над ними! Им бы спокойно доживать, не позориться. Ан нет! Они на посмешище всего двора будут свою насекомую выгуливать, попоночки ей шить, от холода беречь, будто она орхидея какая!
Дверь кабинета распахнулась, и лысый ветеринар вышел в коридор, на ходу договариваясь о чем-то с Дроздом. Одного взгляда на лицо друга Свете хватило, чтобы понять: Тихон жив.
Она вскочила, но старик опередил ее.
– Ефим Сергеевич! – взгляд его из жесткого сделался заискивающим. – Ефим Сергеевич!
Лысый заметил его и улыбнулся:
– А, Михаил Петрович! Что у вас?
– Ефим Сергеевич, прихрамывает она, вот беда! – умоляюще заговорил старик, утратив весь свой пыл. – Не каждый раз, врать не буду. Но случается. Вы посмотрите на нее, я вас очень прошу!
К изумлению Светы, он вытащил из-за отворота пальто крохотную собачонку размером с будильник, казалось, состоявшую лишь из лапок и ушей. Собачонка тряслась, сучила ножками и просилась обратно в укрытие.
– Ну-ну-ну, не бойся, – умильно проворковал старик. – Юся девочка хорошая, ласковая! Юсенька!
И заскорузлым пальцем провел по черному собачьему носу. Собачонка восторженно облизала ему палец и дрыгнула лапкой.
– Ну что ты, таракашечка ты моя глупая, – с нежностью проговорил старик. – Ефим Сергеевич, так глянете?
– Конечно-конечно! – отозвался ветеринар. – Но, уверен, это остаточные явления…
Они скрылись в кабинете.
– Таракашечка… – ошеломленно повторила Света, глядя им вслед.
– Что? – удивился Дрозд.
– Таракашечка!
Она опустилась на стул. Петля, сжимавшая горло, внезапно ослабла.
– Света, ты что?
– У него собачка! Я не знала…
Она уткнула лицо в ладони.
– Я смотрела на него, думала, он сволочь последняя… А он, он… Он собачку принес, понимаешь? – она всхлипнула. – Свою собачку. Это он о себе говорил.
Слезы хлынули сами, смывая пережитое горе. Она наконец-то плакала – об искалеченном Тихоне, о себе, о старике с его маленькой Юсей, обо всем, что случилось с ними.
Дрозд сел рядом и обнял, прижал к себе, чувствуя, как плечи ее содрогаются от рыданий.
– Выгуливать! – всхлипывала Света. – Попоночки шить! Говорит – орхидея! А у него… У него… Такой комарик! Маленький, меньше Тихона! Я ведь хотела его ударить… А у него – Юся!
Дрозд сунул ей под нос платок, и рыдания стали глуше. Когда плач перешел в тихие всхлипы, он негромко сказал:
– Ну, все, все. Уже прошло.
Она высморкалась и вытерла глаза:
– Расскажи, что с Тишей.
– Все в порядке. То есть не все в порядке, конечно. Но перелома позвоночника нет, а опасались именно его.
– А почему же он лежал неподвижно?
– Переломы предплечий, ушиб печени и, похоже, почек тоже. Ефим говорит, у кота был шок. Разрывов вроде бы нет, но исключать пока нельзя. Пятый этаж – не самый удачный для падения. Кот перевернуться не успел, упал на бок. Счастье, что собаки и крысы не нашли его раньше нас.
– А где он сейчас? Что с ним?
– Лежит под капельницей. Он останется здесь на ночь, с Ефимом и его помощницей я договорился.
– Он выживет? Леш, он выживет?
– Думаю, что да. Ефим говорит, если кот после падения не умер в первые сутки, то шансы на выздоровление – девяносто процентов из ста.
– Но сутки еще не прошли! – испугалась Света.
– Да. Сутки еще не прошли.
Она скомкала платок в кулаке.
– Лешка, что я могу сделать? Нужно посидеть с ним? Достать какие-нибудь лекарства? Что?
– Ничего не надо. Он сейчас спит, и тебе нужно бы поспать. Поехали домой.
Света никак не могла собраться с мыслями. Она встала, походила по коридору. Вытерла ладонью остатки влаги со щек и вспомнила, что ее озадачило.
– Почему врач так на меня смотрел? Со злостью?
– Это не злость. Ветеринары недолюбливают тех, кто не ставит сетки на окна. Они считают, что по вине безалаберных хозяев страдают животные.
– Но у меня были закрыты все окна!
Дрозд устало прикрыл глаза, откинулся на спинку стула и глуховато сказал:
- Предыдущая
- 51/67
- Следующая
