Котов обижать не рекомендуется - Михалкова Елена Ивановна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/67
• Следующая

…– Вот здесь это все у меня! – Дрозд выразительно провел ребром ладони по горлу.

Он сидел на тумбочке в ее прихожей, а совершенно растерявшаяся Света смотрела на него. Она ни разу в жизни не видела Лешку таким пьяным.

– Осточертело плыть по течению. Прибивает к тебе кого-то… людей каких-то невнятных… Ни хрена не выбираешь сам, ни за что не отвечаешь, плывешь на спине, облака рассматриваешь… Оба-на! – а рядом с тобой уже кто-то есть. Один, другой, третий… Мы тоже, говорят, хотим как ты – не напрягаясь, на спинке, без руля и без ветрил. Утром сочиняешь, вечером в кабаке лабаешь, ночью снова лабаешь в хорошей компании, но уже бесплатно. Вот такая, блин, вечная музыка! Если я заменю батарейки.

В голосе его прорезалась горечь.

– Без руля и без ветрил в море плавает дебил.

«Ты не дебил, – хотела сказать Света. – Я всю жизнь тебе завидовала, потому что жить легко, как ты – это особый дар. А я вечно что-то преодолеваю, ломлюсь через закрытые двери. Замуж вышла, потому что это было сложно – влюбить в себя Сашу. Влюбила. Женился. И что? Семейная жизнь получилась бегом с препятствиями. Только не сигаешь через барьеры, а проваливаешься в ямы. Выбрался? Беги дальше! Следующая яма может быть глубже.

Или вот дело твоей жизни. Ты занимаешься тем, чем хочешь. Всегда. Тебя невозможно свернуть с твоего пути, как невозможно заставить облако плыть в указанном направлении, наорав на него снизу, с земли. Ты где-то очень высоко, у тебя свои ветра. А у меня что было до последнего времени? Колея, как у рабочей лошади: морду повесила, уздечку закусила – и вперед.

Работа, работа, работа. Дедлайны, проекты, девочки, отточенные, как карандаши, мальчики-метросексуалы с бесцветным маникюром и узкими мятыми брючками, кофе из «Старбакса». Нет, он не самый вкусный, но ведь такой пьет безукоризненная Миранда Пристли из «Дьявол носит Прада», а она пьет его, потому что так поступает ее прототип, безукоризненная Анна Винтур. Все кому-то подражают. Но при этом вслух настаивают на своей уникальности. Причем даже настаивают хором!

Час добираться до офиса, как ни пытайся сократить путь. Тебя проглатывает прожорливое метро, давится тобою с утра и брезгливо выплевывает на Красносельской. Ха! Нас не переваришь. Или толкаешься в пробке, с тоской глядя, как «дворники» бесконечно машут по лобовому стеклу. Хочется прижать ладонь к обратной стороне стекла и помахать им в ответ, чтобы приободрить.

Начальник на утренней планерке мимоходом бросает: «Мы производим высококачественный контент», – и ты чувствуешь, что в голове у тебя что-то взрывается с тихим звоном. Контент. Контент. Контент.

А Лешка Дрозд в это время сидит на тахте у себя дома и поет под гитару».

– Всю жизнь тебе завидовал, – вслух сказал Дрозд, и Света онемела. – Ты разворачиваешь свою жизнь в нужном тебе направлении. Помнишь, как на своей работе мучилась? Скучно, тяжело. Следующего отпуска начинала ждать с того дня, когда закончился предыдущий. Я думал, так будет ближайшие двадцать лет. А ты взяла и ушла. Я бы не смог, побоялся. Сейчас с зеркалками все, кому ни лень. Где гарантия, что получится заработать фотографией себе на жизнь? А ты – смогла!

«Да ты что?! – хотела крикнуть Света. – Вспомни, как ты меня поддерживал! Кто говорил, что у меня талант, кто меня саму убедил в этом? Я ревела от страха, а ты твердил, что все получится, что обязательно нужно попробовать!»

Но Дрозд не дал ей и рта открыть.

– А Сашка твой, Голсуорси недоделанный? Сагу он пишет! Творец, блин! Что он там плел?

«Что мне нужно потерпеть в моем офисе пару-тройку лет, пока он закончит книгу».

– Хотел я ему рыло начистить, но пока собирался, ты уже хоп – и развелась. Только что сидела вся влюбленная и по макушку в лапше, а через пять минут за тобой мчится и канючит твой уже бывший муж.

«Я и потом еще некоторое время была в него влюбленная. Просто мне стало понятно, что влюбленность и счастливая семейная жизнь между собой не коррелируют. А другой семейной жизни, кроме счастливой, мне не нужно».

Все это Света собиралась выплеснуть на Дрозда, но тот уже встал и толкнул входную дверь.

– Четыре года мечтаю его записать! – Он уставился куда-то в потолок. – Альбом, ага. Про синих котов в голубых небесах. Это заглавная песня так называется, как-нибудь спою тебе. Но! Денег же нету ни хрена! Записать – куда ни шло, самое интересное начинается потом… Сто-о-о-п!

Дрозд оборвал себя и приложил руку к губам. Перевел на Свету протрезвевшие глаза и четко проговорил:

– Когда мужчина начинает жаловаться женщине на отсутствие денег… Тогда что?

– Что? – это было первое слово, произнесенное Светой.

– Тогда он мудак, – отчеканил Лешка и ушел.

На следующий день он совершенно забыл о своем ночном визите. А нимфа исчезла сама, зацепившись за кого-то из прибывших.

…– Про синих котов, – протянул Лешка и шагнул к Свете. – Вот, значит, что у тебя в голове! Ты помрешь, а я, радостный, побегу альбомы записывать и продвигать себя, любимого, в массы.

Света отступила к лесу. Пожалуй, зря она сказала о наследстве.

– А почему бы и нет? Я не понимаю, что в этом такого!

– Не понимаешь, потому что ты эмоциональный пень! – взорвался Дрозд. – Никого не чувствуешь и чувствовать не хочешь! Благодетельница фигова!

Вместо того, чтобы обидеться, разозлиться или испытать другие чувства, положенные женщине, названной пнем, Света озадачилась.

– Как так – пень? – спросила она и огляделась вокруг в поисках подходящего пня. – Слушай, это же некорректное сравнение. Пень – остаток от дерева. То есть я – остаток?

Дрозд молча смотрел на нее.

– Может, эмоционально глухая? – предложила Света. – Конечно, затасканное выражение, я понимаю. Но зато сразу виден образ.

Лешка по-прежнему молчал, и она забеспокоилась:

– А что ты на меня так смотришь, будто хочешь закопать прямо тут?

– Бесполезно, – выдавил Дрозд. – Ты будешь требовать, чтобы я выкопал яму гармонично по отношению к линии леса, но при этом избегал банальных решений.

По шоссе снова пронеслась фура, обдав их потоком горячего воздуха.

– Тогда давай поедем, – примирительно попросила Света. – Не будем меня закапывать.

Они сели в машину, успевшую нагреться на солнце. Внутри с надрывом жужжал овод, зачем-то забравшийся вместе с ними. Он кружил возле окна – наверное, смотрел через стекло и хотел в лес. Дрозд тоже смотрел в окно, и Света никак не могла понять: сердится он или уже нет. Может, он тоже хочет в лес, подальше от нее?

– Леш, – позвала она.

– М-м?

– Эта старушка, хозяйка козы…

– Да?

– У нее что-то было написано на кепке. По-английски, кажется. Ты разобрал надпись?

Дрозд засмеялся, повернулся к ней, и Света с облегчением поняла, что все в порядке. Это был свой, тысячу лет знакомый Лешка, который никогда не сердился на нее дольше десяти минут и всегда приходил мириться первым.

Он открыл окно, и овод, загудев освобожденно и радостно, устремился на волю.

– Прочитал, – сказал Дрозд. – У нее там написано: «Моя территория. Мои правила». И кулак нарисован.

Соль, сахар, гречка, молоко, упаковка кофе, замороженная пицца и три пакета мандаринов.

– Теперь я понимаю, что думают мужчины о том, как питаются женщины. – Света с интересом разглядывала эту кучу на столе в своей кухне.

Ей никто не ответил. Дрозд привез продукты и уехал в клуб, где у него было выступление. Перед этим запретив ей выходить из квартиры.

– Свет, у придурка есть оружие. Пожалуйста, не забывай об этом.

– Я помню. Но все-это как-то… нелепо. Ты бы меня еще в бомбоубежище отвел.

– И отвел бы, если б знал куда, – серьезно ответил Дрозд. – Дверь никому не открывать, к окнам…

Он помялся.

– …к окнам не подходить, – послушно согласилась Света.

• Предыдущая
• 24/67
• Следующая