Варшава - Козлов Владимир Владимирович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/43
• Следующая

– Да, пожалуйста. Мне тут с российскими приходили – на белорусские поменять, в продовольственных сейчас все только на наши. Я им тоже поменяла. Мне что, жалко?

Набираю номер Наташи. В соседнем таксофоне мужик говорит в трубку:

– Наверно, эту квартиру будем снимать… Ну, которая на Восточной… – Он затягивается сигаретой, плюет под ноги. – …И та тоже за тридцать, я тебе говорю. Но там и мебель хуевее, и хозяева хуевее – будут приходить, смотреть, чтобы склад не сделали – оружия там или наркотиков.

Гудок, еще один. Наташа берет трубку.

– Алло.

– Алло, привет. Это – Вова с английского. Помнишь?

– Помню. Ты откуда звонишь? Из института?

– Почти что.

– Уже отучился?

– Давно.

– Значит приезжай.

– К тебе?

– А к кому еще?

– Хорошо… Скажи адрес.

– Волгоградская, тридцать два, квартира три. Садишься на «шестерку», едешь до Волгоградской, потом через дорогу, налево, девятиэтажный дом. Первый подъезд, первый этаж.

Звоню в дверь. Открывает Наташа – в черных колготках, мини-юбке и белой блузке. На ногах – черные туфли на каблуке.

– Привет.

– Привет, проходи.

Я стаскиваю кроссовки. Носок на правой ноге – дырявый. Снимаю куртку. Наташа прислонилась к стене, рассматривает меня.

– Все, разделся? Пошли в мою комнату.

Над диваном – картина в позолоченной раме: кусок берега и море. Снизу холст разорван. Я спрашиваю.

– Это что – Айвазовский?

– Ага. Подлинник. – Наташа хохочет.

На полу – ковровая дорожка с розочками. Балкон зарешечен. На веревке – красное полотенце.

– Смотри, что я у родаков затырила. – Наташа открывает шкаф, сует руку внутрь, достает бутылку. – Это папаше дали взятку…

– А где он работает?

– Не скажу.

На белой этикетке бутылки – красные буквы «Merlot», внизу в уголке – «made in France».

– Сейчас принесу бокалы.

Наташа разливает остаток вина, облизывает горлышко. Я беру сигарету из ее пачки «Camel», спрашиваю:

– Ты курить будешь?

– Да, если ты мне прикуришь.

Смотрю в окно. По двору идет дед с авоськой, полной бутылок. Я прикуриваю зажигалкой себе и Наташе, затягиваюсь.

– Вова, а у тебя никогда не было интереса к мужчинам?

– Не-а.

– И никаких связей?

– Нет, а что?

– Так просто… У меня, например, нет отвращения к «голубым». Наоборот, прикольно. Пассивные, активные… – Она улыбается, кладет сигарету на край пепельницы, сморит на меня.

– Ну, мне это как-то…

– Что «как-то»?

– Не знаю… А у тебя были… ну, связи?

Наташа делает глоток из бокала, наклоняет голову.

– С женщинами или с мужчинами?

– Скажем, с мужчинами…

Она берет сигарету, затягивается.

Я спрашиваю:

– А что, «голубые» могут и с женщинами?

– Те, которые бисексуалы, – могут… – Она давит сигарету в пепельнице. – У меня есть знакомый – на пятом курсе немецкого факультета. Паша Федоров. Ты, может, видел его в институте – такой маленький, светленький, с сережкой в ухе.

– Не помню.

– У нас с ним был роман. Я тогда в девятом классе училась. Но роман такой платонический, естественно. Они ездили на практику в Германию, и там был скандал – он соблазнил какого-то старого немца, или немец его… Никто не знает, что там на самом деле было. Короче, дело замяли. Ну а мы с ним скоро расстались. Он сейчас стал крутым бизнесменом – сам из Литвы, а литовцы в Минске скупают металлы и перепродают на Запад. И он этим занимается. Давай, накрашу тебе губы?

– Зачем?

– Просто так.

– Нет, на фига?

– Ну а что тут такого? Боишься?

– Ничего я не боюсь, крась.

Она берет со стола помаду, подсаживается поближе. Снимает колпачок, выдвигает, подносит мне к губам. Помада – ярко-красного цвета, с приторным запахом.

Я рассматриваю Наташино лицо. У нее прыщики на лбу и волоски над верхней губой.

– Смотри. – Она подносит мне зеркало. – Ну, целоваться мы, наверно, не будем?

Я кладу зеркало на стол, придвигаюсь к ней. Мы целуемся.

Магнитофон щелкает – кончилась кассета. За окном дребезжит трамвай. Я трогаю рукой ее грудь.

– Ты мне нравишься, я уже говорила, – шепчет Наташа. – Но я сегодня не могу.

Что-то шумит в прихожей. Наташа резко отстраняется.

– Что, кто-то должен придти?

– Вообще, еще рано.

– Боишься, что меня увидят?

– Не боюсь. Но нежелательно…

– И что будем делать, если кто-нибудь придет?

– Я тебя спрячу.

Наташа улыбается. Я сую руку под юбку, провожу ладонью по бедрам. Юбка задирается, сбоку на колготках – дырка.

Сидим у окна, курим. На улице темнеет. Наташа говорит:

– Все, пять минут – и ты уходишь. Хорошо?

– Хорошо.

Я обнимаю ее, она увертывается. Я спрашиваю.

– А тебе когда-нибудь звонят всякие придурки? Ну, типа знакомиться?

– Бывает. Раз позвонил какой-то кретин, нарвался на маму. Я его вообще не знаю. Наверно, просто наугад набрал номер. Короче, говорит – а можно вашу дочь к телефону? Она спрашивает – а кто это? И этот придурок знаешь, что говорит? «Я – ее интимный друг». Ладно, ты мне зубы не заговаривай, тебе пора уходить.

– Да, я знаю.

– Что ты знаешь? Через пять минут придет мама.

– Ну и что?

– Ничего. Ты меня уже затрахал.

– Я тебя не трахал.

Она выкидывает бычок в форточку, поднимается, хватает меня за руку.

– Кому сказала? Поднимайся! Я не хочу, чтобы из-за тебя у меня были проблемы.

– Ладно, не бойся. Сейчас уйду.

Я делаю затяжку, выкидываю бычок в форточку.

Пишу доклад в читальном зале национальной библиотеки, бывшей «ленинки». На столе – стопка журналов «Вопросы психологии». За соседним столом всклокоченный дед выписывает что-что в тетрадь из журналов «Новый мир». Верхняя пуговица облезло-голубой рубашки расстегнута. Изнутри на воротнике – темная полоска грязи.

В туалете, у умывальников курят два чувака и дядька в пиджаке.

Прохожу к писсуарам. От испарений мочи щиплет глаза. Я расстегиваю молнию.

Один чувак говорит:

– Сегодня беру в ларьке бутылку «шампуня», шоколадку – и в гости.

– Думаешь, она тебе даст?

– Конечно, даст, никуда не денется.

– Ни фига, это ты понтуешься.

– Не надо ля-ля…

– А кто здесь ля-ля? По-моему – ты.

– Ладно, посмотрим.

– Окей, посмотрим.

Хлопает дверь.

Поворачиваю кран. Вода – только холодная. Дядька в пиджаке что-то пишет в блокноте. Я стряхиваю с рук воду, вытираю их о джинсы.

Захлопываю тетрадь, складываю журналы, несу сдавать.

В очереди передо мной – девушка в черном свитере. Она сдает тоненькую брошюрку, название набрано мелким шрифтом – я не могу прочитать. У нее – тонкие пальцы и коротко постриженные ногти без лака.

Накрашенная библиотекарша с большими сережками отдает ей читательский билет. Я пододвигаю журналы. Девушка отходит.

В дверях она сталкивается со стриженным толстяком, он не уступает дорогу, проходит первым.

Пью кофе в кафетерии универсама. За окном – грязная улица, голые деревья и машины. Идет дождь. Унылые мужики несут красно-белые флаги. Неделю назад по городу расклеили афиши – митинг Народного фронта. У соседней стойки целуются парень и девушка.

Продавщица выставляет десять бутылок пива на прилавок. Я говорю:

– А эту не могли бы заменить? Здесь этикетка порвана…

– Что, боишься – не продашь?

Она забирает бутылку, ставит вместо нее другую.

Камера хранения. Даю кассирше двадцать рублей, она пододвигает две стертых пятнашки, отрывает квитанцию.

• Предыдущая
• 10/43
• Следующая