Витька с Чапаевской улицы - Козлов Вильям Федорович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/73
• Следующая

— Здравствуйте, тетя, — тоненьким голосом произнесла Люся.

Тетя Клава секунду смотрела на нее, потом, всплеснув руками и воскликнув: «Господи ты боже мой!» — с таким же энтузиазмом бросилась к ней…

И вот уже три дня вся компания гостит у доброй тети Клавы. Но, как говорится, пора и честь знать. Кроме них в доме тети Клавы жила семья эвакуированных из-под Бреста: пожилая, с измученным лицом женщина с двумя маленькими мальчиками.

Тетя Клава жила одна, мужа и сына призвали в армию. К Люсе она сразу привязалась и, прибежав с фабрики, первым делом спрашивала, где племянница. Она уже успела сшить Люсе платье и белье. До войны тетя Клава работала в трикотажном цехе, где шили детские вещи.

К Верочке тетя Клава тоже относилась с нежностью. На следующий день она принесла точно такое же платье и белье Верочке. И даже предложила остаться у нее.

— Директор у нас мужик хороший, — уговаривала тетя Клава. — Поговорю с ним, возьмет вас на фабрику. Работы невпроворот. У нас такие же девчонки работают, как и вы.

Верочка обещала подумать.

Девчонки ушли в лес за земляникой, а Витька, Сашка и Коля лежали на берегу. Теплое солнце, плеск воды, гудение проносящихся мимо шмелей — все это было так непривычно после стольких дней постоянных тревог и опасностей. И этот тихий рыбак с длинной удочкой. Он сидел в лодке и смотрел на поплавок. На кувшинках нежились синие стрекозы, сновали по воде разные букашки. Даже не верилось, что где-то в сотне километров грохочут пушки, взрываются бомбы, умирают люди.

И немецкие самолеты здесь пролетали редко. Как только в небе появлялась серебристая точка, тащившая за собой широкий шлейф, так сразу начинали долбить зенитки, но в самолет почему-то не попадали, хотя синее небо от разрывов снарядов становилось рябым.

Белый городок всего только один раз бомбили. И то ночью. Бомбы упали на шоссе, несколько штук угодили в канал. Утром и взрослые, и дети собирали в лодки оглушенную рыбу.

Если появлялись в небе «юнкерсы», тотчас с ближайшего аэродрома поднимались наши ястребки и устремлялись за ними. Местные ребята говорили; наши истребители уже сбили три немецких бомбардировщика.

Раздался всплеск — рыбак тащил из воды крупную плотвицу.

— Этот с голоду не помрет. — заметил Сашка.

— Кто тебе мешает — лови, — посоветовал Витька.

Сашке, пригревшемуся на солнце, было лень вставать, но когда рыбак таким же манером вытащил еще одну рыбину, не выдержал и встал. К сараю тети Клавы были прислонены две кривые удочки. В рюкзаке у Ладонщикова лежали крючки, лески, поплавки. Почему бы не половить?

Сашка ушел приводить в порядок снасть, а Коля и Витька остались лежать на песке. Бэс еще больше похудел: кости да кожа. Большой нос на солнце пригорел и облупился. Третий день Коля блаженствует в гостях у тети Клавы. Никуда не надо идти, можно лежать на берегу и смотреть на небо. Гостеприимная хозяйка раздобыла где-то у соседей целебную мазь и лечит Колины ноги. Бэс говорит, что здорово помогает. Он уже перестал хромать. Тапочки свои выбросил. Тетя Клава разыскала ему вполне приличные брезентовые туфли. Раньше они принадлежали ее мужу. Теперь муж ее носит крепкие солдатские башмаки и длинные зеленые обмотки. Ни к чему ему белые брезентовые туфли.

— Знаешь, что я надумал, Витька? — сказал Коля, пристально глядя на маленькое облако, под которым резвились стрижи. — Пойду в военкомат.

— Кто же тебя, очкарика, в армию возьмет?

— Сейчас возьмут, — сказал Коля.

— Куда-нибудь в обоз.

— И в обоз пойду.

— Ты длинный. Тебе можно восемнадцать лет дать… В очках-то!

— Посмотрел я на них… Этот офицер, который Солю… Какое-то чудовище! Я никогда не забуду его глаза. Это глаза садиста.

— Меня не возьмут, — вздохнул Витька. — И близко не подпустят!

— Дадут винтовку, научат стрелять… Я им и за отца, и за Солю… За все!

— За отца? — спросил Витька.

Коля сел и достал из кармана брюк свернутую в несколько раз старую газету. Развернул и протянул Грохотову.

— Вот, читай.

Это была их городская газета. На последней странице сообщалось, что на своем посту героически погиб Тимофей Ильич Бессонов. Была помещена фотография: гроб с телом Бессонова, установленный на грузовике, и толпа людей.

Потрясенный Витька отдал газету.

— А что же этот… Квас?

— Соврал.

— И когда ты узнал?

— В городе, — ответил Коля. — Помнишь часовню, где Гошка прятался? Напротив — витрина. Там почему-то сохранилась эта газета. Не успели немцы содрать.

— И ты все это время молчал? — удивился Витька.

— Что говорить-то? От этого легче не станет. У каждого свое горе… А отца не вернешь.

— Я бы так не смог, — сказал потрясенный Витька. — Никому ни слова.

— Я Алле рассказал… У нее ведь тоже мать погибла.

— А мои? — вздохнул Витька. — Я ничего не знаю.

— Лучше об этом не думать, — сказал Коля.

— Днем да, а ночью от этих мыслей никуда не денешься.

— Пойду в военкомат, — сказал Коля. — Может, повезет.

— Я скажу восемнадцать — не поверят. Ростом не вышел. А шестнадцать? Поверят?

— Будь я военком, — сказал Коля, — не задумываясь, взял бы тебя в армию.

— Тогда пойдем, — поднялся с травы Витька. Седой говорил, что будь он командиром, взял бы его, Витьку Грохотова, в разведчики…

Сашка наладил удочку и, прислонив к стене дома, пошел копать червей. У хлева — куча навоза. Отыскав ржавую консервную банку, Сашка стал вилами ворочать навоз.

Скрипнула дверь. Высокая худощавая женщина с хмурым лицом — тети-Клавина квартирантка — вышла на крыльцо и, щурясь от солнца, посмотрела в сторону речки Там, на песчаном пятачке, вместе с другими ребятишками играли ее дети. Задвинув железную щеколду, женщина ушла.

В доме никого нет. Тетя Клава на работе. Витька с Колей куда-то ушли, девчонки в лесу. Сашка воткнул вилы в навоз и, оглядевшись, поднялся на крыльцо. Отодвинул щеколду, вошел в сени, оттуда в дом. В комнате тети Клавы прохладно и сумрачно. Это не солнечная сторона. В углу большой вишневый комод с множеством отделений и ящиков. Сашка потянул за ручку — ящик выдвинулся. Там было выглаженное и аккуратно сложенное белье. В другом ящике — простыни и наволочки. А вот и кое-что поинтереснее… В нижнем ящике — серебряные ложечки, завернутые в газету, бумаги, квитанции, разные безделушки. Нож! Настоящий охотничий нож в чехле. Тетя Клава как-то вспоминала, что ее муж — охотник.

Нож Сашка засунул за пазуху. В коробке из-под печенья «Аврора» он обнаружил пузатые карманные часы. На массивной крышке — непонятные инициалы. Сашка поднес часы к уху. Они молчали. Завел пружину, встряхнул и снова приложил к уху. Часы пошли. На Сашкином лице появилась довольная улыбка. Он с удовольствием слушал негромкое тиканье…

— Лягавых вызвать, или добровольно пойдешь в милицию? — услышал Ладонщиков незнакомый голос.

С испугу он выронил на пол часы и эастыл с выпученными глазами и раскрытым ртом. На пороге стоял невысокий парнишка в синих матросских штанах, расклешенных книзу. Во рту золотой зуб. На руке синий якорь.

— Кто же так обращается с бочатами?! — воскликнул парнишка и поднял часы.

— Роскошный хронометр… Почему же я его раньше не надыбал?

Он поднес часы к уху и тоже заулыбался.

— Глади, тикают!

Положив часы в карман, он взглянул на Сашку. Лицо его стало суровым.

— Гони цепочку!

Сашка облизал пересохшие губы.

— Цепочки не было, — хрипло сказал он.

— Сколько жуликов развелось на белом свете… Проходу от них нет! — сокрушенно покачал головой незнакомец.

Сашка понял, что этого парня с золотым зубом бояться нечего. Наверное, сын той самой женщины, которая только что ушла, неосмотрительно закрыв дом лишь на щеколду. Правда, в этом доме он его еще ни разу не видел.

— Чего это ты чужие часы в карман положил? — спросил Сашка, осмелев.

Парнишка улыбнулся, сверкнув желтым зубом.

— Что я в карман положил — это мое. Жалко, конечно, часов, но Сашка тут же успокоился, вспомнив, что за пазухой отличный охотничий нож.

• Предыдущая
• 50/73
• Следующая