Принц для Сумасшедшей принцессы - Устименко Татьяна Ивановна - Страница 14

Я пела им долго, пока не осипла. Но пираты не знали жалости, требуя все новых и новых песен. Разных: моих и чужих. Протяжных и торжественных, предназначенных для нудных храмовых церемоний, – офирских. Мелодично-танцевальных, передающих хрустальный звон бокалов и лязг скрещенных рапир, – нарронских. Диких, перемежающихся безумными гортанными вскриками, – уррагских. Заунывно-завораживающих, сыпучих, словно песок в пустыне, – рохосских. Задорных и нескромных – красногорских. И наконец – энергичных ликерийских, восхваляющих доблесть отважных мореходов… О, я знала их превеликое множество, точно воспроизводя колорит и языковую специфику различных стран и местностей, без проблем переходя на редчайшие диалекты, бережно сохраняя их самобытность и выразительность. Пираты восхищенно охали и ахали, разноголосо подпевали и пожирали меня горящими от упоения глазами. Я практически ввела их в экстаз, сумев вернуть в период беззаботной юности, освежив незабываемые воспоминания о родных краях, об оставшихся на берегу родственниках и друзьях. Ибо каждый человек намного сильнее духом и телом, если там далеко, на суше, есть кто-то прощающий ему любые ошибки, любящий и ждущий…

Вечерело. Боцман зажигал сигнальные огни, вывешивая над палубой фонари, защищенные толстыми стеклянными колбами. Очарование музыки разрушилось, оставляя после себя хрупкий налет мечтательной ностальгии, истончающийся с каждой минутой. Я потянулась, разминая спину, пошевелила натертыми пальцами правой руки и отложила умолкнувшую гитару.

– Замечательно поете, госпожа Ульрика! – низко поклонился мне молодой пират, смуглокожий и узкоглазый. Готова поклясться Аолой, я была совершенно уверена – в его жилах течет неистовая кровь отчаянных уррагских кочевников. Недаром именно песня, исполненная мною на языке тех краев, нашла бурный отклик в его сердце, вызвав прилив темного румянца к впалым юношеским щекам.

– Замечательно! – согласно поддержал товарища рослый красавец, настоящий офирец по облику и повадкам. – Да только учти, Алимас, женщины именно для этого и созданы – для любовных утех и прочего увеселения мужчин! Женщины – это очарование, сладость и… пустая голова!

– А как же ваша достопочтенная матушка, подарившая жизнь столь видному мужчине, – неподдельно изумилась я, – неужели вы и ее считаете глупой?

Смазливый офирец аж побледнел от возмущения:

– Женщина, – пытаясь сдержать гнев, высокомерно процедил он, не разжимая зубов, – прикуси свой длинный язык. В моей стране женщины послушно сидят на закрытой половине дома и в мужские разговоры не лезут!

– А не прикусить ли язык тебе, Изидор! – вызывающим басом хохотнул боцман Мамука, после того, как я одобрила его желтые шаровары, ставший моим верным союзником. – Или она тебе его запросто отрежет. Видал, что госпожа Ульрика с дагами вытворяет!

Пираты одобрительно заржали, предвкушая мою стычку с надменным офирцем, похоже раздражавшим многих из них. Маллер стоял чуть поодаль, привалившись к мачте и не вмешиваясь. На его лице играла смутная улыбка, свидетельствовавшая о терзавшем капитана любопытстве, сумею ли я выпутаться из новой передряги. Я иронично прикусила губу. Сразу видно, де Вакса безмерно интересует, способна ли я завоевать авторитет среди его неоднократно битых жизнью мореходов, суровых и непоколебимых. Но вот только зачем ему срочно потребовалась настолько специфичная информация?

– А у нас в Рохоссе утверждают, что женщины скорее относятся к неразумным животным, чем к людям, и у них совсем нет души! – неожиданно поддержал Изидора третий пират, низкорослый и полноватый.

– А еще говорят, будто в рохосских пустынях настолько горячий песок, что на нем запросто можно приготовить яичницу. Поэтому у верблюдов такие длинные ноги! – подначивающе рассмеялась я.

– Наглое вранье! – Патриотичный рохоссец мгновенно ударился в безудержную похвальбу. – Неправда это! Да наши пустыни – самое прекрасное и приятное место в мире! А наши верблюды куда выносливее лошадей. И вообще, в Рохоссе все – самое лучшее!

– Ну тогда и ваши женщины – тоже самые человечные и душевные! – справедливо парировала я.

Пират смутился и замолчал.

– Каррамба! Ну что, Максуд, съел? – язвительно выкрикнул Мамука. – Видишь, ее не переспоришь, потому что госпожа принцесса рассудительнее любого мужика!

– Это еще ничем не доказано, боцман, – холодно отчеканил Максуд. – Хитра, изворотлива, но не умна!

У мачты тихонько посмеивался Маллер.

Я коротким жестом подозвала к себе строптивого рохоссца, заставила присесть на корточки возле моего кресла и понимающе заглянула в его овальные, будто маслины, темные, переполненные обидой глаза.

– Она тебе изменила? – тихонько, так, чтобы нас не услышали другие пираты, то ли спрашивая, то ли предполагая, произнесла я. – А потом раскаялась? Но ты так и не смог ее простить! Поэтому с тех пор ты ненавидишь всех женщин, считая их коварными змеями и…

Я не успела договорить. С искаженным от суеверного ужаса лицом юноша отшатнулся и упал на спину, да так и остался лежать на палубе, растерянно взирая на меня снизу вверх, будто на богиню или пророчицу.

– Откуда вы это знаете? – запинаясь, спросил он.

– Догадалась, – улыбнулась я, протягивая руку и помогая ему подняться. – Ревность – самый страшный бич мужского самолюбия. Но поверь мне, плохие качества и душевные пороки не имеют четкой половой принадлежности. Не бывает плохих мужчин или женщин – бывают плохие люди!

Максуд вскинул на меня просветлевшие глаза:

– Но это значит, что…

Я утешительно рассмеялась:

– Это может означать лишь одно! Вы с той женщиной не любили друг друга по-настоящему, поэтому твоя потеря невелика. Но когда-нибудь ты обязательно встретишь возлюбленную, предназначенную тебе судьбой, и с гордостью назовешь ее своей второй половинкой. Твое счастье ждет тебя в будущем. Очисти же свою душу от злобы, печали и недоверия. Встречай новую, истинную любовь с чистым сердцем и незамутненным разумом! Будь ее достоин!

Пират шокированно расширил зрачки, а потом счастливо улыбнулся и… коснулся моих пальцев робким, благодарным поцелуем. Я по-матерински нежно погладила его волосы, краем глаза замечая: стоящий у мачты капитан задумчиво трет свой чисто выбритый подбородок, словно готовится принять какое-то нелегкое решение.

– Так кто же все-таки, по-вашему мнению, лучше: мужчины или женщины? – напористо осведомился вспыльчивый офирец Изидор, уловивший лишь малую часть моего разговора с Максудом. – Кто из них важнее и главнее?

Матросы заинтересованно насторожились.

– В чем лучше? – добродушно усмехнулась я. – Важнее и главнее для какой цели? Я никогда не сравниваю мужчин и женщин, потому что они – разные!

– Разные? – недоуменно переспросил Алимас. – Как могут различаться состоящие из одинаковых костей и плоти создания?

– А вот представь себе, могут! – подтвердила я. – И суть тут отнюдь не в физиологии. Мужчины, бесспорно, умны и храбры, но женщины – гораздо мудрее в бытовом, приземленном смысле. Ведь именно женщина разводит и поддерживает огонь в семейном очаге, сложенном мужчиной. Мужчины – сильны, а женщины – выносливы. Мужчины берут стремительным натиском, а женщины – терпеливой выдержкой. Мужчина любит действовать быстро, а женщина умеет ждать. Мужчина – это огненная страсть-вспышка, а женщина – долгая ласка.

– О боги! – вдруг пораженно вскрикнул Изидор. – Ваши слова, госпожа принцесса, подводят нас к слишком очевидному выводу!

– Какому? – взволнованно загалдели остальные. – Не тяни, умник, расскажи всем!

Офирец влюбленно смотрел на меня так, словно ожидал разрешения заговорить. Я подбадривающе улыбнулась.

– Как луна и солнце, как день и ночь, как земля и небо, как свет и тьма, – в голосе Изидора звучало поэтическое вдохновение, – так и мужчина с женщиной не могут жить друг без друга. Они дополняют и уравновешивают один другого.

– А их взаимная любовь и является высшим смыслом бытия! – шепотом добавила я.