Топ-модель - Валяев Сергей - Страница 6
- Предыдущая
- 6/71
- Следующая
Крест, сработанный из свинца безнадежья и ржавчины разочарований.
Жить и нести на себе этот крест? Жить и знать, что жизнь не удалась? Жить, обманывая себя тем, что живешь ради ребенка? Зачем? И этот простой вопрос разбивает вдребезги все правильные умозаключения о жертвенности и женской мужественности.
Быть может, я слишком молода и слишком люблю себя? Или я не готова поступаться своей судьбой ради кого-то? Ради кого? Кто будет любить меня больше, чем я сама? Не так ли?
Да, закон природы требует, скажем, взаимоотношений с теми, кто называет себя сильным полом. От этого не уйти. Однако почему женщины добровольно идут на вторые роли? Мужчины — это большие дети, как утверждала моя бабушка. Большие дети, для которых мы есть игрушки?
Я — игрушка?
Вопрос риторический. И поэтому решение «семьи» ехать в столицу приняла с радостью. Да, предчувствовала, что белокаменная попытается перемолоть меня и мою судьбу для своих народнохозяйственных нужд. Допускала, что будут слезы, но известно, Москва — слезам не верит. И поэтому никаких пустых сердечных порывов, никаких надежд на сопливое счастье, никакой веры в благородные порывы тех, кто попытается облапать, прошу прощения, не только мое тело, но и душу.
И вот — Москва, и первая наша встреча с этим огромным мегополисом, и первый мой испуг от него. Кажется, я переоценила свои силы?
К счастью, меня встречал мамин старший брат Олег Павлович. Мама провела с ним несколько телефонных бесед, после которых он, видно, был готов встретить кого угодно. Увидев меня, обрадовался: ба! почти взрослый человечек.
— Ну, Вика напугала, — признался, продираясь со мной и моим чемоданом сквозь вокзальную толпу. — Я думал: малютка!.. А ты, как наша Женька! Вперед-вперед, Мария! У нас нужно иметь крепкие локти!..
Вырвавшись на автостоянку, сели в старенькую импортную машину «Вольво» и покатили по городу. И, глядя на проспекты, забитые транспортом, на грузные большие дома, на прохожих, бестолково снующих под ними, ощутила себя слабой и беспомощной перед грозной и непонятной пока силой.
— Ничего, Маша, привыкнешь, — понял мое состояние Олег Павлович и принялся рассказывать, как он покорял столицу, прибыв в неё в свои двадцать один после службы в ВМФ. Я слушала вполуха: чужая жизнь меня меньше всего волновала. — Главное, поставить цель перед собой — и вперед! — Утверждал родной дядя совсем не похожий на маму — был грузен, добродушен, весел и принимал жизнь такой, какая она была. — А я тебя помню, Мария, — вспоминал. — Тебе года три тогда накрутило, когда я приезжал к вам на море, а потом сам закрутился та-а-ак, что не продохнуть. Хочешь жить — умей вертеться. Все в твоих руках, Маша! Пока будешь пробиваться в Высокую моду, мы тебя устроим в МГУ, на журфак. У меня так друзья. Хочешь быть журналисткой?
— Нет, — передернула плечом.
— Можно и учиться, и трудиться, — назидательно говорил дядя, выполняя, очевидно, установку младшей сестры, то есть моей мамы.
Провожая меня, та наставляла, чтобы я не сидела на шеи у семьи брата, а пыталась поступить в какой-нибудь институт, чтобы жить в общежитии и содержать себя на стипендию.
— Хорошо, мама, — смиренно отвечала я, зная, что спорить с ней нет никакого смысла.
Мама жила иллюзиями, уверенная, что на студенческую стипендию можно прожить безбедно, месяц жуя бананы и кокосы.
— Мы тебе будем помогать, — предупредила все-таки. — В границах наших возможностей.
— А границы наших возможностей, — выступил папа, — будут безграничны, как море.
— Витя, — строго взглянула мама на отца. — Будь сдержан в своих чувствах. Сам видишь, что случается, когда человек плохо контролирует свои эмоции.
Мама была уверена, что ЧП в баре «Факел» произошло только потому, что я повела себя неправильно. Во-первых, пошла с незнакомцем пить шампанское, во-вторых, плеснула игристый напиток тому в лицо, в-третьих, провела боевой прием…
— И правильно сделала, — кипятился отец. — Я его вообще убил бы, козла!
— А расплачиваемся мы все, — на это ответила мама. — И попрошу не выражаться в моем присутствии.
Такая была она, моя мама и младшая сестра Олега Павловича. Строгая, правильная и при этом простодушная, как ребенок. Все-таки за отцом она была, как за каменной стеной, и это накладывало свой отпечаток и на её характер, и на её общее миропонимание. Отец приспособился к ней, как бывалый моряк к непостоянству моря, и вел свою дипломатическую политику. Например, уже прощаясь в вагоне, успел передать мне конверт, сказав, что «это» есть мои подъемные: тысяча долларов.
— Спасибо, па, — сказала я. — Буду пай-девочкой.
— Будь собой, — не без пафоса посоветовал отец.
«Быть собой» — хорошее пожелание, что там говорить. И я буду собой — в этом у меня нет никаких сомнений. Как учит тэквондо: побеждает не тот, кто силен телом, а тот, кто силен духом. Такая вот банальная истина, о которой многие забывают, наращивая мускулатуру с помощью анаболиков. Глупцы! Декоративные бицепсы на бездуховном скелете, подобны высыхающему дереву с мертвой листвой.
«Быть собой»? Наверное, это трудно в мире, где все продается и покупается. Где каждый человек, как и вещь, имеет свою цену. Я тоже имею цену. Только вот какую?
Однажды мама в целях педагогических заставила меня работать секретаршей в коммерческой компании по продаже рыбы.
Было лето, и мама не хотела, чтобы я била три месяца баклуши. Ты взрослая девочка и должна знать, как зарабатывается трудовая копейка. И устроила меня, повторю, в компанию по продаже рыбы «ЛГ Фишер Груп». Глава компании господин Фишер Роберт Робертович ходил в маминых приятелях и с радостью взял меня на временную работенку.
— Мария, я очень рад, — галантно целовал мою руку, — что вы будете трудиться под моим руководством, — и кроил многозначительные смешные мордочки. — Виктория Павловна, — обращался к моей маме, — не волнуйтесь. Маша будет под нашей защитой, как рыбка под зонтиком.
— Вы с ней построже, Роберт Робертович, — требовала мама, — построже.
— Непременно-с! — рафинадился вовсю директор компании.
Было ему, жилистому и крепкому, лет сорок; по утрам он любил бегать по берегу моря. Но все равно казался мне старым осетром. Это впечатление усиливалось ещё оттого, что при ходьбе Роберт Робертович чуть горбился, жевал мысли мокрыми губами и смотрел часто на меня задумчивым взглядом.
Нет, это был не похотливый взгляд, это был взгляд человека вдруг осознавшего, что жизнь его прошла — и прошла бездарно. Торговать проклятой рыбой, заработать на ней миллионы и… не иметь возможности купить шестнадцатилетнюю красотку. Хотя деликатная попытка «купить» меня была однажды предпринята.
— Машенька, не хотите ли вы поехать в Германию? — вопросил господин Фишер. — На родину моих предков.
Я вопросительно взглянула на него, как резкая чайка на мертвую рыбу в нездоровых волнах.
— Исключительно деловая поездка, Машенька, — поспешил с разъяснениями. — Мы заключаем очень важный договор с немецкими поставщиками из Франкфурта-на-Майне. И ваша красота, Машенька… Вся Германия падет к вашим ногам, Машенька, — переводил все в шутку. — Впрочем, боюсь, бюргеры не смогут по достоинству оценить нашу российскую красу. — И нервной улыбкой походил на рыбу, выброшенную на палящий берег. — А вот где бы вы, Маша, хотели сами побывать?
— В Париже, — буркнула я, вспоминая детство и в нем сапожника дядю Сеню.
— Недурственно-недурственно, — хихикал Роберт Робертович. — Будем над этим вопросом, так сказать, работать.
Понятно, что на этом наш производственно-фишерный флер закончился. Когда на мужчину смотрят, как на мертвую рыбу, то не всякий выдержит подобного испытания. Не выдержал и «немец» Фишер, который, кстати, мог прикупить по дешевке местных смуглолицых молоденьких тел сколько хочешь. Но почему-то не опускался до этого, считая, видимо, ниже своего аристократического достоинства иметь дело с теми, кто падал в камни при любом платежеспособном клиенте.
- Предыдущая
- 6/71
- Следующая
