Специальный агент преисподней - Зубко Алексей Владимирович - Страница 66

– Ах,- восторженно рычит бес,- какой аромат!

И, ухватив кровавый бифштекс, начинает запихивать его в рот терзаемой жертве. Та сопротивляется, жалобно стенает, но ест, давясь слезами и собственной плотью.

В нашу сторону летят полусырые куски мяса и проклятия.

Зажмуриваю глаза, чувствуя, как комок подступает к горлу.

Добрыня и Дон Кихот молятся. Ламиира скрипит зубами, но держится. Леля громко сопит, стараясь сдержать рвущийся наружу крик ужаса. Посмотрим, удастся ли ей это? С рвотными позывами она не совладала.

Минотавры и те невольно ускоряют бег, стремясь поскорее убраться из вотчины Мамоны.

На смену песчаной пустыне приходит каменная, ощерившаяся острыми обломками базальта, среди которых неистово мечутся грешные души скряг и мотов. Бесов здесь почти нет, да и те по большей части слоняются без дела и играют в карты, безбожно жульничая.

Руки тех, кто попал сюда за стяжательство, объяты негасимым пламенем. Вот и вынуждены они непрестанно бегать за глыбами льда, перелетающими по своей воле с места на место, чтобы хоть на миг, коснувшись холодной поверхности, унять жгучую боль.

Те, кто повинен в расточительстве, напротив, обречены непрерывно убегать от раскаленных монет, которые, словно австралийский бумеранг, все время возвращаются в ладонь. Вот и стараются грешники продлить миг полета монеты.

Скользя по камням, сталкиваясь друг с другом, словно в броуновском движении, носятся по каменной пустыне несчастные жертвы неправедной жизни. Движение же денежек и ледяных глыб хаотично лишь на первый взгляд, на самом же деле они никогда не сталкиваются между собой.

– За что им эти муки? – в сердцах спросила Леля.

– Да разве это мука? – удивился черт.- На чистом воздухе в салочки играют, спортивную форму поддерживают…

Услышав слова черта, маркиз Амон раскатисто рассмеялся, в восторге хлеща хвостом по бокам коня. Несчастное животное жалобно заржало, но протестовать действием не посмело.

У моего уха просвистела раскаленная монета достоинством в один малый адский бакс и, вопреки законам валютной биржи и гравитации, взлетела вертикально вверх.

Словно отсеченная исполинским мечом, каменная гряда заканчивается крутым обрывом. Дно его залито густой грязью, среди которой копошатся, забавляясь любимой американской игрой, неисчислимые толпы жителей мутного потока. На покрытых вонючей жижей лицах мрачная апатия, непредсказуемо сменяющаяся вспышками неконтролируемой ярости. Взвыв, берсеркер бросается на ближайших грешников, в неистовстве разрывая их на части сведенными судорогой пальцами. И внезапно, словно выключенный из сети, безвольно замирает. В глазах совершенная пустота.

Через провал тянется подвесная дорога, теряющаяся вдали.

Под колесами телеги скрипит дерево, раскачивается под порывами ветра неустойчивая конструкция, звенят копыта минотавров, скользя по осклизлым доскам.

Грешникам нет дела до нас. Все же несколько комков грязи в нашем направлении полетело, благополучно миновав клеть, но перепачкав черные балахоны легионеров Сатаны. Что не добавило им настроения.

Если бы ангел Эй мог говорить, он не сдержался бы и довел-таки мост до разрушения, вознеся благодарность за справедливое воздаяние тому, пренебрегая чьими советами человек торит себе путь в эти мрачные места.

Переругиваются легионеры, лает маркиз Амон, лишь мы обессиленно обвисли на цепях и с нетерпением ожидаем конца пути.

– Ставлю вон на того! – азартно подпрыгивая на козлах, предлагает черт.

С ним не спорят. Минотавром некогда, а остальные его игнорируют.

Как только под колесами вновь оказалась твердая земля, маркиз Амон скомандовал привал. Здесь, на границе пятого и шестого кругов ада относительно безопасно. Одержимые безумием обитатели грязевого потока не могут выбраться из заполненного болотной водой русла реки мертвых, а грешники следующего уровня навечно привязаны к своим разверстым могилам, над которыми пляшут малиновые отблески пламени. Сами могилы расположены глубоко в земле, в непосредственной близости от рвущегося наружу жара геенны огненной. Здесь терпят муку нечестивые еретики, при жизни отдавшие душу в услужение Сатане, а взамен получившие силу нарушать покой мертвых, вызывая их души из мира теней и вселяя в мертвые тела. Теоретически доказано, что любой вампир, умерший своей смертью, тоже окажется здесь, но на практике тому под тверждений нет – охотники, специализирующиеся на истреблении кровососов, не дают им такого шанса. Рано или поздно, но они недрогнувшей рукой загоняют осиновый кол в небьющееся сердце. От тела остается горстка праха, а душа переселяется в комара. (В чем-то индусы были правы…)

Пока бесы усиленно работали зубами, набивая желудки, я, с трудом ворочая пересохшим языком, рассказал одну историю. Которую давным-давно услышал от одноногого кентавра. Помнится, она меня развеселила.

– Одним из подвигов Геракла считается прогулка в Тартар… это здесь, недалеко… и доставка во дворец Еврисфея трехглавого пса Цербера. Но не небывалой силе своей грек обязан этим свершением, а хитрости. Перед тем как отправить героя в Аид, закатил царь пир горой. Пили сладко, ели сытно, а Геракл знай себе подливает Еврисфею чудо-зелье, привезенное заезжим торговцем из холодных северных стран, где обитают варвары и во

дятся страшные звери суслики. Когда количество гостей перед глазами царя начало многократно множиться, грохнул он по столешнице кулаком и велел всем уби

раться прочь.

– А вас, Геракл, я попрошу остаться,- поспешно добавил он, с трудом удерживая в трясущихся руках опустевший кубок.- Наливай!

Почему-то вместо одного героя пред мутным взором царя оказалось целых три, но он не стал акцентировать на этом внимание, ибо каждый из них наполнил по одному из трех его кубков, а ссориться с героем не с руки. Тот известен буйным нравом – чуть что, сразу дубиной по голове и пяткой в ухо. А тут целых три…

Выпил Еврисфей напитка северного, обжигающего, решил до ветру сходить.

Геракл подхватил его под локоток и вынес под дерево. Смотрит троящимся взглядом – с обратной стороны метит облюбованное царем деревце дворовая шавка.

– Айн момент! – говорит он Еврисфею.- Ща будет тебе адский пес Цербер собственной персоной.

Бросился за дворняжкой – та в кусты. Но разве ж уйдешь от легендарного героя античности? Поймал, вывел пред очи пьяные царевы.

– Цербер,- представил.

Навел фокус царь, икнул с перепуга великого, закричал дико и опал бесчувственной тушей наземь.

Отпустил испуганную дворняжку Геракл, а та и рванула со всех ног прочь, так и не узнав, что поработала дублером самого стража ворот адских Цербера.

Набежали слуги, омыли, переодели царя, унесли в палаты каменные. Три дня болел Еврисфей, а как немного оклемался, отпустил Геракла на все четыре стороны, пока совсем в домину не вогнал.

Вот так свершил свой последний подвиг Геракл на службе царя Еврисфея,- закончил я рассказ.

– Похмелиться бы,- заметил Добрыня Никитич, улыбаясь в усы.

– А там и страдать легче будет,- поддержал его Дон Кихот.

Основную мысль повествования они уловили. Но выпить нам бесы не дали, изуверы!

Конечный пункт

Кто ходит в гости по утрам,

Тот поступает мудро,

Не пустит кроль, пойдем к свинье.

Парам-парам! Тебя забыть спросили!

На то оно и утро.

Изрядно отощавший Винни-Пух

Оставив позади сжигаемых огнеупорных еретиков, наша процессия остановилась у берегов Флегетона, омывающего своими кровавыми водами восьмой круг ада. Широко разлившаяся река затопила прибрежные районы, оставив торчать безжизненные островки, на которых произрастают карликовые деревца, скрюченные жаром, исходящим от огромных песочных часов, которые установлены среди них. Присмотревшись, можно различить человеческую фигурку, зажатую в наиболее узкой части часов. Сквозь раскрытый в беззвучном крике рот струится раскаленный песок, с тем чтобы, пройдя тело насквозь, ссыпаться на кучу у ног. Едва верхний резервуар начинает пустеть, сверкающие потными телами бесы бросаются лопатами выгребать песок из-под ног и забрасывать в верхний воронкообразный сосуд. И так до