Подопечный - Костин Сергей - Страница 18

• Предыдущая
• 18/85
• Следующая

Странный он какой-то, Мустафа. Раз деревенский, так мне прыгать от радости по этим комнатам. На кой ляд они мне сдались…

… Отвечай, вражина, в чем заключается тайна твоя? Откуда силы неведомые черпаешь? Через кого слова тайные знаешь? И куда ведут ходы твои подземные? И где штаб тайный скрывается. Отвечай, гаденыш…

Склонилось надо мной надо мной рожа буржуинская. Кривит рот, слюной словно ядом, брызжет. А не буржуинская это харя, а ненавистная Клавкина.

— Спрятаться от меня захотел? Не удастся, соколик. Любавку сыскать хочешь? Не найдешь. Погублю и тебя и ее, ненавистную. Силы тайные вызову, слова запретные, да страшные выскажу. Не жить вам. Покойники вы.

Размахивается, а в руке сабля острая, да наточенная. А на сабле той вижу свою смертушку. Радуется, улыбается. Острие в меня врезаться. Буйну голову срубает…

Бум, бум. Тело падает. Да об сыру землю ударяется.

Откуда не возьмись Любава, соловушкой появляться. Подлетает, садиться на голову срублену. И поет, плачем заливается: –" Ты бы встал с земли, на защиту мою. Без тебя богатырь, мне и жизнь не мила. Ах, вставай же вставай…

… — Вставай, лежебока, — Мустафа пинками прогонял остатки сна, — Спрятался словно мышь домашняя. Еле нашел. Гости к нам пожаловали. Слышь, стучаться. Аудиенции просят.

Где-то вдалеке послышалось вязкое — Бум-м.

— Ишь, ты, не терпится, аборигенам. Куда попер. Посмотри на себя!

Действительно. Вид у меня не то чтоб неприличный, так, словно с недельного перепоя. Раздет, разут, грязен как черт.

— Щас мы все организуем. А ребята подождут. И так уже полчаса на улице ушиваются. Погуляют еще полчасика.

— А ежели штурмом надумают?— между прочим поинтересовался я, следуя за Мустафой в (даже не знаю как толчок обозвать?) умывальню.

— Штурмом?— ангел засмеялся, — А стены под пятьсот вольт не хочешь? Да и не дураки они. Сам посуди. Вчера крепости и в помине не существовало. А сегодня — раз, и стоит. Что нормальные люди подумают?

— Колдовство?

— Верно, Василий. А какой придурок попрет на колдуна? Никакой. Так что не беспокойся. Приведешь себя в порядок и примешь людишек. Обо стальном я сам позабочусь.

Кот в сапогах. Золотая рыбка. Эк как его разнесло с заботою. Где только раньше пропадал, когда я в колхозе загибался?

Мустафа толчками загнал меня в умывальню и пинком отправил прямиком в бассейн.

Я выскочил оттуда через мгновение.

— Холодная!…

Мустафа склонился над чащей, потрогал водичку, пробормотал что-то насчет алкашей –сантехников и с радостной улыбкой обратился ко мне.

— Котел не работает, но обмыться надо. Надо, Вася, надо.

Не слушая ангела, я сполоснул лицо и прополоскал рот.

— Вот когда горячую воду пустишь, буду плескаться. А так, лучше в озере. Одежда есть?

Что меня всегда удивляло в фантастике, это то, что герой должен честным трудом и героическими подвигами зарабатывать звание героя. Там и сражения, и интриги. А у меня? Это же благодать. Ангел под боком, что захочу, все исполнит.

Открыв широкую дверь дубового шкафа, я оказался свален на пол вывалившимся бельем. Кое-как выкарабкавшись наружу, я, под неусыпным наблюдением ангела, стал разбираться.

Мустафа постарался и здесь. Разгребая кучу, я натыкался на всевозможные наряды. От набедренной повязки индейцев, до тулупа эскимосов. В самом низу были рассыпаны сотня пар носков. Причем недели три не стираных.

— Что уставился. Это все твои мысли, — Мустафе было наплевать на мой укоризненный взгляд, — Все из тебя вычерпал.

В конце концов я натянул на себя более менее свежее исподнее времен второй мировой войны, а сверху черный с капюшоном плащ. У которого на спине зияла дырка от утюга.

— Ну как? — поинтересовался я у Мустафы.

Хранитель отошел шага на два, прижмурил глаз и тщательно изучил стоящего перед ним человека, то есть меня.

— Ну… неплохо. Я бы сказал, даже символично. И как бы это выразиться… гипотетично.

Я вздохнул. И больше ничего.

— Где ходоков принимать будем?

— Известно где! В тронном зале. Я все приготовил. Только, будь любезен, накинь коронку.

На корону я не подписывался.

— Да не подписывался я на корону.

— Да ты только посмотри, красота какая. Пока ты дрых без задних ног, я по окрестностям прошвырнулся. Подхожу к озеру. Лежит. Черепаха. Как у вас на Земле. Черепаха Гена…

— Тортилла, — поправил я.

-… Ну да, Тортилла. Хотел я ее булыжником по башке, да в суп. И что ты думаешь, а?

— Она заговорила человеческим голосом, — ох устал я от Мустафы. Ох не могу.

— Откуда знаешь?— ангел воззрился на меня, но тут же забыл о собственном удивлении, — Ну да ладно. Говорит, отпусти меня. А я ей — ни хрена. Минут десять припирались. А потом вот, корону из воды вытащила. Откупилась, значит. Одевай. Вещь ценная, почти что музейная редкость.

Наверняка про все врет. Даже не покраснеет. Собственно ангелы и не умеют краснеть. Сколько я Мустафу знаю, всегда одного цвета. И не переделается. Как ходил в балахоне, так и остался. Наверно им так положено. По уставу.

Об этом я размышлял, глядя на колыхающуюся спину ангела-хранителя. Во общем то неплохой он парень. Заботиться. Старается.

— Мустафа. А что мне сделать нужно, ежели я вдруг захочу благодарность тебе записать? В личную карточку.

— Ты лучше думай что говорить гостям станешь, а лучшая благодарность — возвращение домой. Мне ничего не надо, — кристальной души ангел. Домой ему захотелось. Опять карты, разврат, а мне говно за коровами таскать? Хрен ему.

Тронный зал. Двадцать на двадцать, увешанный коврами и оружием, на окнах какие-то полосато-решетчатые занавески, (Мустафа обозвал их жалюзями), у одной из стен обыкновенное домашнее кресло с полу стертыми боковинами.

— Да не виноват я, что ты ни разу в жизни нормального трона не видел. Садись уж.

— А что мне говорить?— я плюхнулся в кресло оказавшееся на удивление уютным и мягким.

Мустафа поправил на мне одежду, и не спрашивая во второй раз разрешения, нахлобучил на макушку корону.

— Что говорить, придумаешь. Главное делай вид, что крутой. И губу подальше оттопыривай. Пойду гляну, кто пожаловал. Жди.

И исчез.

Я поерзал немного в кресле, устраиваясь поудобнее, подумал о том, что значит делать крутой вид и, так ничего путного не сообразив, принялся ждать посланцев неизведанных королевств. Как учил друг Мустафа — с нахмуренными бровями и оттопыренной нижней губой.

Корона слегка давила на череп, я взялся за выступающие рожки и насадил ее поудобнее.

В глаза ударила яркая, ослепительная молния.

А в следующее мгновение я оказался в огромнейшем зале. С многочисленных факелов стекала смола и шипя остывала в наполненных водой чашах. Я почти возлежал на огромнейшем троне с золотыми ручками. По сторонам от меня на вытяжку стояли ряды закованных в блестящие доспехи рыцари. Ни звука. Только мерное дыхание да легкий пар валил из под опущенных забрал. От трона, по мозаичному полу бежала широкая, разноцветная дорожка, исчезающая в противоположном конце зала.

Да я ничуть даже не удивился! Подумаешь, волшебная корона.

Огромная, резная дверь распахнулась, на пороге показались едва различимые очертания гостей и силуэт узнаваемого везде Мустафы. Он струился вокруг фигур прозрачным видением, невидимый ни для кого, кроме меня. На какую то секунду он отвлекся от разглядывания послов, бросил взгляд на трон, остолбенел и плашмя рухнул на пол.

Все это происходило так стремительно, что я не успевал ни удивляться, ни испугаться. Во мне жило такое чувство, что все это настоящая реальность. И иначе просто не может быть.

За долгие годы вынужденного отсутствия многое изменилось в моих владениях. Старые вассалы забыли про прежнего хозяина. Новые даже и не слышали, что живут во владениях Великого Странника. Смута и раздор тревожат некогда единое королевство. Бесконечные войны и восстания крестьян терзают царство. Темные силы претендуют на верховную власть. Поэтому я и вернулся. Меня позвали тайные силы, и вот я здесь. Чтобы навести порядок железной рукой.

• Предыдущая
• 18/85
• Следующая