Лысая голова и трезвый ум - Костин Сергей - Страница 54

• Предыдущая
• 54/81
• Следующая

— Бездельничаете? — капитан Угробов легок на помине.

Поглаживает сиамских котят, которых ему Машка из подвала притащила. Одно тело, две головы, два хвоста и восемь лап. Признают одного капитана. Злые, гады. Угробов ими преступников стращает. Тыкнет пару раз в морду мохнатое страшилище, народ мгновенно на разговоры колется.

— Не вижу рабочего настроения! — непонятно только, отчего капитан, каждый раз когда заходит в наш отдел, веселится и радуется. — Почему до сих пор не вывесили графика по раскрытию преступлений? Где объявленные в розыск? А это что такое?

Капитан Угробов пристально смотрит на прилепленный к стене плакат. На плакате в натуральную величину сам капитан Угробов в кобуре и с девушкой неземной красоты в купальнике на фоне вечернего моря. Внизу надпись — «Они снова рядом».

— Антураж это, — спасает меня Машка, закрывая плакат собственным телом. Еле сдерживаю вздох восхищения. Прапорщик Баобабова в бронежилете на фоне моря выглядит как самый настоящий прапорщик на фоне моря. Красиво.

Решаю поддержать коллегу.

— Наглядная агитация. Инопланетяне наших женщин очень уважают за душевную красоту.

— Дошутишься, Пономарев! — капитан грозит пальцем и оттесняет Баобабову от стены. Двухголовые гады противно шипят, выпускают когти и оставляют на ценном плакате восемь рваных борозд. Теперь капитан Угробов похож на поцарапанного капитана милиции. До жизненно важных органов когти не добрались, но картину испортили. — Значит так, гвардия. Хватит прохлаждаться. Ноги в руки и быстро в морг. Взгляните на один труп. В случае необходимости вскрытие сделаете на месте. А не как в прошлый раз. Сюда тащить не стоит. После этого быстро ко мне с докладом.

— Товарищ капитан! — вспоминаю из какого мы отдела. — Мы трупами не занимаемся. Для этого убойщики есть. А у нас после обеда намечен рейд по району. В последнее время слишком много жалоб на появление неопознанных шатающихся мужчин неопределенного возраста и места работы. Народ волнуется.

— Хорошо что вы о народе беспокоитесь, — улыбается Угробов хищной улыбкой, не предвещающей ничего хорошего для сотрудников отдела «Пи». — Но приказы, лейтенант, для того и отдаются, чтобы их немедленно выполнять. Если вам станет легче, то о вашем посещении морга меня лично просил ваш знакомый.

— Садовник? — хором спрашиваем с Машкой. Про странного человека без лица мы уже стали забывать. Не звонит, не пишет. Пришлет раз в неделю букет полевых ромашек с оборванными лепестками, вот и весь патронаж.

— Для вас, может быть и садовник, а для меня…, — двухголовая гадость от безделья вцепляется двумя пастями в указательный палец капитана. Угробов не теряется и пропихивает между пастями ствол пистолета. Между писком и проклятий слышен приказ немедленно убираться туда, куда послали.

Обходим капитана, схватившегося не на жизнь а на смерть с двухголовым гадом, по стенке. В отделении давно известно, если капитан занимается чем-то личным, лучше в его дела не лезть. Пристрелить, может и не пристрелит, но на праздники работать обязательно заставит.

По дороге сообщаем секретарше Лидочке о чрезвычайном происшествии, имеющим место быть в нашем кабинете. Лидочка тяжело вздыхает и забинтованными по локоть руками достает из-под стола чемодан-аптечку. Лидочка тоже очень любит котят.

Отделение поднимается по тревоге. Вооруженным автоматами, пистолетами и табуретками народ бежит помогать капитану. А может и двухголовому монстру. Против потока двигаться нелегко, поэтому используем черный выход.

В тесном дворике какой-то умник завалил набок большой черный и плоский блин с лампочками на трех опорах. Гремят ключи, слышатся иностранные матюги.

— Браток, подай ключ тпрррююцать на девяносто градусов! — виднеющиеся из-под блина ботинки говорят с неизвестным акцентом. Надо бы, конечно, проверить на всякий случай документы, да времени нет. Морг ждет. Подсовываю необходимый ключ и спешу за удаляющейся Баобабовой. Ножищи-то у нее вон какие! Машка один шаг, я пять. И то отстаю. По дороге прихватываю с земли необычную штуковину, похожую на домкрат. Такой блестящей, а главное необычной, штуковины у нас в коллекции еще нет.

— Смотри, что мужик подарил, — хвастаюсь в надежде, что у Машки поднимется настроение.

— Загадили двор, автолюбители хреновы, — надежда, оказывается, вещь ненадежная. У напарника сегодня плохой день. — Ни пройти, ни проехать. Лесик, выброси этот мусор в кусты и не пачкай руки.

— Выбросить всегда успеем, — Нет у Марии тонкого чувства красоты и душевного полета. Ей бы только руки кому выкрутить, да по башке садануть. Не умеет Машка видеть в обычных вещах красоты. А может, по званию не положено.

Выруливаем на улицу. После уничтожения в тайге именного джипа выдавать новую машину нашему отделу посчитали слишком расточительной роскошью. Начальник гаража, правда, пообещал собрать из запчастей какое-нибудь средство передвижения, но обещанного некоторые ждут по три, а то и более, лет.

— С чего бы Садовник мертвыми заинтересовался? — еле успеваю за напарником. Нагретый асфальт прожигает подметки, горячий воздух душит, голову пропекает сквозь фуражку. Городу не хватает дождя, холодной газировки и решения депутатами вопроса о запрещение автомобильного движения в обеденное время.

Баобабова, не замечая встречного потока, словно баржа прет вперед. Я использую образованный ею проход, не перегоняю, но и не отстаю. Затопчут. На Машку постоянно оборачиваются. Непривычно видеть на улице высокую, наголо бритую девчонку в наглухо залепленном бронежилете, на котором красуются погоны прапорщика.

— Что? — из-за высокого уровня городского шума ответ Машки не слышно. Приходится притиснуться почти вплотную, чтобы услышать.

— Появление на горизонте Садовника не сулит нам ничего хорошего. Наверняка очередная гадость.

С этим моментом я согласен. В посещение морга, вообще, ничего хорошего нет. Ни запаха, ни душевного тепла, ни надлежащего оформления.

По дороге заскакиваем на десять минут перекусить. Действие продиктованное суровой необходимостью. Не думаю, чтобы после экскурсии, которая нас ожидает, поднимется аппетит. Лучше уж загодя запастись калориями.

— Ну и цены, — возмущается Мария, зачитывая французские наименования из меню, привязанного тонкой цепочкой к столу.

Трехэтажное французское наименование оказывается на вкус и вид обыкновенной котлетой с макаронами. Котлеты не дожарены, макароны склеены. Компот, в котором легко обнаруживаются не фруктовые включения, пахнет хлоркой. В счете за обед обнаруживаем пункты за чистые салфетки, использованную электроэнергию, амортизацию мебели и небольшую сумму добровольно внесенную нами на реставрацию летнего дворца местного нового русского с неразборчивой фамилией.

— Вот где надо материал для работы собирать, — ядовито шепчет Мария, попутно тыкая раскаленным от жары стволом пистолета в морду наглого охранника, пытающегося преградить нам дорогу. Вместе со стволом Баобабова пытается затолкать в рот громилы и счет за слегка покусанный обед.

До морга добираемся измученными, голодными и злыми. Не радуют ни набежавшие на городское небо легкие облака, ни далекие еще раскаты грома. Ожидать близкий дождь хорошо сидя на лавочке в городском парке, а не спускаясь в глубокие холодные подвалы морга.

— Есть кто живой?

Холодные стены отражают вопрос, переадресовывают незнакомому посетителю, обрушиваясь на него гнетущим эхом: — «Живой?»

Какой злобный мозг придумал морги? Длинные ряды шкафов, в которых томятся в ожидании очереди на окончательную смерть человеческие оболочки? Металлические столы, хранящие на поверхности капли некогда живой крови и царапины от неудачных разрезов? Железные ящики для отходов? Столики с инструментами, больше похожими на приспособления для средневековых пыток? Неубранную кучу серого пепла в углу? План эвакуации посетителей и работников при пожаре? Кто придумал место, которое обязательно посетит каждый из рожденных и ныне живущих?

— Может я на улице подожду? — конечно, я за равноправие во всех сферах деятельности человека, но должны же быть разумные ограничения? Раз Машка прошла курс молодого патологоанатома, пускай в одиночку разбирается. А мне нужен, во-первых, свежий воздух, во-вторых, как можно больше простора, и в-третьих отсутствие всякого давления на психику.

• Предыдущая
• 54/81
• Следующая