Высокие башни - Костейн Томас - Страница 93

• Предыдущая
• 93/101
• Следующая

Фелисите, внимательно следившая за происходящим, увидела, что Филипп приковал к себе внимание индейцев. Захватчики теперь буквально ловили каждое его слово. В сердце у девушки всколыхнулась надежда. Неужели такое возможно, и снова свершится чудо?

Филипп помнил каждое слово из рассказа мсье Д'Ибер-вилля и помнил как сам он поражен услышанным. Он прямо-таки трепетал от волнения и страха, сидя в темноте подле гроба своего друга Дюжины и Еще Одного. Сможет ли он вселить в индейцев надлежащий ужас, ведь от этого зависят их с Фелисите жизни?

— Пока они плыли вниз по реке к землям Долгого Дома, из одеяла, в которое они завернули отрезанную голову, вдруг послышался громкий голос. Кто-то говорил на языке ирокезов… И тут они все поняли: Жан Сен Пер, будучи жив, не знал ни единого слова ирокезов, значит, с ними говорит Бог белых людей!

— Великий Вождь, вот что сказал им Бог с помощью головы убитого белого: «Вы убиваете нас, совершаете акты вандализма и проявляете жестокость. Вы хотите нас уничтожить, но вам не удастся этого сделать. Придет день, когда мы станем вашими хозяевами, и вы станете нам подчиняться!» ирокезы испугались и перепрятали отрубленную голову. Но куда бы они ее ни помещали, в ушах у них постоянно звучал этот голос. Он говорил с ними днем и ночью, не давая ни минуты покоя. Наконец они сняли скальп Жан Сен Пера и избавились от головы. Но мира и покоя это не принесло. Голос завещал им из скальпа, снова и снова повторяя: «Бойтесь гнева белых людей и их великого Бога!»

На лице вождя отразились удивление и страх. Он обвел внимательным взглядом своих воинов, как бы желая получить от них дельный совет, но те с ужасом уставились на своих пленников. Тогда Вождь обратился к Филиппу:

— Если с нами с твоей помощью говорит Бог белых людей, то чего он от нас хочет?

— Великий Вождь! — воскликнул Филипп. — Ты можешь меня убить, как сделал это с моим безоружным товарищем. Но ты не сможешь убить говорящий с тобой сейчас голос. Он будет преследовать тебя, как голос Жан Сен Пера преследовал ирокезов. Ты можешь разрушить мое тело и предать его огню, а потом развеять пепел по ветру, но в ушах твоих вечно будет звучать голос, напоминая о возмездии тебе и твоему племени. У тебя больше не будет ни минуты покоя, ты забудешь, что такое сон, будет только этот голос. Ты услышишь его в журчании реки, в шелесте деревьев, в свисте ветра и ворчании грома. Всегда и всюду одни лишь угрозы жестокой расправы.

Фелисите увидела, как гордый вождь чуть поежился.

— Голос этот никогда не прекратится, — продолжил Филипп грозно. — Он перепугает всех ваших женщин и детей, у них начнутся припадки и изо рта покажется пена! Ваши посевы погибнут. А голос станет так греметь в лесах, что оттуда убегут все животные и улетят все птицы. Ваши охотники начнут возвращаться с пустыми руками. И голос не исчезнет до тех пор, пока все люди вашего племени не сойдут с ума. Великий Вождь, он не исчезнет до тех пор, пока все вы не попытаетесь избавиться от него в быстрых смертельных водах Великой Реки!

Филипп опустил руку, закончив, и повернулся спиной к вождю. Держась за руку, они с Фелисите медленно направились к реке.

— Мне кажется, сейчас их единственное желание — оказаться подальше от нас, — шепнул он девушке.

Филипп ничуть не преувеличил результаты своего длинного выступления. Взглянув через плечо, он заметил, что индейцы, даже не посоветовавшись, стремглав кинулись к лодкам. Впереди всех длинными скачками летел Вождь.

Молодые люди вознесли горячую благодарственную молитву и расположились на берегу в ожидании спасательной экспедиции. Оба невероятно устали и теперь, прислонившись к стволу, сидели под деревом.

Филипп несколько раз пытался заговорить, но Фелисите почти не слушала и только кивала в ответ. Девушке казалось, что она уже умерла и сейчас находится между небом и землей.

И вдруг она поймала на себе глубокий взгляд чьих-то злобных глаз: кто-то смотрел на нее с уносимого течением бревна. Откуда силы взялись! Фелисите отпрянула от берега и закричала во весь голос. Филипп только рассмеялся.

— Аллигаторы намного опаснее, когда их видишь!

Сам он даже не пошевельнулся. И лишь через час Филипп спросил, не поворачивая головы:

— Ты хоть понимаешь, что теперь свободна? Фелисите, видимо, все еще не пришла в себя.

— Да, я свободна, — она вздохнула, а потом спросила: — Бедняга действительно мертв?

Молодой человек, помедлив, ответил:

— Его тело отвезут в Новый Орлеан и там похоронят, если… осталось, что похоронить…

Прошел час, второй, третий… Солнце стояло высоко, день обещал быть необычайно жарким. У Фелисите снова заболели руки. Зато Филипп наконец пришел в себя. Он встал, потянулся и вдруг закричал:

— Вон они! Я вижу! В первой лодке губернатор. Господи, как же хорошо. В мире нет прекраснее зрелища, чем лодка, которой управляют люди из Новой Франции!

Он выбежал на берег и начал там танцевать, размахивать руками и кричать, чтобы привлечь к себе внимание. Его почти узнали и громкий клич радости и облегчения огласил окрестности. Жан-Батист ле Мойн в знак приветствия поднял вверх весло.

«Вот теперь мы точно спасены, — подумала Фелисите. — Как быстро они сюда приплыли! Им придется перенести меня на лодку, потому я не смогу сделать и шага».

Это было ранней весной следующего года. Жан-Батист ле Мойн де Бьенвилль совершал обычную утреннюю прогулку, прежде чем на целый день засесть за работу в кабинете. Он с гордостью огляделся: вокруг уже был заложен фундамент церкви и выбрано место для монастыря монахов-капуцинов. Работа там еще пока не начиналась. Было также выбрано место для строительства интендантства. Ему было чем гордиться. На каждом шагу его кто-то приветствовал, желая доброго утра. Многих из них он не узнавал, потому что по призыву Джона Ло сюда прибывало множество людей. Но все равно он по-доброму отзывался, даже на приветствия незнакомых.

Тем не менее губернатор прекрасно понимал, что тревога не покидала город. Люди постоянно гадали, что может случиться в ближайшее время и считали, что колонию ждут черные дни, если планы Джона Ло не сбудутся.

У кабинета его уже дожидалась мадам Жуве, одетая по последней моде. Хорошо еще дверные проемы в Новом Орлеане были такими широкими, ибо иначе кринолин из китового уса не позволил бы ей выйти из комнаты, где она одевалась. Ее корсаж был настолько обтягивающим, что губернатор даже перепугался: вдруг в самую неподходящую минуту он лопнет и взору представится весьма легкомысленная картинка. Но несмотря на все это, перед ним стояла все та же Мария. Ее карие глазки блестели в предвкушении беседы, она вся так и светилась.

К несчастью, юбки не позволяли ей сесть, и им пришлось разговаривать, стоя по разные концы губернаторского стола.

— Жан-Батист, — обратилась к губернатору Мария, — я пришла напомнить вам следующее. Первое: мы с мужем отплываем на «Нептуне». Я слышала, он уже в устье реки.

— Мария, нам будет вас нехватать, — ответил ей губернатор.

Он говорил ничуть не лукавя. За те шесть месяцев, что она провела в Новом Орлеане, он проникся к ней уважением, — и все же хорошо, что вы уезжаете, у нас тут как на вулкане. Правительство посылает нам множество переселенцев и ничего больше! В городе полно бездельников. Можно было бы изменить положение, если бы мы заставили их расчищать площадки под строительство и пашни, но у нас не хватает инструментов, семян и домашних животных. Вдоль реки было организовано сорок плантаций, а во всей Луизиане всего тридцать голов скота! Кажется, что сорок плантаций — это не так уж плохо, но народу у нас для… четырехсот подобных плантаций! Что мне с ними поделать? Они шатаются по городу, пьют и требуют женщин. Неужели придется еще и открывать бордели? Тогда министерство наверняка «откусит» мне голову… А если я не пойду на это, в городе ни один мужчина не будет чувствовать, что его жена в безопасности!

Мария слушала его невнимательно, и едва он закончил, спросила:

• Предыдущая
• 93/101
• Следующая