Наследники Великой Королевы - Костейн Томас - Страница 87

• Предыдущая
• 87/132
• Следующая

— А самого короля?

— Вряд ли они готовы зайти так далеко. Однако отзываются о нем повсеместно не слишком одобрительно. Люди требуют объявить войну Испании.

— Хотел бы я, чтобы Джон все это видел.

Сэр Сигизмунд устало опустился в кресло.

— Сегодня у меня был напряженный день. В пять часов у нас состоялся совет, и, должен признаться, что еще ни разу я не видел наших пайщиков в столь словоохотливом расположении духа. Даже наш прижимистый Таттл не поскупился пять раз выложить на стол по шиллингу во время обсуждения одного-единственного вопроса. Дело в том, что у нас есть такое правило: ни один пайщик не имеет права выступать по одному вопросу дважды, не заплатив шиллинг штрафа. Обычно это правило неплохо остужает их красноречие. Сегодня к тому же больше дюжины из них заплатили штраф в два с половиной шиллинга, за то, что перебивали других выступающих. Монеты стучали о дерево как кости в каком-нибудь притоне в полночь. А знаете, какой вопрос обсуждался? Должны ли наши суда тратить порох, отвечая на салют других кораблей в открытом море, в честь победы над испанцами. Было принято решение не тратить порох, но команды судов должны отвечать на салют приветственными криками.

— А куда идут собранные штрафы?

— На них покупают библии, которые раздают командам судов. — Затем сэр Сигизмунд перешел к более важным вещам.

— Я приготовил для вас постоянное убежище, Роджер. Вы будете жить на верхнем этаже дома одной почтенной вдовы. Ее муж занимался сбытом кож. После его смерти она, чтобы свести концы с концами, сдает комнаты. Помните, ваше имя Ричард Стрейндж, вы — студент. Что вы изучаете, право или богословие, решайте сами. Груз книг я уже отправил. Читайте, занимайтесь и выходите на улицу только по ночам, но делайте это как можно реже. Скоро вас начнут искать. Госпожа Уитчи неболтлива, а за честность ее я ручаюсь, однако она женщина и следовательно очень любопытна. Переедете вы туда сегодня вечером.

Я попытался выразить ему свою благодарность, но он только отмахнулся.

— Мы немалым обязаны вам, Роджер, — сказал он. — Да и не только мы, а вообще все английские купцы. Представляете ли вы, насколько важна сегодня для Англии торговля с Востоком? Дело в том, что обороты лондонских купцов в шесть раз превышают обороты всех купцов остальных частей Англии, и большая часть этой торговли падает как раз на страны Востока. Она приобрела столь важное значение, что я ежегодно посещаю берберийское побережье и плачу дань для того, чтобы защитить наши корабли от корсаров. Две тысячи фунтов в год! Уверяю вас, это совсем не мало. Теперь, когда Джон Уорд и его друзья являются там хозяевами с этим покончено. Вы знаете, что мы кое-что платим и им? Не так уж много, конечно, но тем не менее вполне приличную сумму. Так что можете понять, где лежат истинные интересы английских купцов.

Это объяснило мне многое из того, что я до сих пор не понимал. Так мне были непонятны причины его пребывания в Тунисе и той свободой, которой он там пользовался.

— С тем, что я сейчас скажу, вы можете не согласиться, так как это идет вразрез с общепринятым мнением, — продолжал он, — но запомните, Роджер, — те люди, которых вы сегодня здесь видели, нужны Англии больше, чем все придворные, солдаты и дворянство. Торговля — вот что в конечном итоге определяет мощь государства. Люди должны иметь работу, они должны есть и одеваться, а для всего этого необходимы купцы. Короли ведут войны, но и за этим стоят интересы торговли. Сейчас на купцов глядят сверху вниз, их женам не разрешают носить шелка, в тяжбах с дворянами они неизменно проигрывают, но финансы страны находятся в их руках, и настанет день, когда они займут подобающее им место.

Помолчав немного, он прибавил.

— Ну на сегодня вы достаточно наслушались моих проповедей. Вот как мы поступим: двое наших носильщиков сегодня вечером отправятся в Денмарк Хауз. По установившейся традиции всякий раз после прибытия нашего корабля в гавань, мы преподносим Ее Величеству подарки — лучшие специи и благовония, рулон шелка, иногда даже изделия из яшмы. Сегодня я тоже приказал им отнести во дворец наши дары. Вы можете сопровождать их до трактира «Кабанья Голова», там вы окажетесь всего в нескольких кварталах от своего нового жилища. Ваш дом расположен на Гринчерч-Стрит, неподалеку от Олд Свэн Стэрз. Найти его легко: когда-то его владельцем был лекарь и его фонарь до сих пор висит над окном третьего этажа, хотя цвет его теперь уже не красный, а синий. Госпожа Уитчи будет ждать вас.

Я следовал за носильщиками на довольно приличном расстоянии. Они лениво брели по улицам, останавливались на каждом перекрестке, где жгли чучела и, наконец, сделали весьма продолжительный привал в небольшой грязноватой таверне под вывеской «Великий Кан». Так как на вывеске был изображен смуглолицый восточный владыка, восседавший на довольно хилом слоне, я догадался, что странное слово «кан», по всей видимости, должно было означать «хан». Улицы были еще полны народа, и я с тем большим удовольствием окунулся в царившую везде атмосферу веселья, что ощущал свою прямую причастность к событиям, вызвавшим это торжество. Я, однако, ощущал, как настроение людей постепенно меняется. Огромное количество выпитого спиртного уже начинало сказываться. В глазах многих уже сверкала злоба, и я был уверен, что до наступления утра многие лавки, принадлежавшие католикам будут разгромлены и прольется кровь. Разумеется такие настроения царили далеко не везде и не среди всех. Когда я проходил мимо какого-то скромного вида здания, дверь его отворилась, и я услыхал хор голосов, поющих прекрасный гимн «В этот день зажжем мы свечи». Я понял, что поют пуритане или даже браунисты, и они тоже возносят свои смиренные благодарения Господу за одержанную над неприятелем победу.

Я не остановился у «Кабаньей Головы» как посоветовал мне сэр Сигизмунд, но продолжал осторожно следовать за носильщиками дальше. Я решил дойти с ними до самого Денмарк Хауза и взглянуть на дворец, в котором теперь жила Кэти. За столь долгий срок я впервые находился так близко от нее.

Денмарк Хауз заставил меня вспомнить о Париже, так как вид у дворца был совсем не английский. Высокие округлые каминные трубы на крыше напоминали дамские пальчики, да и все украшения кирпичного фасада носили следы иноземного происхождения.

У ворот стояли два бездельничающих стража, но войти внутрь было делом вовсе не трудным. Туда и обратно сновало множество народу, и я решил, что коль скоро я уж пришел сюда, мне тоже следует войти и осмотреть дворец. С деловым видом я быстрой походкой миновал прямоугольный портал и очутился в переполненном людьми зале. Как я подозревал, значительная часть посетителей имела права находиться здесь не больше, чем я. Некоторые зашли сюда лишь для того, чтобы воспользоваться уборными. В одном углу какой-то пожилой мужчина с котомкой на спине чистил рукав весьма подозрительного вида нечесанному молодцу; двое каких-то субъектов внимательно разглядывали образцы отличного бархата стоимостью по крайней мере три фута за ярд и при этом оживленно торговались; группа слуг в дворцовых ливреях окружили лекаря, который собирался выдрать зуб одному из их компании.

Никто не обращал на меня внимания, и я прошел к выходу из помещения, откуда были видны главные строения дворцового ансамбля, расположенные по другую сторону четырехугольного двора. Где-то там в этих красивых палатах находилась Кэти. Возможно она в числе других фрейлин присутствовала на каком-нибудь приеме королевы, или, быть может, королева уже отпустила ее, и она удалилась в свою комнату. Я нашел взглядом освещенное свечой окно и представил себе, что это ее окошко. Вот она сидит за своим рабочим столиком и пишет письмо (но не мне). Ее волосы были высоко приподняты и причесаны на новый лад, как ей это теперь нравилось. Мне казалось, я вижу, как она хмурит свой лоб, сочиняя послание (я уже упоминал, что Кэти отнюдь не отличалась ученостью); как крепко сжимает гусиное перо и даже слегка высунула язычок от усердия, а глаза ее сияют от счастья, при мысли о том, кому она пишет это письмо. А может быть она готовится лечь спать и уже наклонилась, чтобы задуть свечу. Потом, однако, я решил, что еще слишком рано, и она вряд ли собирается спать, тем более что и огонек в облюбованном мною окошке продолжал гореть.

• Предыдущая
• 87/132
• Следующая