Гунны - Костейн Томас - Страница 89
- Предыдущая
- 89/92
- Следующая
Аттила помрачнел.
— Аэция надо предупредить. Я хочу, чтобы он жил. Я никогда не говорил этого раньше, но он сразу же понравился мне, как только появился при дворе моего дяди. Он… — он замялся, в поисках подходящего слова. — Жизнь с ним стала веселее. И я бы не возненавидел его, не начти он смеяться над моими короткими ногами. Его не должны убить до того, как я наголову разобью его армию на поле брани.
Тогалатий, я хочу оказать тебе особую честь, — продолжил Аттила. — Ты отправишься в Рим и дашь ему знать о готовящемся заговоре.
— Великий Танджо, позволь сказать пару слов.
— Слушаю тебя.
— Когда твои победоносные армии уничтожали города Италии и Рим дрожал от страха перед тобой, народ требовал отмщения. И начать хотели с меня. Мой господин Аэций опередил их, предоставив мне возможность бежать. Но перед этим заставил меня пообещать, что я более не вернусь к тебе на службу.
Слова эти произвели совсем не ту реакцию, какой ожидал Николан. Аттила не стал повторять, что никто не может уйти с его службы. Вместо этого он раздулся от гордости.
— Видишь? Он по-прежнему боится меня. И всеми способами пытается ослабить мою позицию. Что ж, придется послать кого-то еще, — он по-старчески подмигнул Николану. — Тебя это позабавит, поскольку ты виделся и говорил с принцессой Гонорией. Она вернулась. Восточный принц устал от нее, поэтому ее не выпустили на берег. Корабль прямым ходом отправили в Равенну. Поскольку старуха мертва, принцесса станет открытой дверью, в которую любой сможет войти, не постучав, — он помолчал, а затем добавил. — Ты успел на церемонию моего бракосочетания с госпожой Ильдико, дочерью твоего народа?
— Нет, великий Танджо.
— Тогда не пропусти вечерний банкет. Моя невеста, моя маленькая золотоволосая птичка, будет сидеть рядом со мной на золотом троне. Том самом, на котором ее внесут в Рим, когда я заставлю эту гордую нацию встать на колени у моих ног.
Он отвернулся, и Николан с облегчением осознал, что шпионы Аттилы в первый раз дали маху. Они не сумели выяснить, что он и Ильдико знакомы с детства. Многие из тех, кто с волнением наблюдал за исходом суда, знали, что он любит ее, а она отдает ему предпочтение среди других мужчин Но эта важная информация не достигла ушей посланцев Аттилы, так что император ни о чем не подозревал.
Объяснение Николан нашел только одно. Гунны знали, что последний акт величайшей трагедии в истории человечества подходит к финалу. Они чувствовали, что Аттила тяжело болен, возможно, умирает. И железная дисциплина дала слабину. Люди Аттилы перестали его бояться. Поэтому отряд, посланный за Ильдико, лишь захватил ее и доставил в столицу, не попытавшись разузнать что-либо еще. А потому слух о любви золотоволосой дочери плоскогорья и ее соотечественника, что недавно служил Аттиле, не достиг ушей императора.
Николан мог считать себя счастливчиком! Узнай Аттила хоть малую толику правды, его безжизненное тело уже болталось бы у городских ворот.
С Гизо Николан и Ивар свиделись у входа в обеденный зал, где накрыли столы для свадебного пира. Они забросали слугу вопросами, на которые тот с удовольствием отвечал.
Нет, новую жену императора ни к чему не принуждали. Аттила послал к ней Онегезия. Он сказал ей, что, при ее согласии, она станет последней женой императора (Аттила твердо пообещал более не жениться), у нее будет собственный двор, она будет жить в роскоши, какой не знал мир. Старые законы и обычаи не будут связывать ее, от нее потребуют лишь одного — супружеской верности. Придворных и слуг она будет выбирать сама. У нее даже будут свои деньги, которых с лихвой хватит для содержания двора.
Последовала долгая пауза.
— Она не приняла этих условий, — не выдержав, воскликнул Николан.
— Нет. Она не клюнула на эту золоченую приманку. Но, уверяю вас, в ней не было крючка. Император делал ей честное предложение. А вот когда она ясно дала понять, что взяткой ее не проймешь, Онегезию пришлось поискать другие методы убеждения. И он пригрозил, что народу плоскогорья отольется ее упрямство. Территория будет приравнена к покоренной стране. Во всех семьях станут на постой императорские солдаты. Молодежь заберут в армию, лучших лошадей конфискуют. Людей низведут до положения рабов. Не разрешат ни жениться, ни заводить детей, — Гизо покачал головой. — Владыка земли и небес в случае необходимости не останавливается ни перед чем. Ей прямо сказали, что она и только она сможет спасти свой народ от уничтожения, — он вскинул руки. — Естественно, она сдалась.
— Да, она сдалась, — Николан с трудом удалось скрыть бушующий в нем гнев. — Ради своего народа она готова на все. Даже на такое.
— Она прибыла сюда как восточная принцесса, — продолжил Гизо, — в большом крытом фургоне. Никто не видел ее, кроме слуг-греков, посланных Аттилой. По пути, когда ее караван останавливался на ночь, кольцо часовых окружало фургоны, и никто не мог подойти к фургонам ближе чем на триста ярдов, чтобы она могла насладиться вечерним ветерком без боязни быть увиденной. Она спала на мягчайшей постели, ела лучшую еду, пила великолепные вина, охлажденные льдом и снегом с гор. Любое ее желание было бы исполнено в мгновение ока. Но она ничего не хотела.
— Церемония бракосочетания состоялась, как обычно, во Дворе королевских жен? — Николан очень не хотелось задавать все эти вопросы, но как иначе мог он получить интересующие его сведения.
— Нет, нет! На самой большой площади города, забитой до отказа. Он хотел насладиться своим триумфом. Хотел, чтобы все его подданные увидели ее красоту. На церемонии она появилась, увешанная драгоценными камнями, он настоял на этом, но она затмила их всех. Вы, христиане, рассказываете истории о божьих слугах, которые летают меж небом и землей. Забыл только, как вы их зовете.
— Ангелы?
— Именно так. Выглядела она, что те ангелы. Вернее, как самый прекрасный из них, когда-либо посещавший Землю. Только без крыльев.
Николан указал на обеденный зал, куда продолжали прибывать гости.
— И сегодня ее тоже все увидят?
Гизо кивнул.
— В последний раз. После этого она исчезнет с людских глаз. Такова воля императора, да и ее собственная. А теперь, друзья мои, вам лучше поспешить. Иначе вам достанутся места в самом дальнем углу.
Николан колебался. Возможно, ему предоставлялся последний шанс взглянуть на Ильдико, прежде чем она исчезнет за непроницаемым занавесом, укрывающем жен восточных владык. С другой стороны, вдруг боль от одного ее вида, сидящей рядом с императором, окажется непереносимой? Он стоял, раздираемый этими противоречивыми мыслями.
— Пойдем, — прервал затянувшееся молчание Ивар. — Ты никогда не простишь себе, если не войдешь в зал.
— И буду до конца своих дней сожалеть о том, что вошел.
— А чего бы захотела она? — спросил Ивар. — Готов спорить, она будет высматривать тебя по всем углам. И ей будет больно, если она не сможет в последний раз увидеть мужчину, которого любит.
Мимо них в зал прошли два воина-гунна, коротконогие, приземистые, ширококостные. По телу Николана пробежала дрожь.
— Я во всем виноват. Я не принял необходимых мер предосторожности!
— Тебе грозила смертная казнь, — напомнил Ивар. — Ты думаешь, она могла не поехать за Рориком?
— Я навлек на нее все это! — воскликнул Николан. — Она сейчас сидит в зале и все пожирают ее глазами. Это невыносимо.
Тем не менее, он вошел в зал. Как и предупреждал Гизо, свободные места остались в дальнем углу у самой стены. Император и его новая, последняя жена сидели на возвышении, так, чтобы их могли видеть все гости. Золотой трон Ильдико украшали огромные драгоценные камни.
Ее белое платье перетягивал пурпурный пояс, волосы были схвачены золотой лентой. Драгоценности не бросались в глаза: вероятно она отказалась надеть большую часть камней, что украшали ее наряд во время свадебной церемонии. Николан, вглядывающийся в ее лицо, отметил отчаяние, стоящее в ее глазах. И все же она улыбалась и старалась не показывать обуревающих ее чувств.
- Предыдущая
- 89/92
- Следующая