Гунны - Костейн Томас - Страница 27

• Предыдущая
• 27/92
• Следующая

Николан ответил не сразу.

— Сейчас я думаю не о душе, — вырвалось-таки у него.

Старый Костолом помассировал рукой бок.

— Как больно, — простонал он. — Мне сказали, что он вновь возьмет тебя в секретари, когда ты выйдешь отсюда. Думаю, это случится через день или два. Тебя это радует?

Лицо Николана закаменело.

— Нет. Нисколько. Но я раб и обязан повиноваться.

Старик направился к двери.

— Я поговорю со старшим поваром. У него есть сердце и он пришлет тебе еды. Но, боюсь, тебе придется подождать, пока не отужинают хозяин дом и его гости. Это будет не скоро, поскольку им только что подали первое блюдо.

И действительно, Аэций и его гости ужинали долго. Давно опустилась ночь и на склоне холма застрекотали цикады, когда кухонный раб, черный как сажа негр, широко улыбаясь, внес блюдо с едой и поставил ее на стол.

— Больной умирает с голода? — осведомился он.

Один взгляд на тарелку показал Николану, что ждал он не зря. Дразнящий запах шел от отбивной, политой вкуснейшим соусом, блестела коричневой корочкой поджаренная ножка каплуна, на пирожном-корзиночке краснела клубника.

— Я уверен, что благодаря такому ужину выздоравлю окончательно. Спасибо старшему повару и тебе. Больше мне нечем вас отблагодарить.

Он продолжал смотреть на блюдо и после ухода негра. С того утра, как его схватили и продали в рабство, он не знавал такой вкусной еды. Но, начав есть, при свете фитиля, плавающего в плошке с маслом, стоящей у его локтя, Николан понял, что особого аппетита у него нет. А потому вполне удовлетворился ножкой каплуна и кусочком отбивной.

Тут его внимание привлекли какие-то звуки на склоне. Он прислушался. Догадался, что кто-то карабкается вверх. Неужели возвращается сумасшедший, подумал Николан. Этого ему очень не хотелось: от психа можно было ждать чего угодно.

Николан поднялся. Оказалось, что тело слушается его, да и спина при движениях болит не так сильно. Взяв лампу, подошел к окну, выглянул из него.

Тот, кто карабкался по склону, похоже, следил за окном, потому что застыл, как только в нем возник Николан.

— Кто тут? — прошептал юноша.

Ответ пришел после долгой паузы.

— Николан?

— Да. Это я.

— Ты один?

— Да. Не знаю, надолго ли, но до утра ко мне наверняка никто не придет.

— Тогда я поднимаюсь.

То был Ивар. Николану показалось, что он сразу узнал голос, а уж когда лампа осветила рыжие волосы и широкие плечи бритонца, отпали последние сомнения. Для того, чтобы их не заметили из других окон дворца, Николан отнес лампу на стол.

Ивар перебросил мускулистую ногу через подоконник и одним плавным движением оказался на полу.

— Мой дорогой друг, как же нам повезло. Я постоянно получал известия о тебе, через других рабов, и давно хотел повидаться с тобой. И надо же мне было прийти в такой день, когда в больничке кроме тебя никого нет.

— Ты сильно рискуешь, — озаботился Николан.

Ивар беззаботно махнул рукой.

— Уже три недели я живу под страхом смерти. И привык к этому, — взгляд его прошелся по больничке и остановился на блюде с едой. — Мой друг, прошептал он, принюхиваясь, — за эти три недели мне редко удавалось поесть. Еще одна такая неделя, и я просто умру от голода. Ты не обидишься, если я попрошу тебя поделиться тем, что я вижу на столе?

— Можешь съесть все, — ответил Николан. — Я уже отужинал.

Высокий бритонец осторожно приблизился к столу, словно хищный зверь, выслеживающий добычу, сел и набросился на еду, как голодный волк. Несколько минут спустя блюдо опустело, а Ивар повернулся в Николану с подозрительно блестящими глазами.

— Неужели я умер и попал в Вальхаллу? [4] Никогда в жизни не ел такой вкуснятины, — он доглодал косточку отбивной и принялся за пирожное с клубникой. Когда же последняя крошка исчезла у него во рту, он вновь посмотрел на Николана.

— Я сбежал.

Глаза Николана широко раскрылись. Редко кто решался на побег и уж совсем единицам удавалось покинуть Италию. А пойманных ждало жесточайшее наказание: после бичевания их распинали на кресте. Поэтому, хотя рабы часто говорили об побеге, дальше разговоров дело не шло.

— Ты знаешь, что будет, если тебя поймают?

Бритонец кивнул.

— Ничего другого мне не оставалось. Слишком далеко все зашло, — от дальнейших объяснений Ивар воздержался, но Николан и раньше слышал сплетни о том, что принцесса Гонория явно благоволит к рыжеволосому бритонцу. — Я убежал до того, как принцесса выехала в Равенну. Три недели прятался на холмах к востоку от города. Бывший раб, тоже бритонец, женившийся на римлянке, держит там овец. Он показал мне пещеру, из которой я не высовывал носа, и иногда приносил мне еду. К сожалению, жена его — женщина прижимистая, без капли жалости или симпатии к кому-либо, так что еды ему удавалось урывать самые крохи. Я медленно умирал от голода, — он помолчал, прежде чем продолжить. — Я ждал, потому что думал, что ты захочешь уйти со мной. После того, что ты перенес, ты, возможно, согласишься рискнуть. Согласен ли ты… хватит ли у тебя сил? Впрочем, при необходимости, если ты очень устанешь, я смогу нести тебя на спине.

Николан задумался. Так ли велик риск? Хозяин мог убить его, когда заблагорассудится, что едва не произошло. Вряд ли ему повезет вновь, если он еще раз попадет Аэцию под горячую руку. «Это мой единственный шанс, — решил Николан. — Когда еще окажется рядом сильный и верный друг. Вопрос стоит ребром: сейчас или никогда. Если я откажусь, я до конца своих дней останусь рабом».

— Я не хочу принуждать тебя, — нарушил затянувшееся молчание Ивар. — Но вдвоем идти лучше, чем одному. Видишь ли, идти придется только по ночам, а днем надо прятаться. Один может спать, а второй стоять на страже. А еду придется выпрашивать или красть. У меня есть план. Мой друг, бритонец с холмов, сказал, что пытаться бежать по суше — чистое безумие. Мы не сможем пересечь холмы и ломбардскую равнину. Ни один раз заблудимся и тогда придется спрашивать дорогу. И уж кто-нибудь обязательно донесет на нас. Лучше всего удрать из Италии на корабле. Капитанам всегда не хватает людей и они не задают лишних вопросов. Мой друг назвал мне имена двух капитанов, которые готовы взять нас. К сожалению, поплывут они на Восток, а не к Геркулесовым столбам.

Идея Николану не понравилась.

— Но говорят, что жизнь на корабле — то же рабство. А то и хуже. Ты спишь в трюме, еда кишит червями, а капитан при малейшем неповиновении хватается за хлыст. А в восточном порту ты не понимаешь языка. В кошельке у тебя будет лишь несколько монет, капитан заберет большую часть жалования, так что тебе ничего не останется, как болтаться в порту в ожидании очередного корабля. В надежде, что придет день, когда ты попадешь на корабль, который доставит тебя в родные края, — Николан покачал головой. — Я не вижу смысла менять одно ярмо на другое. Если уж мы готовы рискнуть своей жизнью, убежав от хозяина, мы должны твердо знать, что в случае успеха мы получим свободу, — он уже принял решение. — По мне лучше умереть, чем остаться здесь. Прошло три года с той поры, как мою мать и меня продали в рабство. Но мысль о побеге никогда не покидала меня. И у меня тоже есть план, причем более надежный, чем бегство по морю.

Он подошел к своей одежде, висевшей на крючке у кровати, достал из кошелька, закрепленного под пряжкой пояса, две монетки и сложенную полоску пергамента. Развернул ее, и Ивар увидел, что это карта.

— Она поможет нам уйти из этой страны, — уверенно заявил Николан. И рассказал, как он рисовал оригинальную карту, углем на материи, после того как все засыпали, а затем, уже у Аэция, перенес все на полоску пергамента, которую держал сейчас в руках. — С ней нам не придется задавать вопросы. Мы будем идти ночью, а днем спать в укромном месте. При должной осторожности нас никто не увидит. Все нужная информация у нас есть.

Ивар внимательно всмотрелся в карту. Затем посмотрел на Николана, его глаза зажглись ярким огнем.

• Предыдущая
• 27/92
• Следующая