Гунны - Костейн Томас - Страница 12

• Предыдущая
• 12/92
• Следующая

— Он приедет не с пустыми руками.

— И что же он привезет?

— Предложит тебе изменить направление удара. К примеру, захватить Северную Африку. Или оказать тебе помощь в борьбе с вандалами под предводительством Гейзериха. Он готов заключить с тобой союз. И признать, что Карфаген должен войти в твою империю.

— Он готов заплатить немалую цену.

— Да, могучий король. Карфаген вновь становится одним из крупнейших городов мира.

После долгой паузы Аттила начал задавать вопросы. Два часа он выспрашивал купца о подготовке римлян к отражению атаки. Велика ли армия Рима. Какую поддержку окажет им Константинополь? Где сосредоточены легионы? Когда будет закончена их перегруппировка? Микка отвечал на все вопросы. Подробно и обстоятельно. Аттила, наблюдая за ним, пришел к выводу, что купец говорит правду. Он ничего не записывал, полагаясь на память. Число легионов, имена их командиров, места расквартирования, Аттила ничего не упускал.

Сторонний наблюдатель заметил бы перемену в отношениях двух мужчин. Исчезли господин и слуга, правитель огромной империи и шпион. Поглощенные беседой, они забыли об условностях. Аттила задавал вопросы и комментировал ответы, его напрягшееся лицо выдавало острый интерес к получаемым от Микки сведениям. Иногда в голосе его слышалась злость, иногда — радость. Да и Микка не только отвечал на вопросы, но и изредка задавал их сам. Короче, разговор шел на равных.

Микка, однако, стоял все в той же согбенной позе, и облегченно вздохнул, когда Аттила объявил, что вопросов у него больше.

— Я очень устал, о могущественный король, — признался Микка. — С рассвета я в седле и за весь день не съел ни крошки.

Аттила поднялся. Вновь правитель, повелевающий жизнью и смертью миллионов. Он перебрал в уме услышанное от Микки. «Этот человек становится все более мне полезным, — подумал он. — Я должен использовать его, хотя у меня уже нет сомнений в том, что он работает и на Аэция. Возможно, он предает нас этим сибаритам из Константинополя, что ездят на золоченых колесницах, запряженными белыми мулами. Решился же он задавать мне вопросы, дабы потом подороже продать полученную информацию. Он стравливает нас друг с другом, получая деньги от каждого. Я бы с радостью обмазал его медом и посадил в муравейник».

Аттила пристально вглядывался в купца, лицо его закаменело.

«Эта смышленая крыса еще не раз появится у меня, — сказал он себе. — Причем последний приход будет лишним. Я и так буду знать все, что мне нужно. Вот тогда я выжгу ему глаза и отрежу уши. И пошлю к моему доброму другу Аэцию, доброму другу с детских лет, чтобы он рассказал римлянам обо всем, что он теперь видит и слышит».

Аттила улыбнулся. К тому времени Аэций умрет, и тело его будет гнить на поле брани среди убитых легионеров.

— Тебе отведут почетное место за моим столом, — порадовал он купца.

Лишь когда разговор с Миккой подходил к концу, Аттила осознал стремительный бег времени. И первые звезды уже засверкали на небе, когда за высоким купцом закрылась дверь. Аттила выглянул в окно.

— Все кончилось, — сказал он себе. — Имена названы и двое из них лишились голов.

Ни тени сомнения не возникло в его душе. Он верил в свою удачу, верил, что боги, которым он поклонялся, позаботятся о том, чтобы все закончилось как надо. Жребий не мог указать на Аталариха. Его шансы расценивались как пять к одному. Мог ли он желать лучшего?

— И моя маленькая Сванхильда выкажет мне свою благодарность, поскольку я сберег жизнь ее отцу, — промурлыкал Аттила. — Как радостно блеснут ее глаза! Сегодня она будет сидеть рядом со мной за столом, чтобы мое доблестные воины могли насладиться ее видом.

В прекрасном настроении, он обратил свой взор к Луне, поднявшейся над деревянной стеной, простер к ней руки.

— О, Луна, — заговорил он, — это Аттила, сын Тарды, который был сыном Мандзака… — далее он перечислил своих предков до двадцатого колена. — О, Луна, направляющая мой народ, когда он жил в холодных степях, наблюдающая за нами, идущими покорять мир, продолжай и впредь поддерживать нас, особенно теперь, когда перед нами стоит великая задача. О, Луна, холодная и ясная, древняя и мудрая, дай мне совет, укажи мне правильный путь. Проследи, чтобы я не споткнулся. Не дай мне проявить слабину. Сегодня это случилось. Я отступил от принятого решения. Так пусть же такое не повторится. Я должен стоять как скала.

Сделай это для меня, о Луна, и клянусь, что я не сожгу ни один город моих врагов до наступления темноты. И тогда ты, о Луна, успеешь подняться в небо, чтобы яркие языки пламени приветствовали тебя. Они докажут, что твой слуга изо всех сил старается прославить тебя.

Аттила говорил и говорил, голос его то гремел раскатами грома, то снижался до шепота. Наконец, руки его опустились и он вернулся к земным делам, обнаружив, что ужасно голоден.

Онегезий ждал его за дверью с факелом в руке, дабы осветить лестницу в обеденный зал. Аттила слышал доносящийся сверху гомон. Его военноначальники, возбужденные казнью, похоже, тоже проголодались.

— Все кончено, — констатировал Аттила, кивнул Онегезию.

— Да, о король королей, — последовал ответ. — Я строго следовал твоим указаниям. Собралась большая толпа. Люди приветствовали твое решение пощадить остальных.

— Кому не повезло?

В свете факела Аттила заметил, что Онегезий бледен и очень нервничает. Он шумно проглотил слюну, прежде чем ответить.

— Первым был Галата из Восточной Сарматии, — последовала пауза. — Он заверещал, когда было названо его имя. Стражникам пришлось тащить его к плахе.

— Он всегда доставлял мне много хлопот. Я рад, что ему отрубили голову. Кто второй?

— Аталарих из Тюрингии.

Глаза Аттилы грозно блеснули, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, Онегезий продолжил.

— Тут что-то нечисто, о Великий. Я… я не подчинился тебе, потому что знал, что ты не хочешь смерти Аталариха. Я не опустил листок с его именем в ящик, из которого тянули жребий. Я оставил его при себе. Смотри, — он вытащил из-под пояса полоску пергамента с именем короля Тюрингии. — Но в числе двух, приговоренных к смерти, был назван Аталарих. Что я мог поделать? Я не мог заявить, что произошла ошибка, что он не должен умереть. Я не мог сказать, что кто-то подменил листок с именем. Оставалось лишь стоять и смотреть, как умирает Аталарик.

— Как такое могло случится? — голос Аттилы звенел от ярости. — Кто мог это сделать? — он повертел в руках полоску пергамента. — Кто желал смерти Аталариху? А может, это проявление воли богов? Свидетельство того, что мне нельзя брать в жены эту девушку? Неужели боги отвернулись от меня? Твой обман мог разозлить их.

— Нет, нет! — вскричал Онегезий. — Это сделали те, кто имел непосредственное отношение к жеребьевке. Несколько человек могли подменить пергамент с именем. Я все устроил так, чтобы никто не узнал, что листков было девять. Как только из ящика вытянули два листка, остальные тут же сожгли. А уж потом были зачитаны имена тех, на кого указал жребий. В процедуре жеребьевки принимали участи четверо. О великий Танджо, нет сомнения, что это дело рук человеческих. И не составит труда узнать правду.

В наступившем молчании Аттила опустил голову, и Онегезий мог лишь гадать, о чем думает его господин. Поверил ли он ему? Он склоняется к мысли, что наказать надобно его, Онегезия, своими проделками разгневавшего богов?

— Кто мог сыграть со мной такую шутку? — спросил наконец Аттила.

Онегезий облегченно вздохнул. Козлом отпущения будет кто-то другой.

— Есть люди, которые не хотят, чтобы ты взял себе еще одну жену, да еще такую прекрасную. Она может родить тебе сыновей, которых ты предпочтешь своих детям от других жен.

Аттила вскинул голову.

— Это возможно.

Пальцы его правой руки напряглись, словно сжимаясь на нежной шее той, кто порушила его планы.

— Он умер достойно?

— Как настоящий мужчина, о великий Танджо. Не то что этот Галата.

• Предыдущая
• 12/92
• Следующая