Черная роза - Костейн Томас - Страница 2

• Предыдущая
• 2/110
• Следующая

В Уолтере взыграла гордость, и он спустился по ступенькам вниз на улицу.

— Происхождение людей в Герни гораздо благороднее, чем в Тресслинге, милорд. Наша земля нам принадлежит более пяти столетий.

Лорд Тресслинга снова захохотал:

— Кукарекай погромче, молодой петушок. Ты не можешь сказать, что у тебя в венах течет благородная кровь. Дочь моя, поехали. Если мы будем ехать всю ночь, то вскоре прибудем в Тресслинг.

— Матушка плохо себя чувствует, — запротестовала Ингейн. — Ей следует передохнуть хотя бы ночью!

— Нас и так задержала эта отстающая карета, — ответил отец. — Мне надоело, что постоянно запаковывают и распаковывают вещи, вся эта суета из-за одеял и простыней, горячих травяных отваров и порошков! Я уже сказал, что мы продолжим путь!

Он повернулся к Уолтеру, чтобы сказать ему напоследок гадость.

— Парень, тебе повезло, что со мной нет моих слуг, в особенности Гуллена, чтобы он вбил в тебя чувство уважения. Посторонись!

Уолтер больше не мог сдерживаться:

— Я не боюсь Черного Гуллена и вас, вор из Тресслинга! Сквайр его не слышал, потому что уже двинулся вперед. Но Ингейн напряженно выпрямилась в седле и гордо откинула назад головку. Ножкой в меховом башмачке она сердито ударила по боку лошади.

— Прощай, парень с холмов! — воскликнула девушка. Парень с холмов! Уолтер был вне себя от возмущения. Его всегда волновал тот факт, что в Герни осталось немного холмистой бесплодной земли, и еще его мучило некое темное облачко, связанное с его рождением.

Он хотел резко ответить девушке, но в этот момент Ингейн вдруг неожиданно сказала:

— Уолтер, ты весь промок, и твой плащ слишком тонкий для такой погоды. Тебе следует немедленно переодеться в сухую одежду.

Юноша не пошевелился до тех пор, пока жалобно скрипящая и покачивающаяся на выбоинах карета не проследовала мимо него. Ингейн пропала из вида, и Уолтер снова поднялся по лестнице и вошел в церковь.

Алтарь был освещен, и священник находился в дальней части нефа. Уолтер сел на ближайшую скамью. Он был настолько расстроен, что потерял счет времени.

Юноша прекрасно понимал, что его преданность Ингейн не имела будущего. Дед Уолтера сражался вместе с Симоном де Монфором против старого короля Генриха, чтобы все соблюдали Великую Хартию[1] . Они проиграли сражение при Ившеме, где был убит великий граф Симон, и после этого большинство земель Герни были конфискованы и в качестве награды отданы лорду Тресслинга, сражавшемуся на стороне короля, хотя, как ходили слухи, он не очень хорошо проявил себя в битвах. С тех пор прошло более восьми лет. Это были очень трудные времена для его деда. Но Тресслинг в эту пору процветал. С годами усилилась ненависть между двумя семействами. Уолтеру, конечно, приходилось держать в тайне свою любовь к наследнице враждебного им дома. Он отправлялся в дальние прогулки туда, где мог издали увидеть девушку. Чаще всего он бывал в церкви Тресслинга. И там не отрывал жадного взгляда от ее прелестного профиля. Иногда Ингейн ездила на коне, держа перчаткой ястреба, и могла приостановиться, чтобы пошутить с Уолтером. Он блаженствовал в такие моменты. Юноша ценил эти мгновения и снова и снова повторял ее слова и носил в сердце ее улыбки, как рыцари носили розетки любимой дамы на наконечниках своих копий и пик. Однажды через доверенного слугу он передал девушке записку. В записке бурлила молодая страсть, ее переполняли надежды и мечты Уолтера. Он поклялся Ингейн в вечной преданности. Когда они встретились в следующий раз, он никак не мог поверить, что она с трудом прочитала половину записки. Девушка обвиняла в этом неразборчивый почерк и совсем не винила себя в недостатке знаний. Уолтера это обидело, потому что он старался изо всех сил, когда писал ей записку.

Сейчас ему яснее чем прежде стала понятна безнадежность его привязанности, но со слепым оптимизмом молодости, которая вопреки всем фактам будет продолжать цепляться за соломинку, он успокаивал себя, повторяя ее последние слова. Уолтер всегда нравился Ингейн, хотя она обращалась с ним весьма снисходительно, и сейчас она доказала свою симпатию, показав, что ее волнует то, что он промок до нитки. Если бы дела обстояли по-иному! Если бы земли Герни простирались так же далеко, как до покорения Англии норманнами. Если бы…

Что это сказал ее отец?

«Передай старому скряге, что он зря тратит свое время».

Это может означать только одно. После коронации Эдуарда I многие конфискованные имения возвращались прежним владельцам. Дед Уолтера постоянно направлял королевским министрам петиции с просьбами пересмотреть его дело, и в семье всегда надеялись, что к ним вернутся многие акры Герни. Наверно, отец Ингейн уверен, что этого не случится. Возможно, он затеял путешествие в Лондон именно с этой целью.

Уолтер подумал, что ему следует написать об этом деду, но потом решил, что не смеет нарушать правило, не позволявшее ему напрямую обращаться к старику.

В то время все люди испытывали сильные религиозные чувства, и Уолтер опустился на колени и начал тихо молиться:

— Милостивый наш Небесный Отец и добрый святой Эйдан, к кому я так часто обращался, дайте мне возможность доказать свою преданность. Если даже преграды между нами никогда не исчезнут, пусть она будет думать обо мне лучше.

Темная ночь быстро опускалась над капающими карнизами Оксфорда, когда юноша покинул церковь. Он побежал по переплетающимся дорожкам позади церкви Святого Марч тина. Казалось, что его подгонял страх. i

Удивительно, но студенты и преподаватели университета не боялись наступления ночи. Дома все было по-другому. Они жили в тени многих страхов в Герни. Но самое ужасное, все были уверены, что темнота — время дьявола. Следя, как садилось солнце за неровной цепочкой дубов, Уолтер нередко ощущал, как у него сжимается сердце, и он почти был уверен, что сейчас увидит там, на горизонте, кончики рогов дьявола. С наступлением темноты крестьяне быстро бежали с полей, как будто за ними по пятам мчались с воплями ведьмы. Отец Климент начинал бешено звонить в колокол, и часто видели, как он с помощью святой воды пытался изгнать демонов темноты, принесенных ветром. Все вздыхали с облегчением, когда ставни оказывались крепко заперты, Агнес Малкинсмейден приносила ужин и эль, благодаря которому люди начинали успокаиваться.

Уолтера больше всего на свете радовал первый крик петуха утром. В старом доме снова поселялась уверенность. Можно было слышать отрывки песен и веселое посвистывание, когда слуги и крестьяне кончали одеваться и холодной водой пытались прогнать остатки сна у колодца рядом с кухней. Начиналось время Бога, и все в мире было прекрасно.

Но здесь, в Оксфорде, с наступлением темноты жизнь принимала другие очертания. Студенты затягивали покрепче ремни на верхней свободной одежде, чтобы скрыть кинжалы, которые были у них пристегнуты к поясу вместо чернильниц. В воздухе царил дух приключений. Студентам хотелось развлечься с девицами из таверны или вступить в драку с горожанами. Проходя по узким улицам города, студенты перекликались со своими друзьями и иногда призывали друзей на помощь. Тогда студенты выбегали из ближайших таверн, пивных и темных мансард, чтобы помочь братьям в нужде. Казалось, население Оксфорда любило темноту, но это было не из-за того, что они перестали бояться дьявола. Они приходили к причастию такие же пристыженные и волновались, как и остальные грешники. Наверно, все дело было в том, что покров темноты помогал им позабыть о собственной молодости и вести себя как нахальные и уверенные в себе люди, каковыми они себя считали.

Уолтер редко отправлялся погулять со своими однокурсниками. Ему всегда хотелось лишний раз позаниматься. Он едва мог дождаться тех дней, когда его знание латыни и греческого, арабского и иврита, которыми он овладевал с таким трудом, могут помочь ему на практике. Со времен крестоносцев взоры людей, желавших заработать деньги, всегда устремлялись к Востоку. Уолтеру не терпелось услышать звон монет в карманах. Он мечтал о том времени, когда Ингейн не будет глядеть на него сверху вниз и перестанет его оскорблять.

• Предыдущая
• 2/110
• Следующая