Илья Муромец. - Кошкин Иван Всеволодович - Страница 54

— Брат, быть тебе опять за старшего, помни, что я тебе раньше сказал. Стойте крепко.

— Илья, ты что, один едешь? — В голосе Бабьего Насмешника слышалось отчаяние.

Но Муромец уже толкнул коня коленями, и верный Бурко взял с места в рысь, черниговцы едва успели расступиться, как богатырский конь скакнул на следующий холм, потом на другой, а потом и вовсе скрылся из виду.

— Шевелись, ребятушки, шевелись! — крикнул Соловей Будимирович, налегая плечом на штевень ладьи.

Новгородцы толкали корабли по уложенным на землю бревнам, тихо ругая воеводу, придумавшего с утра отодвинуть суда от вырытого накануне рва ближе к городу.

— На кой бес ему это понадобилось? — ворчал Василий Буслаев, наваливаясь грудью на кожаную веревку.

— Не поминай нечистого, сыне, — гулко ответствовал дородный и высокий муж, что тянул ладью рядом с ушкуйником. — И не ропщи на воеводу... но исполняй ра... радостно.

Отец Кирилл глубоко вздохнул и в очередной раз проклял себя за потакание греху чревоугодия — двух часов не проработали, а уж дыхания нет совсем.

— И р-раз! Немного осталось, братцы!

Корабль со скрипом прополз сажень и встал на место.

— Крепи ладьи и оборужайся! — приказал Соловей.

— И на кой ты это придумал, батько? — спросил подошедший Буслаев.

Обтершись рубахой, богатырь достал из мешка чистую — простую, белую — и натянул на могучее тело.

— С утра посмотрел — неладно мы встали, — ответил он наконец. — Вот и решил отодвинуть ладьи от рва.

Буслаев посмотрел на ров, вырытый в пологом берегу Сухой Лыбеди, затем на корабли, что вытянулись в линию в десяти саженях от окопа.

— А чем раньше плохо было? — удивился Василий.

— А тем, сыне, что берега тут, видишь, какие низкие — ни тебе обрывов, ни косогоров.

Отец Кирилл уже облачился в рясу и теперь пытался застегнуть на боку ремешки брони.

— Ну? Не томи, отче? — нетерпеливо сказал Буслаев.

— Своей головой подумай, — ответил вместо попа Соловей, уже одевший кожаную поддоспешную рубаху.

Буслаев стиснул кулаки и резко отвернулся.

— Васька, не бузи, — спокойно приказал Соловей.

Ушкуйник глубоко вздохнул, затем еще раз посмотрел на окоп, утыканный кольями, на линию ладей в десяти саженях и внезапно улыбнулся:

— Понял. Это чтобы им на близкий выстрел сразу не подлезть.

— То-то, — пробасил поп. — Они своим поганским обычаем захотят налетать, стрелы пускать да обратно отскакивать, ан через ров с кольями не попрыгаешь. А нам сверху как раз на десять сажен сулицами добросить славно будет.

— А силен ты в ратной науке, отче, — уважительно заметил Буслаев.

— То грехи молодости, — вздохнул отец Кирилл, подхватывая с земли рогатину. — Ну, дети мои, пойду к своему месту.

Он размашисто перекрестил обоих новгородцев, вырвал руку у сунувшегося было целовать персты Соловья и зашагал вдоль линии кораблей. Соловей и Василий смотрели ему вслед.

— Где ты такого попа замечательного откопал, атаман? — спросил Буслаев.

— Братко Улеб прислал, — ответил Будимирович и, наклонив голову набок, поглядел сверху вниз на молодого ушкуйника.

— Чего уставился, атаман?

— А люб ты мне, Васенька, — ответил новгородский воевода.

То было правдой — Соловей любил веселого, сильного и до безумия отважного молодца, любил чуть ли не единственный во всем Новгороде. В Буслаеве, словно в волшебном сосуде, были слиты, но не перемешаны светлый день и темная ночь, и оттого он вечно бросался от одной крайности к другой. Василий мог снять с себя последнюю рубаху и отдать нищему, и с такой же легкостью кинуть грязным словом в честную женщину, а потом драться смертным боем один против целой улицы. Сколько раз Соловей отбивал его у рассвирепевших горожан, а потом сам учил и не мог выучить...

— Слушай меня хорошенько, Вася, — серьезно сказал Соловей. — Мы здесь не ради красы своей стоим. Нам велено Шелвов борок перекрыть, прямоезжую дорогу на Киев. За нами — только княжий полк. Потому с ладей нам умереть, но не сойти. Сам я встану посередине, отец Кирилл — по праву руку, он мальцом еще с батюшкой моим ходил, ратное дело разумеет. Ты же левый край держи. Как налетят они, на окопе застрянут, тут ты не потеряйся, пока степняки обратно не покатились — успей сулицы метнуть. Раз их попотчуем — побегут поганые, я их породу знаю...

Издалека донеслось могучее, чистое гудение.

— Алешин рог, — голос богатыря был спокоен. — Черниговцы начали. Иди на место, Вася, и помни, что я тебе говорил.

Буслаев кивнул, подхватил с земли щит и перевязь с мечом, закинул на плечо топор и кольчугу и пошел мимо кораблей в сторону Оболони, на юг.

Они появились внезапно, как и заведено у степняков. Просто в какой-то миг между деревьями замелькали всадники, и на опушку стали выезжать печенежские полки. Над деревьями поднялись столбы дыма — горело подожженное врагами село Шелвово, жители которого загодя убежали в Киев. Соловей посмотрел на юг — в дневном уже мареве далеко-далеко над лесами вставали другие дымы числом три — пылали Звенигород, Теремец, Добрый Дуб. Видно, нашли все-таки сыроедцы лесную дорогу от Виты на север, а может, показал кто. Небось еще вчера, а то и два дня назад двинулись дальним кружным путем, и ведь села и городки до последнего не палили. Это-то последнее обеспокоило богатыря сильнее всего — кто-то удержал буйную Орду от поджогов, провел крепкой рукой по лесам. Эти степняки шли не налетчиками — воинами, а значит, новгородцам придется туго. Соловей снова порадовался, что дальновидный Владимир поставил здесь заслон на пути в Киев, предвидев, что враг может зайти со спины.

Пока печенежское войско выбиралось из леса, вперед, через поле, уже поскакали передовые, разведать, что там за диво — корабли стоят в чистом поле. Сухая Лыбедь называлась так не зря — ручей в неглубокой ложбине с пологими склонами почти пересох, перемахнуть его степнякам будет нетрудно. Вот дозорные заметили окоп, двое спустились к ручью, перелезли и начали рысью подниматься вверх по склону. Остановившись возле рва, один спешился и попробовал пошатать колья. С русской стороны смертоносными птицами метнулись сразу пять сулиц, две угодили в печенега — в колено и в грудь, незваный гость, не вскрикнув, покатился вниз по склону, второй развернул коня и метнулся обратно. Печенежское войско наконец вылезло все, и Соловей невесело присвистнул — как бы не тьма воинов катилась на его три тысячи. Он поднес к губам боевой рог — над полем разнесся короткий и грозный призыв.

— Стойте крепко, господа новгородцы! — крикнул с левого крыла Буслаев.

— За церкви, за веру православную! — проревел туром с правого крыла отец Кирилл.

— За жен и детей русских! — отозвался из середины воевода.

Орда надвигалась медленной рысью, вот передние ряды дошли до берега пересохшей реки, так же неторопливо спустились, начали подниматься. Остальная Орда, повинуясь реву труб, встала на месте.

Соловей, стоявший у борта ладьи, взял свою сулицу, огромную, словно дружинное копье, и смерил расстояние. Нет, большая часть Орды дальше, чем в перестреле, их можно не бояться. А передние... Передние, спешившись, уже начали выдергивать колья, врытые в дно и стенки рва. Ну, стало быть, пора. Воевода взвесил сулицу в руке, вокруг остальные новгородцы уже изготовили свои копья... Сулица, конечно, летит не так далеко, как стрела, но уж бьет так бьет.

— Готовься!

Плечо назад, щит вперед.

— И-эх!

Соловей с силой метнул свое копье, за ним, словно круги от камня по воде, полетели сулицы с соседних ладей. Он уже брал второй дротик, а на крайних ладьях еще только замахивались первыми. Удар был страшен — чуть не две трети тех, кто начал разбирать преграду, лежали мертвые, пронзенные кто одной, кто двумя, а кто тремя сулицами. Остальные отбежали назад, и воевода удержал руку, крикнув остальным:

— Стой!

Войско на другом берегу Сухой Лыбеди качнулось вперед и потекло в лощину, как бы не пять тысяч печенегов пошло на русских, остальные замерли, ожидая своей очереди. Снова передние спешились и, прикрываясь щитами, побежали к окопу, а остальные уже тащили стрелы из тулов. Миг — и зазвенели тетивы, и под рекой из стрел пешие степняки кинулись валить колья. Соловей стоял спокойно — борт ладьи защищал его до пояса, выше он закрылся щитом. Надо лишь выждать первый залп, а потом метнуть сулицы в тех, у рва. Первые стрелы застучали в борта, в щиты, послышались крики раненых — кто-то не успел закрыться, кого-то шальная стрела нашла в щель между краем щита и шлемом, кого-то стальной шип достал прямо сквозь липовые доски. Ну... Сейчас.