Чёртово дерево - Косински Ежи - Страница 18

• Предыдущая
• 18/33
• Следующая

Чтобы наши отношения были менее очевидными, мы с вашей матерью, когда бывали в местах, где ее хорошо знали, всегда брали с собой одну из ее старших приятельниц.

Поскольку нас объединял интерес к древностям, мы решили вместе посетить все археологические достопримечательности, которые никто из нас не видел раньше. В тот период вашу мать еще не мучила эта ужасная болезнь; она любила путешествовать, вкусно поесть и вообще была замечательной спутницей.

Она настояла на том, что будет оплачивать наши дорожные расходы, поскольку ей нравилось останавливаться в самых лучших отелях. Она заказывала самые большие номера и всегда требовала от администрации отеля обставлять их дополнительной мебелью по ее вкусу. Ваша мать никогда не имела при себе наличных. Даже чаевые для гостиничной прислуги она включала в счет, который оплачивался ее банком.

Нельзя сказать, чтобы вашу мать совершенно не интересовали денежные дела. Она внимательно следила за состоянием фондового рынка. Помню, как однажды мы были в Венеции и из разговора со служащим банка она узнала, что на бирже верх взяли «медведи» и что она потеряла кучу денег. Обедая на террасе с видом на Большой канал, я спросил, есть ли какие-нибудь новости из дома. Она сказала, что обвал биржи достиг, по ее словам, «просто кошмарного» масштаба. Еще она сказала, что за вчерашний день потеряла около шестидесяти двух миллионов долларов. «Разумеется, на бумаге!» — добавила она и засмеялась. После обеда она попросила свежие американские газеты и, когда управляющий отеля принес их, пошутила, что «Правда», наверное, предсказывает, что случится на бирже, точнее, чем «Уоллстрит джорнэл». Услышав это, управляющий тут же спросил, не хочет ли она последний номер «Правды».

«Но где вы ее возьмете в Венеции?» — удивилась ваша мать. «Я получаю ее домой по почте, мадам, — ответил управляющий, — я ее выписываю».- «Но я не знаю русского». «Если хотите, я могу перевести любую статью, которая вас заинтересует», — предложил управляющий. Совсем уже изумившись, ваша мать спросила его, почему он читает «Правду». «Я — коммунист, — ответил управляющий. — Я изучал историю капитализма в Советском Союзе». Ваша мать была потрясена — ведь это был один из самых любимых ее отелей. Тем не менее она согласилась, и управляющий прочел ей несколько статей, которые, как оказалось, действительно давали более ясную картину происходящего на бирже, чем «Нью-Йорк таймс».

Как я уже говорил, у вашей матери никогда не было при себе наличных, поэтому в тех местах, где нужно было давать чаевые, эту заботу брал на себя я. Вскоре я начал носить с собой чемоданчик, заполненный пачками одно-, пяти- и десятидолларовых купюр.

Насколько помню, я обычно давал по десять долларов носильщикам, столько же — метрдотелям, по пять — коридорным, двадцать пять — корабельному стюарду и эконому, пять — бою, тоже по пять — каждой горничной и лакею, сорок долларов — археологическому гиду, сто — управляющим отелей, двадцать пять — клерку в окошечке заказа театральных билетов, сорок — горничной-хозяйке; телефонистки, секретарши, шоферы, массажисты, визажисты и парикмахеры получали по двадцать пять. Кроме того, были еще рестораны и бары, такси, гаражи, корабли и поезда, аэропорты, постоялые дворы, водолечебницы. Все кругом, даже погонщики ослов и мулов, ждали от нас чаевых. В соответствии с нашим образом жизни мне постоянно приходилось обновлять свой гардероб. К концу второго года связи с вашей матерью у меня на счету оставалось только две тысячи долларов, а моя книга о древней Тере еще была далека от завершения.

Я никогда не поднимал эту тему в разговорах с вашей матерью. Да и как я мог? Сказать, что я растратил все свои деньги на чаевые, значило признать свою полную зависимость от нее. Вместо этого я написал ей записку, что должен срочно завершить свою книгу и поэтому некоторое время не смогу с ней встречаться. Через неделю она отправилась в круиз. Больше я ее никогда не видел.

Когда мне было шесть лет, отец часто возил меня за город. Как только мы выезжали из Питсбурга, я садился рядом с ним. Он разрешал мне переключать скорости, в то время как сам занимался педалью сцепления. Как-то раз дорогу нам перебежали два человека в охотничьих кепках, кожаных куртках и с ружьями. Мы услышали выстрелы, и отец остановил машину. Вскоре показались охотники, которые волокли за собой мертвого оленя. Вид убитого животного и кровавый след на асфальте заворожили меня. Я тоже захотел стать охотником.

Я все еще мечтал об охоте, когда через много лет оказался в Африке. Вместо этого я почему-то очутился по пояс в грязной луже в Кении, в компании пузатого прусского торговца, с которым у нас на двоих был один бинокль, его альбиносистой фрау и американизированной дочки. Помню еще, как я лежал на крыше принадлежавшего им «мерседеса-сафари» и разглядывал парочку бабуинов, совокуплявшихся на дереве.

Кейт позвонил мне и сказал, что его вспыльчивость плохо сказывается на отношениях с Патрицией. Он собирается снова полечиться.

Через час мне позвонила Кэйрин. «Мне нравится, когда у меня месячные, — сказала она, — мне нравится чувствовать, как из меня струится теплая кровь. Мне не нравятся противозачаточные таблетки, потому что от них выделение крови уменьшается. Я их больше не буду принимать». Она только что вернулась с собрания местного отделения «Нового женского общества», где они приняли постановление насчет дезодорантов, которые, по их мнению, для любви — то же самое, что цензура для средств массовой информации, поскольку дезодоранты подавляют истинный запах тела. Кэйрин возмущалась тем, что кто-нибудь может предпочесть синтетические запахи земляники, жасмина, флердоранжа и шампанского выделениям человеческих желез. «Нас заставляют принимать таблетки, — сказала Кэйрин, — нас заставляют выбривать волосы под мышками, к нам в мозги хотят влезать также свободно, как во влагалища». Она не сказала, кто заставляет, а я и не стал спрашивать.

У меня была очень странная неделя: мне кажется, что я впадаю в зимнюю спячку. Еще вчера я лежал на крыше гостиницы в плавках под ярко-голубым небом, а сегодня уже возвращался домой по серым, холодным улицам, украшенным опрокинутыми мусорными баками, и ветер пытался спутать мне ноги страницами старых газет.

Сегодня утром я купил несколько журналов и газет, полностью посвященных сексу. В одной из них я нашел блестяще написанную редакционную статью, которая призывала поддерживать либерального кандидата в сенат штата и выражала яростный протест против геноцида во Вьетнаме. На соседних полосах красовались фотографии голых людей, вставляющих друг другу во все возможные места и лижущих друг друга. Заголовки кричали о новых приемах и стратегии трахания и доверительно сообщали, что большой твердый член — это еще не все для современной суперклиторической женщины, которой нужно нечто большее, чем большая палка и реки спермы.

Читая эти газеты, я понял, как долго я не был дома и как далеко от него я побывал.

Я начинаю привыкать к жизни в царстве автомобилей. На манхэттенской скоростной трассе возле моего офиса вечером в час пик машина сбила негра. Бесконечный поток автомобилей долго перекатывался через тело. Наконец кто-то позвонил в полицию. Приехала полиция и извлекла из-под колес то, что когда-то было негром.

В Бронксе полицейский, вызванный на место массового столкновения, не заметил одну из пострадавших машин. Катастрофа произошла посреди лесопарка, машина перелетела через ограждение, и он просто не увидел ее в зарослях. Через некоторое время машину нашли, а в нескольких сотнях ярдов от нее нашли и ее пассажиров. После столкновения они жили еще достаточно долго для того, чтобы проползти это расстояние в напрасной попытке добраться до дорожного поста. Я даже и думать не хочу о том, что было бы, если бы им это все же удалось.

• Предыдущая
• 18/33
• Следующая