Господин военлёт - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 71

• Предыдущая
• 71/71

Константин явился с первыми морозами. Не знаю, как он добирался, – через леса, в холод, но он дошел. Сбросил у порога рюкзак, пошарил в нем и протянул мне пакет. Я развернул. Это была киноафиша. Старец в рясе, творящий крестное знамение. Ниже название: «Он молится за нас!»

Монахам нельзя ругаться, даже мысленно. Я скомкал афишу и бросил ее в печь.

– Это мой лучший фильм! – сказал Константин, наблюдая за языками пламени. – Мы взяли архивные кадры, нарезали их к вашей беседе. Каждое слово получило подтверждение… Никогда не видел, чтоб так ломились на документальное кино. Люди в зале плакали…

– Говори, зачем пришел! – велел я.

– Отче! – склонил он голову. – Благослови на послушание!..

Так в скиту появился второй насельник. Теперь нас пятеро. Приходили многие, но остались единицы. Жизнь в скиту суровая, особенно зимой…

Принимая постриг, я полагал: монашество не затянется – здоровье мое было никудышным. К моему удивлению, хвори ушли. Я бодр, несмотря на годы. Господь дал мне возможность уразуметь. Люди часто думают: Бог наказывает за грехи. Они ошибаются: Бог не наказывает. Он отмеряет ношу по силам и духу каждого. Чем больше снесешь, тем больше сподвигнешь. Я не изменил бы мир, не пройдя отведенным мне путем, у меня не хватило бы сил. Рассчитывал ли на это колдун, давая мне эль-ихор? Не знаю. Колдовством мир изменить нельзя, это под силу только Творцу.

Господь попустил отцу, потерявшему дочь, Господь милосерден. Дочь старика не погибнет, как и мальчик Петров. Войны в горах не случится, черноглазые девочки не наденут пояса с взрывчаткой.

Почему мне позволили совершить задуманное? Я не знаю ответа на этот вопрос. Никому не ведом промысел Божий. Я стал орудием в Его руках…

…Вертолет садится на бетонную полосу. Это не военный аэродром. Странно. Пилот выключает двигатель и выходит из кабины.

– Новый аэропорт! – поясняет в ответ на мой взгляд. – К Олимпиаде сдали.

Хороший аэропорт! Красивый!

Пилот склоняет голову под благословение. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… Каждый раз меня везет другой пилот. Я как-то спросил, почему. Мне пояснили – это честь! Благословение отца Серафима! За это право идет борьба, побеждают самые достойные. Тщета человеческая!

К вертолету подкатывает машина. Зачем такая большая? Опять тщета… Водитель распахивает дверцу, сажусь. Внутри просторно, диван мягкий. Крыша снята, потому что тепло. Машина выезжает из ворот, ее окружает эскорт мотоциклистов. Белые шлемы с гербом, белые перчатки, белые краги… Это чего они удумали? Я не государственный деятель!

Мы мчим по шоссе и сворачиваем в город. Странно, по кольцевой было бы скорее. Кортеж катит по улице, очищенной от транспорта. С обеих сторон на тротуарах стоят люди; они машут руками и что-то кричат. Мне? Да что здесь происходит? Отчего поперек улицы растяжки с числом «90», отчего такие же плакаты на домах? Что они празднуют? На дворе год 1980-й от Рождества Христова. Октябрьской революции будет 63, ВВС России исполнилось 68. Не сходится…

Что произошло в России в 1890 году? Неужели? Я совсем забыл! Страна празднует юбилей Павла Красовского, он родился в июле в день святых первоверховных апостолов Петра и Павла и был назван в память одного из них. Павлу Ксаверьевичу месяц назад исполнилось 90 лет. Однако я больше не Павел! Я инок Серафим! Монахи не празднуют день рождения. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного…

Кортеж въезжает на аэродром, катит к огромной, увитой цветами трибуне. Посреди нее все то же число «90». А людей сколько вокруг! Полстраны, что ли, сюда собрали?! Прежде поздравляли руководство страны, военные и мои близкие. Даже такого количества было много – в глуши отвыкаешь от многолюдства. Телекамеры, фоторепортеры… А это что? Почетный караул? Они с ума посходили!

Автомобиль замирает у красной дорожки. Подскочивший офицер в аксельбантах распахивает дверь. Я не пойду! Я монах! Мне не к лицу эта тщета…

Офицер смотрит сверху, он растерян. Если я не выйду, он расстроится, как и тысячи других, пришедших на праздник. Уничижение паче гордости, надо терпеть.

Ступаю на красную дорожку. Над аэродромом взмывает призывный клич фанфар. Они поют все время, пока я иду. Черный сгорбленный монах на красной дорожке. Видели бы меня святые угодники! Заплевали бы с головы до ног! Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного…

Слава Богу, дорожка кончается.

– На караул!

Позабытый лязг оружия. Перед трибуной – блестящий частокол сияющих штыков. Поднимаюсь на трибуну, становлюсь впереди. Фанфары умолкли. Что еще они приготовили? В отдалении возникает гул, он нарастает, в небе появляются самолеты. Это самый странный строй из всех, что мне приходилось видеть: самолеты выложили в небе цифру «90». Цифра приближается, вот она уже над нами; внезапно строй рассыпается. Реактивные истребители, испуская цветные дымы, ринулись в стороны, затем сблизились и заплясали в небе. Они что-то пишут. Что?

«По… здрав… ляем…» Непрошеные слезы размывают буквы. Мальчики мои, сынки…

13 августа 2010 г. – 11 января 2011 г.

• Предыдущая
• 71/71