Странный генерал - Коряков Олег Фомич - Страница 62

• Предыдущая
• 62/78
• Следующая

Бота был чем-то возбужден и, кажется, недоволен. Это не бросалось в глаза; он был, как всегда, подтянут и вежлив, приятный баритон его звучал в обычном среднем регистре. Но расстегнутая верхняя пуговица на френче, торопливое, нервное шевеление пальцами, еле заметное подергивание тонкой темной брови выдавали расстройство.

Поздоровавшись, он подошел к столу и подвинул Петру распечатанный конверт:

– Взгляните.

Это было письмо от лорда Робертса. Английский главнокомандующий извещал коммандант-генерала Бота, что сего дня, 19 июля 1900 года, в 16.00 шестьсот бурских семей, эвакуированных из Претории, будут доставлены на станцию Вандермерве и могут быть беспрепятственно приняты бурскими властями.

– Я распорядился, – сказал Бота, – выслать туда необходимое количество фургонов. Конечно, все преторийцы уже ринулись на эту станцию. Но каков лорд! Сегодня в шестнадцать. А письмо доставлено в седьмом часу вечера!

– Мост через Бронкхорст взорван нами, – напомнил Петр.

– Есть брод.

– Не нравится мне это, – буркнул Петр.

– Мне тоже. Я прошу вас… Надо обеспечить охрану. Как вы смотрите, если послать ваших йоганнесбуржцев?

– Я выеду вместе с ними.

– Спасибо, генерал. Тогда я буду спокоен.

– Не задумал ли Робертс какой-нибудь каверзы?

– Какой?

– Если бы знать, – пожал плечами Петр.

– Будем надеяться на провидение, – Бота чуть прищурил насмешливо глаза, – как не устает повторять наш президент…

Через полчаса Петр с несколькими сотнями бойцов был уже в пути. Дождь почти перестал, но облака еще толклись в вечернем небе; дороги развезло. У разрушенного моста, по обе стороны его, Петр оставил сильные брандвахты.

К станции Вандермерве они подъехали уже в темноте. Большая толпа пеших и конных месила грязь у станционных домиков. Ее освещали чадные факелы. Возбужденный говор, выкрики и плач стояли над толпой. Фургоны еще не подошли. Как выяснилось, вместо шестисот семейств приехало лишь сто. Адъютант генерала Бота, в качестве официального лица встречавший эвакуированных, не добившись толку от английских представителей, метался между прибывшими, пытаясь наладить их регистрацию, чтобы затем можно было направить запрос английским властям.

Разослав вокруг несколько охранно-разведывательных групп, Петр разместил бойцов на опушке леса и, стоя на взгорке, поджидал прибытия фургонов. Суматоха, исполненная радости встреч для одних и горечи разочарования для других, вновь разбередила его душу.

Сколько же кусков сердца у него вырвала война!.. Дмитрий, тот, что с малых лет был ближе брата, милый, родной Митьша. Комок подкатил к горлу Петра, и никак нельзя было его сглотнуть, будто он был из шерсти. Слезы вдруг полились из глаз, и, не вытирая лица, не в силах уже сдержаться, Петр плакал, стоя в темени на каменистом взгорке под мелким холодным дождем. Он еще раз прощался и с Дмитрием, и с теми, кто подарил ему дружбу на этой чужой, неприветной земле и кого убила война, – с Беллой, с Артуром Бозе, со старым Клаасом Вейденом и Секе… А где теперь Ян Коуперс, Губерт Терон, где милейший Иван Петерсон, где Марта?.. Острое ощущение одиночества и потерянности пронзило его. Петр вдруг почувствовал слабость, его передернуло от холода. Он вытер лицо и повел глазами окрест.

В сторонке неподалеку темнел неподвижный силуэт. Каамо. Вот единственный человек, преданный и родной, оставшийся рядом. Ему захотелось подойти и обнять парня, прижать его курчавую голову, сказать какие-то необычные, потрясающие благодарной лаской слова. Но слов вроде и не было. Это всегда так. Мы стесняемся их и в оправдание лепечем себе, что язык наш огрубел. Хороших чувств стыдимся, показываем лишь их изнанку…

Пришли фургоны, и длинный обоз потянулся по ночной дороге к Бронкхорсту. Вдруг вдали зачастили ружейные выстрелы. «Кстати брандвахты-то выставили», – подумалось Петру.

– Слушать команду! – протяжно и громко закричал он, и по растянувшейся колонне, повторяясь, покатилось: «Слушать команду!» – Всем оставаться на местах! Факелы потушить! Комманданта из Претории – ко мне!

Из тьмы приблизился к нему дородный, грузный бур на таком же дородном, крупном коне. Это был Ганс Диппенбек, командир преторийского коммандо.

– Сколько ваших людей здесь? Сколько оставлено на позициях вашего участка? – быстро спросил Петр.

Коммандант замялся:

– Кто ж его знает… Боюсь, все здесь. Такое дело – семьи…

– Так. – Петр соображал. – Видимо, это и нужно было англичанам. Судя по всему, они выходят как раз к вашим позициям. Собирайте своих людей – охрану обоза я обеспечу – и двигайтесь к верховьям Бронкхорста… Да, да! – нетерпеливо сказал он, видя, что Диппенбек хочет что-то возразить. – Именно к верховьям. С рассветом ударите им в тыл. А я со своими ребятами влеплю им с фланга. Мы отшвырнем их разом. Действуйте… Мемлинг, ко мне!

Он поставил Мемлинга с сотней конников для охраны обоза, а с остальными поскакал вперед, к брандвахтам.

Что ж, расчет англичан был верный. Перед ними стояла не регулярная армия, и известие о прибытии бурских семейств разом смахнуло всех бойцов с позиций преторийского коммандо. В бурском фронте образовалась изрядная брешь, и к ней противник с вечера начал подтягивать свои силы. Если бы не сторожевое охранение, выставленное Петром на Бронкхорсте, англичане подошли бы к опустевшим позициям вплотную и, заняв их, неотвратимо нависли над главным бурским лагерем.

Брандвахты сорвали план англичан. Но настоящий бой завязался уже на рассвете. Подоспели пушки, вызванные Петром, и англичанам пришлось солоно. А когда с тыла стеганули по ним пулевым ливнем разозленные преторийцы, ничего им не оставалось, кроме поспешного отступления. Они отошли на юг, и, будь у буров получше налажено взаимодействие, ударь по ним еще Христиан Бота, урон противника был бы куда более ощутим. Тогда, может, не скоро бы еще началось наступление англичан на восток…

Доложив командующему о ночных событиях, Петр вернулся в домик на окраине Бронкхорста усталый, но возбужденный. Хозяин возился во дворе с коровами. Морщинистое лицо его при виде Петра сморщилось еще больше – старик улыбался.

– Не браните меня, генерал, но в вашу комнату я впуштил одного человека.

– Какого еще человека? – беззаботно спросил Петр.

– Пошмотрите шами, генерал. Он говорит, что он ваш друг.

Каамо бросился в дом первым и радостно заорал оттуда:

– Пи-итер!

Петр вбежал за ним – и угодил в объятия Яна Коуперса.

– Ты? Ян, ты? – обалдело спрашивал Петр.

– Да я же, я! – почти кричал тот, безмерно довольный произведенным эффектом.

Он был все такой же – высокий, сухощавый, с небрежно и чуть высокомерно откинутой назад головой, все так же, казалось, пахло от него раздольем и ветром; только брови – возможно ли? – выгорели еще больше да шрам на левой щеке у губы почти совсем был не виден из-за давно не стриженной бороды.

– А Манг? – Каамо озирался. – Где Мангваэло, господин Коуперс?

Ян нахмурил белесые брови, щека его нервно дернулась – незнакомо и в то же время знакомо: это напомнило Петру кого-то, только он никак не мог понять кого.

– Манга больше нет, Каамо. Он попал к уланам. И Терона нет, – повернулся Ян к Петру. – Он пал в бою. Мы полумертвого вытащили его из пекла, но только на мучения – рана в живот, умер.

Все трое притихли. Вот сейчас Петр понял, что напомнил ему тик на лице Яна. Так же подергивалось веко у Терона. Петр смотрел на осунувшееся, заросшее лицо друга, видеть его было отрадно, и все же радость от встречи гасла, не успев вспыхнуть по-настоящему. Снова подступало горькое чувство одиночества и бессилия – свистели пули вокруг, и падали товарищи, и ни одна – хоть бы одна, проклятая! – пуля не брала его…

– Откуда ты теперь? – спросил Петр, сев наконец и стягивая мокрые сапоги.

– От Девета. Решил податься в родные края.

– Домой или воевать?

– Смешные задаешь вопросы… А поесть у вас что-нибудь найдется?

– Да хоть быка ради тебя забьем. Скажи-ка хозяину, Ка, пусть тряхнет запасами.

• Предыдущая
• 62/78
• Следующая