Операция «Хамелеон» - Коршунов Евгений Анатольевич - Страница 50

• Предыдущая
• 50/68
• Следующая

Под манго было врыто в землю несколько рядов скамеек. Против них, на стене, под нешироким козырьком, висел киноэкран, старенький, с желтыми пятнами.

Часть двора перегораживала еще одна стена — пониже. Из-за нее виднелись стены дома, вернее нескольких домов, повыше и пониже, с плоскими крышами-балконами, маленькими квадратами окон, обведенных полосами извести.

Вершину стены украшали белые зубцы. Углы зданий сверху донизу были тоже побелены ровной полосой, от которой отходили в стороны короткие полоски поуже. Казалось, что к углам были приставлены белые лестницы. Вершины углов, там, где начинался невысокий парапет, окружающий плоскую крышу, были украшены белыми башенками-выступами, похожими на рог.

Из-за стены тянуло горьковатым дымком костра, подгоревшим пальмовым маслом. Плакал грудной ребенок.

— Сюда, — пригласил Гоке Петра, указывая на квадратную пристройку, примыкавшую к внутренней стене.

Петр вошел следом за ним в низкую дверь и оказался в прохладной, довольно просторной комнате. Она очень напоминала комнату, в которой он уже бывал в Бинде. Те же яркие кожаные подушки у стен, та же цепь для фонаря, свисающая с потолка. Но здесь стояло и несколько громоздких кресел кустарной работы.

Рядом с креслами — низкие столики, на которых лежали журналы и газеты.

— Побудьте пока здесь, — сказал Гоке, жестом предлагая сесть в кресло.

Петр сел, а Гоке скрылся за пологом, закрывавшим дверь в следующее помещение. Полог был наряден: ярко-красный, с золотыми полосами. Петр взял журнал, лежавший на столике. Это был «Советский Союз» полугодовалой давности на английском языке.

В комнате было темновато. Свет из двух маленьких окон, пробитых почти под самым потолком, яркими столбами падал на кресла, на столики с журналами, бил прямо в глаза. Искрился хоровод пылинок.

Петр с трудом разглядел противоположную стену. Она была вся занята длинными деревянными стеллажами, уставленными книгами.

Он встал и подошел к книгам. Они все были потрепанные, зачитанные. Большинство — политическая литература. Маркс, Энгельс, Ленин, различные брошюры по философии и политэкономии. Часть изданий — из Лондона, но большинство советские. Здесь же была и художественная литература — переведенные на английский язык книги советских писателей. Отдельно стояли учебники для иностранных студентов, обучающихся в СССР.

Неожиданно до Петра донеслось тихое пение. Пели где-то неподалеку, и мотив был «Подмосковных вечеров». Петр прислушался. Да, сомнений не было — пели «Подмосковные вечера», и при этом по-русски, правда с сильным акцентом. Потом пение прекратилось.

Петр вернулся в кресло и принялся листать какую-то брошюру, одну из лежащих на столике. Брошюра была напечатана в местной типографии, качество печати было низкое, но называлась она «Феодализм и демократия».

Автор, скрывавшийся под псевдонимом «Ураган», писал путанно, но искренне. Чувствовалось, что он читал кое-что из марксистской литературы и теперь старается применить свои знания при анализе феодальных отношений на Севере.

— Здравствуйте!

Из-за полога вышла высокая, довольно молодая северянка. За ее спиной был привязан ребенок. И сейчас же следом за нею в комнату ввалилось десятка полтора девушек и юношей, возбужденных, с пылающими глазами.

— Здравствуйте! Здравствуйте! Как дела, товарищ? — говорили они по-русски, перебивая друг друга. Кое-кто из них был в зеленой форме. На груди других были круглые значки: гвианийская мотыга, скрещенная с гаечным ключом.

Петр знал эту эмблему: это были значки Конгресса профсоюзов Гвиании и примыкавшего к нему Конгресса молодежи Стива Коладе.

Из-за спины молодых людей к Петру пробился Гоке. Он обернулся к возбужденной молодежи и поднял руки.

— Тише!

Голос его был тверд и уверен, как у опытного председателя бурных молодежных собраний, где самое сложное порой бывает установить тишину.

— Это товарищ Николаев. Он приехал из Москвы, чтобы передать вам привет от советской молодежи!

Все радостно зааплодировали. Петр почувствовал себя неловко. Но юноши и девушки смотрели на него такими восторженными глазами, что он только вздохнул.

— А это… — Гоке повернулся к Петру и протянул руку в сторону молодой женщины, вошедшей в комнату первой и теперь скромно стоявшей в стороне, — это Учительница.

Женщина потупилась. Все почтительно замолчали.

— Вы не смотрите, что она такая, — продолжал с улыбкой Гоке. — Она у нас здесь самая боевая!

— Ого! О! — одобрительно зашумели молодые люди и заулыбались, закивали.

— Руководит отделением общества «Гвиания — СССР», во всей Каруне.

— А учебников русского языка вы не привезли? — вдруг спросила Учительница.

Петр развел руками:

— С собою у меня нет. Но я видел в нашем посольстве в Луисе.

— В Луисе, — разочарованно протянула Учительница. — Они там, на Юге, все расхватывают сами. В прошлом году я съездила, привезла двадцать комплектов, ведь это так мало…

Она улыбнулась, обведя взглядом молодежь.

— Это наши курсы русского языка. Учимся, смотрим фильмы, поем русские песни. Все они хотят поехать учиться в Советский Союз.

Молодые люди опять зашумели.

— Ну, а как там Москва? — спросила Учительница теперь уже по-русски, старательно подбирая слова. — Я ведь там была два раза. На фестивале и потом…

Она застенчиво улыбнулась:

— Мир, дружба!

И весело рассмеялась.

От нее исходило невыразимое обаяние, она была очень женственна. И в то же время чувствовалось, что за всем этим кроется сильный и твердый характер и убежденность.

«Как все-таки ей трудно здесь приходится — подумал Петр. — В краю феодалов и ислама, где женщина никогда не считалась за человека, и добиться такого уважения. А главное — не бояться и агитировать за дружбу с нашей страной!»

— Вы… по профессии учительница? — спросил он.

— Да. Я училась в католической миссии. Но в школе здесь мне работать не пришлось — нет работы и для мужчин.

— Учительница — функционер профсоюза Бора, — вмешался Гоке. — Она ведет работу среди местных женщин.

Он подмигнул Петру:

— Соперница нашего профсоюза. Учительница резко обернулась к Гоке:

— Ваш старик Димоду давно уже не читал ни одной книги! Когда-то… да, когда-то он действительно был в Гвиании рабочим лидером «номер один».

Она перевела взгляд на Петра:

— Вы даже не представляете, как нам мешает этот раскол. Наши лидеры так много говорят о необходимости объединения, что на деле им и объединиться-то некогда.

— Ну вот…

Гоке попытался свести все дело к шутке:

— Женщина, критикующая старейшин! О Африка, куда ты идешь?

Молодые люди внимательно прислушивались к разговору, явно одобряя слова Учительницы.

Ребенок, привязанный у нее за спиной, проснулся и заплакал.

— Извините…

Лицо Учительницы смягчилось.

Одна из девушек помогла ей отвязать ребенка и унесла его во внутренние комнаты.

— Мы хотели, чтобы вы рассказали нам о вашей стране, — робко сказал невысокий плотный юноша со значком Конгресса профсоюзов Гвиании. — И по-русски, только медленно.

Он еле преодолевал смущение.

— Но… — Петр растерянно улыбнулся. — Так неожиданно..

— Расскажите! Расскажите! — зашумели ребята.

— Рсскажите! — поддержал их Гоке.

— Хорошо! — согласился Петр, обдумывая, с чего начать. Но в этот раз беседа о Советском Союзе так и не состоялась. Наружная дверь отворилась, и вошел Стив Коладе. При виде его сразу же наступило молчание.

Лицо его было опухшим, одежда разодрана, на лбу кровоточила ссадина. Он с трудом улыбнулся, разбитым ртом:

— Сожгли лендровер… сволочи… Но и мы им дали. Будут помнить, эмирские собаки!

Он увидел Петра.

— Питер? Как вы сюда попали? Взгляд его остановился на Гоке.

— Меня просила Учительница, — почему-то оправдывающимся тоном сказал тот.

— Но ведь через час здесь соберется объединенный забастовочный комитет Каруны! — в сердцах вырвалось у Стива.

• Предыдущая
• 50/68
• Следующая