Операция «Хамелеон» - Коршунов Евгений Анатольевич - Страница 27

• Предыдущая
• 27/68
• Следующая

Неторопливо пригладив волосы, Роджерс вежливо улыбнулся:

— Вы меня пугаете, коллега! Вы становитесь все более агрессивным!

Они играли в шахматы в холле виллы Нейла Девона. Американец был сегодня в отличной форме: он выигрывал у полковника третью партию подряд.

После минутного раздумья Роджерс осторожно сгреб маленькой ладонью фигуры:

— Сдаюсь!

Девон довольно хохотнул:

— Что ж, порой приходится сдаваться и вам.

— В таких случаях я стараюсь делать это красиво, — мягко заметил Роджерс и посмотрел на часы.

— Я хочу кое о чем с вами поговорить, Нейл.

— О'кэй! — американец насторожился, щеки его набрякли. «Ну и бульдожина!» — подумал Роджерс.

— Вы мне мешаете, дорогой Нейл! — тихо, но очень твердо сказал он, глядя прямо в белесые глаза партнера. Американец побагровел. От этого волосы его казались еще более серебряными. Он медлил с ответом.

«А его когда-нибудь все-таки хватит удар, — подумал Роджерс. — Недаром говорят, что он большой любитель пива».

— Не будем играть в прятки, — продолжал полковник. — У нас есть данные, что ваши люди разрабатывают Николаева. И я советую вам бросить эту затею.

— При чем здесь мы? — Девон пожал плечами. — Мы здесь новички, а хозяева — вы. И потом в конце концов мы же партнеры!

— Да?

Роджерс иронически прищурился.

— Расскажите это кому-нибудь другому, Нейл. Вы прекрасно знаете, что я не люблю американцев, а я знаю, что вы не любите англичан. Но в конце концов мы с вами не Ромео и Джульетта и прекрасно обойдемся без горячей любви. Но наши страны — это два каторжника, скованные одной цепью. И если что-то происходит на одном ее конце, то сейчас же отдается на другом. Мы просто вынуждены быть порядочными в отношениях между собой. По крайней мере не запускать руки друг другу в карман. А вы…

Роджерс сунул руку в карман легких спортивных брюк и выложил на шахматную доску крохотную фотокамеру.

— Возьмите, это ваша техника. Пленку мы, разумеется, уже проявили. Должен вам сказать, что товарищ Николаев и мисс Карлисл вели себя прилично до изумления, — в его голосе был откровенный сарказм. — И больше не посылайте, пожалуйста, ваших людей сыпать всякую гадость в пиво Николаева и ремонтировать фен в спальне невесты доктора Смита. Если доктор узнает об этом, боюсь, что ваши газеты в который раз поднимут крик о вторжении ЦРУ в личную жизнь американцев за границей.

— Вы хотите сказать, что у нас работает агент-двойник? — американец даже слегка охрип.

— А почему бы и нет? Ведь мы здесь хотим совсем иного, чем вы. Например, вы думаете, как вам проникнуть в Гвианию и вытеснить нас отсюда, а мы — как сохранить в Африке то, что нам досталось от империи. Вы хотите при помощи самой банальной провокации попытаться уловить душу мальчишки-аспиранта и, может быть, сделать из него заурядного агента, который потом в конце концов сам побежит каяться в КГБ да еще завалит двух-трех ваших связных. А мы готовим его для использования в большой политической игре.

— И поэтому ваши люди следуют за ним по пятам? Любопытно!

Девон внимательно изучал миниатюрную камеру, и было непонятно, к чему относится его последнее замечание. Внезапно он вскинул глаза на Роджерса.

— Вас очень беспокоит всеобщая забастовка, которую сейчас готовят здесь эти профсоюзники?

— Нащупываете след? — улыбнулся полковник. — Ну-ну!

— Нет, просто хочу еще раз убедиться в том, что вы действуете традиционными методами.

— Что поделаешь, мы старая нация, нация купцов и промышленников. А здесь, в Гвиании, у нас слишком много вложено. Мы просто защищаем наши деньги. И не только здесь, а везде, куда вложили их наши отцы и деды. Не мешайте нам в этом, Нейл!

Мистер Девон стоял в саду до тех пор, пока свет фар машины полковника не исчез за ближайшим поворотом. Потом он медленно вернулся в холл, присел к бару.

На шахматной доске мирно лежала миниатюрная фотокамера. Он задумчиво переложил ее на стойку, машинально принялся расставлять фигуры. Итак, англичане подготовили какую-то важную операцию, в которой главная фигура — этот русский. Операция, судя по всему, в полном разгаре.

Он достал из холодильника, стоявшего около бара, жестянку пива, двумя точными ударами консервного ножа пробил в крышке ответстня. Холодная струйка потекла в горло… Да, что может быть прекраснее свежего холодного пива в такую жару?

Тыльной стороной кисти отер губы.

Значит, так, разберемся по порядку. Сначала англичане задерживают русского консула. Это было элементарно просто — уличная пробка, проверка документов. Николаева встречает Рекорд. Кто-то прокалывает шины.

Девон усмехнулся: полковник Роджерс дорого бы дал, чтобы узнать, кто это сделал. А ведь узнать было несложно. Парни Девона, следившие за машиной австралийца, лишь слегка потрясли мальчишку, проколовшего колесо, и он описал человека, заплатившего ему за это два шиллинга. Судя по описанию, это был один из «левых» профсоюза Бора. А если так, значит Бора что-то знает. Но что?

Девон допил пиво и подошел к телефонному аппарату на столике в углу, набрал несколько цифр.

— Посольство США, — отозвался молодцеватый мужской голос.

— Говорит Девон.

— Слушаю, сэр!

— Наверху кто-нибудь есть?

— Так точно, сэр. Шифровальщики только что потребовали картонку пива.

— Передайте, что я сейчас приеду. Он положил трубку.

Неожиданно бра, освещавшие холл мягким, почти лунным светом, мигнули раз, другой, третий и погасли совсем.

«Забастовка, — вспомнил американец и усмехнулся. — Борьба против неоколониализма! Напрасно англичане все еще кичатся, они уже здесь ничего сделать не могут. Их время ушло навсегда. Мощная всеобщая забастовка — и им придется сначала потесниться, а потом…»

Он опять усмехнулся: «В конце концов одряхлевшая нация всегда уступает молодой. Новое приходит на смену старому, молодая нация диктует условия».

И твердым, уверенным шагом он пошел через темный холл к двери, ведущей в гараж.

На воротах гаража белел листок: это была листовка объединенного забастовочного комитета о предупредительном прекращении подачи электричества в Луис с 9 до 10 часов вечера — напоминание о готовящейся всеобщей забастовке, забастовке, которая должна была охватить всю огромную страну — от космополитического города Луиса до захудалого городишки Бинды, в маленьком рест-хаузе, в котором в это время ужинали поздние гости.

Они выехали сегодня из Огомошо около девяти часов утра, и Роберт не переставал превозносить за это Элинор, устроившуюся на заднем сиденье и равнодушно смотревшую в окно на чащу леса, подступавшего к дороге.

— Мы потеряли бы полдня, если бы в дорогу собиралась какая-нибудь другая дама, — шутил австралиец.

Он поправил обзорное зеркальце:

— Просто удивляюсь, какую массу времени женщины обычно тратят на «мейк ап». В этом отношении нам с вами повезло, Питер. Элинор естественна, как сама природа! Она не красит даже губы.

Петр обернулся. Художница улыбнулась ему: — Как вы себя чувствуете?

— Ваши лекарства — просто чудо, — стараясь быть как можно беззаботнее, ответил Петр. — Это была какая-нибудь лихорадка?

Он действительно чувствовал себя так, словно вчера с ним ничего и не произошло.

— Это… Художница помедлила.

— Так… чисто африканское. Гвианийцы называют это колдовством, чжу-чжу.

Они мчались по разбитой асфальтовой ленте, серпентиной вьющейся между вековых гигантских деревьев.

Кое-где чашу разрезали узкие просеки, по которым на массивных металлических опорах тянулись канаты подвесной дороги. Вагонетки, груженные углем, медленно ползли через дорогу и исчезали в просеках, откуда навстречу им плыли пустые.

— Здесь где-то шахты? — заинтересовался Петр.

— Ива Велли, — тихо ответила Элинор.

— Шахтерский район, — пояснил Роберт. — В 1949 году здесь проходило восстание.

— Я читал об этом.

Да, Петр читал о событиях в Ива Велли в досье материалов по Гвиании, скрупулезно собранном библиотечными работниками Института истории. Еще тогда ему пришло на ум сравнение расстрела в Ива Велли и в России, на Ленских приисках. Во главе рабочих Ива Велли шел Старый Симба, нынешний президент Гвиании, а в то время — просто проповедник.

• Предыдущая
• 27/68
• Следующая