Дурдом - Рясной Илья - Страница 33
- Предыдущая
- 33/42
- Следующая
Профессор выключил телевизоры и произнес:
— Будет еще время обсудить все это… К делу. Режиму нас свободный, двери запираются лишь на ночь.
— Не боитесь?
— «Настоящих буйных мало» — писал поэт. Я хорошо представляю, от каких пациентов что можно ждать. Вы были когда-нибудь в обычных психбольницах?
— Пару раз. По долгу службы, конечно.
— Это довольно точная копия следственного изолятора. В приемной вновь поступившего тщательно обыскивают. Отбирают все вещи. Потом подвергают дезинфекции. Палаты похожи на тюремные камеры. Между отделениями запирающиеся металлические двери. Нет ни одного предмета, которым можно нанести себе или другим повреждения. Даже серьги и кольца персоналу не разрешены — мало ли что. Вам бы понравилась такая жизнь?
— Вряд ли.
— Изуверство! У нас же — максимальная свобода, уют. Это не казарма и не тюрьма. Здесь проходит жизнь этих людей. И они имеют все права жить по-человечески.
— Понятно, — кивнул я, признавая в его словах некоторый резон. — Кстати, у меня привычка — держать всегда под рукой электронную записную книжку с калькулятором и игрой. Ничего?
— Я же говорил вам ранее — мои пациенты имеют право и наличные вещи… Обживайтесь, Георгий Викторович. Вам здесь понравится.
Еще бы! Такой круг общения. Махатмы, Санта-Барбара.
— Последнее, — сказал я. — Мне надо как-то поддерживать отношения с волей. Телефоном вашим пользоваться несподручно — можно вызвать подозрения. Я вам буду передавать отчеты, а в городе вас будет встречать человек.
— Не боитесь, что прочитаю?
— Они зашифрованы.
— Штирлиц в ставке Гитлера. Это по нашей кафедре, — ухмыльнулся он. — Конечно, передам. До завтра.
— До завтра…
Моя одиночная палата больше походила на гостиничный номер. Уютная, застеленная хрустящим бельем кровать, столик, два кресла, тумбочка, толстый палас, туалет с душем. Вот только двери не хлипкие гостиничные, а толстые, тяжелые. Да и окно, кажется, не высадишь.
— Устраивайтесь, — санитар был предельно вежлив. Он взбил подушку, пригладил постель. И неожиданно бросил на меня острый взор, полный — не показалось ли — злобной усмешки.
Оставшись один, я осмотрелся. Вон там, где встроенное в стену зеркало, должен скрываться объектив видеокамеры. С новосельем тебя, опер.
Ужин раздавали в столовой. Посуда, ножи и вилки — все пластмассовое. Кормили как на убой: картофельное пюрэ, вареное мясо, колбаса или ветчина — на выбор, даже фрукты.
На пациентах здесь не экономили — бывают же благодатные края. Контингент действительно был тихий. Ели молча, лишь двое мужчин о чем-то заговорщически перешептывались, бросая на всех настороженные взгляды.
Я выбрал пустующий столик. Приступив к трапезе, я услышал за спиной вежливое покашливание и оглянулся.
Там стоял низенький, в годах, с растрепанными седыми лохмами пациент. В руках он держал поднос.
— Не гоните меня, — взмолился он. — Я поем и уйду.
— Конечно, ешьте, — пригласил я его жестом присаживаться.
Он сел за мой стол и начал обреченно возить вилкой в пюрэ. Потом грустно представился:
— Самуил Анатольевич Кутель. Доктор физико-математических наук. Впрочем, кого это интересует?
— Георгий, — в ответ представился я.
— Ах, Георгий, — печально вздохнул он, присаживаясь за стол. — Вся жизнь просто обман. Что я делаю сейчас?
— Разговариваете. Едите.
— Ем? Обман. Как можно есть, не имея желудка. Да и вообще внутренностей, — еще печальней вздохнул он.
— Вам не повезло.
— Еще как. Когда я лишился внутренностей, меня почему-то поставили на учет в районном неврологическом диспансере. Эх, коновалы. Никакого понятия, — уже совсем печально вздохнул он. — Дурак-доктор вообразил, что у меня маниакально-депрессивный психоз, бред отрицания… Поняли меня только здесь. Вообще, Георгий, это хорошее место для успокоения души.
Он подхватил вилкой вареную говядину и отхватил весьма солидный для человека без внутренностей кусок.
— Но и тут все обман. Декорация, — прошептал он, приблизившись ко мне. — Витя Чулков. Мой сосед. Человечище. Глыба. Кандидат наук, химик. У него были грандиозные планы. Эликсир молодости, безвредные наркотики, генератор с коэффициентом полезного действия двести шестьдесят процентов.
Он бы все выполнил. Но тоже был жестоко обманут, — теперь уже обреченно вздохнул доктор наук.
— Как обманули?
— Заманили и обманули. Теперь его здесь нет. Работает на мафию. Обман, везде обман, — всхлипнул Кугель и жадно вцепился зубами в вареное мясо.
— Инвестиционный фонд «Нил», во весь экран оскалилась зубастая крокодилья пасть, любые вложения мы проглотим.Ваше будущее в наших руках!..
— Кто раз попробовал «Баунти» — тому уже больше не захочется ничего!..
Криминальная хроника. На экране приветливо улыбающаяся дикторша.
— Юбилейное пятидесятое уголовное дело возбуждено в отношении популярного террориста Мусы Бабаева. Проникнув на территорию военно-морской базы, он захватил дизельную подводную лодку вместе с экипажем и потребовал выхода в открытое море. Только полная профнепригодность экипажа и неумение обращаться с техникой предотвратили большую беду. Бабаев с сообщниками вплавь покинул базу. Ведется розыск…
По просьбам прогрессивной общественности и творческой интеллигенции уголовное дело в отношении одного из лидеров «Партии экономического освобождения» Валерии Стародомской прекращено за изменением обстановки — в связи с дальнейшим развитием демократичского процесса…
Убит лидер неформальной молодежной группировки сексуальных меньшинств Алексей Ванюхатин. Жертву душили сначала в ванной, а потом руками. Проводится расследование…
В Ленинградской области неизвестная бандитская группа совершила разбойное нападение с целью грабежа на бронированный фургон. Похищено двадцать восемь килограммов золота. Удивительно, но убитых нет. Проводится проверка…
Потрясающе! Еще ничего, что дикторша в одной фразе совершила три ошибки, обозначив одно деяние тремя взаимоисключающими составами — бандитизм, разбой и грабеж — спрос с них, малограмотных, небольшой. Интереснее, что опять похитили золото. И ни одного трупа. Знакомо, не правда ли?!
Нет, все-таки хорошо в сумасшедшем доме. Спокойно. Лежу, в потолок плюю. А Донатаса сейчас гоняют пинками по начальственным кабинетам и вытирают им ковры.
Пациенты смотрели телевизор с неослабевающим интересом. Многие из них были идеальными, благодарными зрителями. Они готовы были хоть сейчас бежать за «Баунти» или бросать свои сбережения в пасть нильскому крокодилу. В глазах телевизионщиков они сошли бы за венец творения цивилизации — человек, во все верящий. Правда, находились и другие — не верящие ни во что на экране, даже в часы-заставку. Поэтому и был «Панасоник» с метровым экраном скрыт за бронированным стеклом. Оно хорошо защищало от ударов руками и ногами, летящих тапочек и плевков.
Дульсинский считал, — что информационный изоляционизм вреден для больных и только усугубляет выпадение из действительности. Кроме того, его идея о неотъемлемых правах пациентов включала и право на телевизор. Правда, был целый этаж «эфирных отказников», на которых телевизор действовал подобно ядерному реактору без защитного кожуха, высокоскоростным миксером взбалтывая и без того взболтанное сознание. Мне казалось, что и на моих соседей ящик действует далеко не лучшим образом, но профессору виднее.
Я лениво потянулся и поднялся с кресла. Досматривать программу не хотелось. Вообще ничего не хотелось. «А у психов жизнь, так бы жил любой — хочешь спать ложись, а хочешь песни пой», вспомнилась песенка Галича. А еще у этого автора есть такие слова: «Отдохни здесь с денек как в доме отдыха». Кстати, и профессор советовал то же самое. Я и отдыхал. Правда, были некоторые неудобства. Из меня высасывали кровь, меня просвечивали рентгеном, меня облепляли проводами для снятия электрокардиограм мы, и, наконец, мне задавали множество вопросов. Постепенно выяснялось, что по состоянию здоровья я пригоден для зачисления в отряд космонавтов, вот только мучает шейный остеохондроз. Подозрений в своей нормальности я, только бы не сглазить, не вызывал. Дульсинский сказал персоналу, что я нахожусь здесь по просьбе одного из главных спонсоров и имею право на то, чтобы меня обслуживал сам профессор.
- Предыдущая
- 33/42
- Следующая
