Мемуары. События и люди 1878-1918 - Вильгельм IІ - Страница 12

• Предыдущая
• 12/54
• Следующая

Ашер проболтался и убедительно доказал, кто действительно является виновником мировой войны.Подлинная причина войны   заключенный весной 1897 года и направленный против Германии договор, называемый иногда «gentleman's agreement», договор, являвшийся основой и исходным пунктом враждебной Германии политики, систематически разрабатывавшейся странами Антанты в течение 17 лет. Когда им удалось привлечь на свою сторону Россию и Японию, они, инсценировав убийство в сербском Сараеве, подожгли фитиль в заранее наполненной порохом бочке, начав, таким образом, войну.

Сообщения профессора Ашера являются также полным опровержением утверждений, что отдельные военные действия Германии во время мировой войны (как, например, случай с «Лузитанией», обострение подводной войны и т. д.) вызвали участие в войне Соединенных Штатов. Все это совершенно неверно. Недавно появившаяся прекрасная книга Джона Кеннета Турнера (John Kenneth Turner) под названием «Shall it be again» на основании убедительных и исчерпывающих материалов доказывает, что причины и цели войны в действительности не были теми, какие выдвинул Вильсон. Америка, а точнее   президент Вильсон, с самого начала, во всяком случае уже с 1915 года, решил выступить против Германии. Он сделал это под предлогом подводной войны, а на самом деле   под влиянием могущественных финансовых кругов и по настойчивым требованиям своего партнера   Франции, человеческие ресурсы которой все больше истощались. Америка не хотела оставить ослабленную Францию одну рядом с Англией, аннексионистские аппетиты которой в отношении Кале, Дюнкерка и т. д. были ей хорошо известны.

Роковым для Германии был тот факт (об этом следует здесь вскользь упомянуть), что наше ведомство иностранных дел не сумело противопоставить английской политике окружения и хитростям России и Франции равного по достоинству дипломатического искусства... Это было отчасти следствием того, что при князе Бисмарке сотрудники Министерства иностранных дел в сущности не получили хорошей школы, и когда после ухода князя и графа Герберта исчез все подавлявший дух Бисмарка, то оказалось, что они не доросли до самостоятельного ведения внешней политики.

В Германии, однако, вообще трудно воспитать хороших молодых дипломатов. Ибо наш народ не одарен дипломатическими талантами, которые блестяще проявились лишь в отдельных гениях, как, например, Фридрих Великий и Бисмарк. Частая смена в течение этих лет статс-секретарей также неблагоприятно отражалась на ведомстве иностранных дел. Все канцлеры, по примеру Бисмарка, удерживали за собой влияние на Министерство иностранных дел и выдвигали своих статс-секретарей, руководителей иностранной политики. Я считался в этом отношении с предложениями рейхсканцлеров, так как признавал за ними право самим избирать своих главных сотрудников в области иностранной политики. Связанная с этим частая смена не могла способствовать преемственности в политике и приносила большой вред. В ведомстве иностранных дел неизменно царил принцип «только никаких неприятных столкновений с другими державами» или «только без всяких историй», как сказал один французский генерал какому-то кружку заговорщиков, о которых ему донесли, что они собираются поднять мятеж. Один из статс-секретарей однажды во время доклада, когда я указал ему на затруднительное положение в одном вопросе внешней политики, сказал мне: это необходимо уладить. Министерство иностранных дел, прежде всего, имеет в виду один принцип: «Только спокойствие». Только этим принципом можно объяснить ответ, данный германским представителем в южно-американской республике одному немецкому купцу, просившему у него помощи и защиты, после того как у него разграбили лавки и расхитили его имущество: «Ах, оставьте же меня в покое с этими вещами. Мы только что завязали с республикой хорошие отношения, которые от нашего заступничества за вас могут только испортиться». Незачем и упоминать о том, что, как только я узнавал о подобном взгляде какого-то чиновника на дело, я тотчас же смещал с должности виновного.

Министерство иностранных дел и в народе, и в армии пользовалось общей нелюбовью. При всех канцлерах я неоднократно говорил о необходимости коренных реформ. Но это было тщетно. Всякий новый канцлер, особенно, если он сам раньше не служил по иностранному ведомству, нуждался в Министерстве иностранных дел прежде всего для того, чтобы войти в курс международной политики. Это, конечно, требовало времени. Когда же он, наконец, осваивался в этой области, то считал себя связанным благодарностью к осведомлявшим его лицам. Перегруженный другими работами и не зная хорошо персонала, он боялся предпринимать решительные перемены, тем более что, как ему казалось, он все еще нуждался в совете «осведомленных» лиц.

Но вернемся снова к Циндао. Тут все было приспособлено для оживления торговли и промышленности и все делалось сообща с китайцами. Над таможней в Циндао развевался и флаг Китайской империи. Город так быстро развивался, что в последние годы перед войной он стоял на шестом месте среди всех китайских торговых городов   сразу после Тяньзиня. Циндао был цветущей германской торговой колонией; китайцы ее ценили, восхищались ею. В противоположность морским базам России и Англии   чисто военным, основанным с целью подавления и завоевания, там работало много китайцев. Это был своего рода склад образцов проявления немецкого гения и продуктов немецкого труда, давших туземному населению большой выбор товаров и вызвавших соревнование среди китайцев, до тех пор не знавших Германии, ее мастерства и фабрикатов.

Быстрый расцвет Циндао как торгового порта возбудил зависть японцев и англичан. Убегая от жары Гонконга, Кантона и Шанхая, последние толпами приезжали туда со своими семьями, наслаждаясь прекрасным морским берегом, прохладным воздухом и великолепным приморским отелем этой колонии и предаваясь лаун-теннису и другим видам спорта. Из зависти Англия в 1914 году потребовала, чтобы Япония забрала Циндао, хотя фактически этот город принадлежал Китаю. Япония сделала это с радостью, обещая вернуть город Китаю. Передача последовала, однако, после долгих настояний лишь в начале 1922 году, хотя Япония договорилась с Америкой, что не предпримет никаких территориальных изменений в Китае, не посоветовавшись предварительно с Вашингтоном.

Таким образом, большое гуманитарное германское начинание за границей, которое явилось образцом того, как цивилизованная страна может показать другой нации преимущества своей культуры, погибло из-за английской зависти и конкуренции. Когда-нибудь, когда то же самое случится с Гонконгом, Англия в этом раскается и будет горько упрекать себя в том, что она изменила своему старому принципу, который всегда был могущественным фактором ее успехов,   незыблемый союз белых народов против цветных рас. Когда Япония осуществит свой лозунг «Азия для азиатов» и подчинит своему влиянию Китай и Индию, тогда Англия будет запоздало оглядываться в сторону Германии и ее флота.

По поводу «желтой опасности» впоследствии, после русско-японской войны, у меня при встрече с русским царем произошел следующий разговор. Царь, находясь тогда явно под впечатлением все растущего японского могущества и вытекавшей отсюда опасности для России и Европы, спросил мое мнение по этому поводу. Я ему ответил: «Если русские причисляют себя к культурным государствам Европы, то они должны быть готовы взять на себя защиту последней и бороться вместе с ней за свое существование и свою культуру, а вместе с тем и за существование и культуру всей Европы. Если же русские чувствуют себя азиатами, то пусть они соединятся с «желтой опасностью» и вместе с ней набросятся на Европу». Соответственно с этим царь и должен организовать защиту своей страны и свою армию. На вопрос царя, что, по моему мнению, сделают русские, я ответил: «Второе». Царь очень рассердился и захотел тотчас же знать, на каких фактах я основываю свое заключение. Мой ответ гласил: «На том факте, что строится железная дорога, и что русские войска стягиваются к прусско-австрийской границе».

• Предыдущая
• 12/54
• Следующая