Кровавое дело - де Монтепен Ксавье - Страница 44

• Предыдущая
• 44/157
• Следующая

В одну минуту все вспыхнуло. Он отошел от камина только тогда, когда вполне уверился, что все бумаги превратились в пепел.

Тогда он сменил белье, оделся как следует, вычистил свой костюм, открыл кожаный сак, взял оттуда несколько тысячефранковых билетов, положил в бумажник с квитанцией марсельского банкира и завещанием Жака и опустил бумажник в боковой карман пальто.

Заперев сак, Пароли спрятал его в тюфяк на постели, предварительно подпоротый, затем взял шляпу и спустился вниз.

— Приготовьте счет, — сказал он жене консьержа, — я теперь ухожу, но скоро вернусь.

— Все готово, monsieur Пароли, он уже давно у меня в ящике.

— Прибавьте, сколько следует с меня до ближайшего срока, и предупредите хозяина, что я съезжаю.

— Он живет в конце улицы, я сейчас к нему схожу.

— Я же пойду завтракать, а вернувшись, расплачусь.

Итальянец ушел, а через час вернулся.

Анджело заплатил старый долг и к тремстам шестидесяти двум франкам пятидесяти сантимам, приходившимся на долю хозяина, прибавил десять франков в награду жене консьержа.

— Когда вы выедете, сударь?

— Мои сборы не долги, я возьму с собой только чемодан…

— А мебель?

— Вы называете эту рухлядь мебелью из простой вежливости. Я вам ее дарю, голубушка; с этой минуты она ваша, и можете ею располагать по своему усмотрению.

Жена консьержа тотчас же сообразила, что от продажи старой мебели она выручит два луидора, и рассыпалась в благодарностях от избытка чувств, прибавив даже растроганным голосом:

— Какая досада, что вы от нас выезжаете! Такой прекрасный жилец!

Итальянец не мог удержаться от улыбки.

— Аккуратный плательщик, не правда ли? Что делать! Моя новая должность не позволяет мне оставаться в Париже.

— Но мы еще увидимся?

— Да, сегодня вечером.

— Так до свидания, monsieur Пароли.

А между тем на станции Лионской железной дороги допрос шел своим чередом. Допросили всех служащих поезда. Выслушали и контролеров, отбиравших билеты у выхода, но никто не мог дать ни малейшего указания на личность убийцы.

Инспектор дороги был в свою очередь подвергнут допросу, но и он ничего не мог сообщить, зная только то, что было передано ему по приходе поезда.

— Вы не допрашивали никого из пассажиров? — обратился к нему начальник сыскной полиции.

— Извините меня, сударь, — возразил тот, — несколько человек, занимавших второй класс, соседний с тем, где был труп, замешкались на платформе. Я и стал расспрашивать их.

— Ну и что же?

— Они уверяют, что не слышали ни шума, ни крика — ничего. Между ними находился один человек, отвратительные манеры которого и резкое простонародное наречие поразили меня. Его цинизм в присутствии мертвеца показался мне возмутительным, так что я принужден был указать ему на неприличное поведение.

— А! — проговорил начальник сыскной полиции, с особенным вниманием выслушав инспектора. — Этот человек держал себя странно и показался вам подозрительным?

— Он показался мне скорее нахальным и неприличным, чем подозрительным. У меня не было никаких оснований подозревать его.

— Можете вы описать приметы этого человека?

— Могу, во всяком случае, сказать вам его имя.

Следователь сильно удивился.

— Его имя? Но каким образом оно может быть вам известно?

— Когда я сделал ему замечание, он встал в нахальную позу, сделал дерзкое лицо и насмешливо крикнул: «Уж не принимаете ли вы меня, чего доброго, за убийцу вашей мумии? Это вам не удастся! Меня зовут Оскар Риго, и меня все знают!»

— Все это кажется мне довольно странным, — задумчиво проговорил начальник сыскной полиции. — Что за нужда была этому пассажиру кричать свое имя в ответ на весьма уместное и справедливое замечание господина инспектора? Мне думается, что все это очень похоже на браваду и сделано лишь с целью отвратить подозрение. А впрочем, ничего еще не доказывает, что он сказал настоящее имя.

— Противное кажется мне гораздо более вероятным, — продолжал судебный следователь. — Тем не менее я запишу на всякий случай. Самые закоренелые преступники бывают подчас неосторожны. Потрудитесь припомнить наружность Оскара Риго, господин инспектор, и описать ее нам по возможности подробно.

— Я был сильно озабочен в ту минуту и, признаюсь, посмотрел на него без особенного внимания. Тем не менее могу утвердительно сказать, что он жгучий брюнет, а лицо загорелое, смуглое и с тем бронзовым оттенком, который бывает у людей, долго живших под знойными лучами южного солнца.

— Велик он ростом или мал?

— Среднего роста, насколько я успел заметить.

— Как одет?

— В теплом пальто и низенькой мягкой шляпе… больше я ничего не могу сказать.

— Надеюсь, что этого достаточно.

К начальнику сыскной полиции подошел Казнев и что-то тихо сказал ему.

Последний в свою очередь подошел к барону де Родилю и сказал:

— Mademoiselle Сесиль Бернье здесь.

Анжель, сидевшая в одном из уголков комнаты с мрачным лицом и низко опущенной головой, не пропустила ни слова из всего, что говорилось.

Услышав имя Сесиль, она встала порывистым движением и сделала шага два вперед. Все взгляды обратились на нее.

— Нельзя ли мне уйти? — проговорила она взволнованным голосом.

— Я попрошу вас подождать еще несколько минут, сударыня, — ответил судебный следователь.

Красавица Анжель нахмурилась и осталась стоять.

— Введите Сесиль Бернье, — приказал товарищ прокурора.

Светляк вышел на платформу и через минуту вернулся в сопровождении молодой девушки.

Все присутствующие, пользуясь его минутным отсутствием, сгруппировались и стали так, что совершенно заслонили носилки, на которых покоились бренные останки Жака Бернье.

Войдя в комнату, Сесиль почувствовала, что ею овладел ужас, и она, дрожа, остановилась на пороге.

Не отличаясь такой поразительной, возбуждающей красотой, как Анжель, Сесиль тем не менее была очень хороша. Все заметили это, несмотря на трагическую мрачность момента.

Особенно был поражен красотой девушки товарищ прокурора, изящный барон де Родиль.

Барон сделал несколько шагов навстречу Сесиль, поклонился и спросил:

— Вас зовут Сесиль Бернье?

Этот вопрос привел ее в себя.

— Да, сударь, — с лихорадочной живостью ответила она. — Господин, который приехал за мною, уже задавал мне этот вопрос. Мой отец стал жертвой несчастного случая, я уже знаю это. Но теперь, прошу вас, сударь, не оставляйте меня дольше в убийственной неизвестности. Где отец? Что с ним случилось? Я хочу его видеть!

— Действительно, mademoiselle, ваш отец был жертвой несчастного случая, — ответил Фернан де Родиль. — Случай этот серьезный, очень даже серьезный. Вам надо призвать на помощь все свое мужество, все самообладание…

Он остановился, не зная, что еще сказать.

Крупные капли холодного пота выступили на лбу Сесиль.

Слова товарища прокурора не успокоили ее, а, напротив, тон, которым они были произнесены, только увеличил тревогу. Зловещая, внезапная мысль быстро промелькнула в ее хорошенькой головке. До этой минуты Сесиль допускала только возможность более или менее опасного ранения. Теперь же она вдруг поняла, что речь идет о чем-то более серьезном.

Конвульсивная дрожь пробежала по ее телу; она пошатнулась и протянула вперед беспомощные руки, ища опору.

— О, — проговорила она со стоном, — мой отец, наверное, умер!

Зловещее молчание было ей ответом.

— Умер! — повторила она. — Мой отец умер! О, Господи, Господи! Мой бедный отец! Он так глубоко, так сильно любил меня! И умер, даже не простившись? Где же он? Я хочу его видеть! Я поверю тогда только, когда увижу, что отец не проснется от звука моего голоса!

Сесиль задыхалась. Она рыдала, ломая античные руки. Она была искренна и не играла комедии.

• Предыдущая
• 44/157
• Следующая